×

Внимание

Форум находится в режиме только для чтения.

Бывальщины Сибирского казачества.

Больше
07 дек 2016 06:44 - 07 дек 2016 06:51 #36541 от аиртавич
НАКАНУНЕ
Война с Японией сильно коснулась Сибирского казачьего войска. Из Первого (Кокчетавского) отдела воевали два льготных полка второй №4 и третьей очереди №7 – славные аиртавичи, аканичи, арыкцы, зерендинцы, имантавцы, кокчетавцы, котурцы, лобановцы, челкарцы, щучинцы, якшинцы… Меня интересуют пружины, толкнувшие нас на Восток, и почему родственные имперские дворы Англии, Германии, Австро-Венгрии и России не смогли договориться меж собой ни в 1904-м, ни в 1914 году? Попробую рассуждать…
***
Встреча двух сановных родственников, властвующих на континентальной Европе, состоялась в русском Ревеле. После приличествующих процедур, пальбы и гвардейских шпалер, театральных поз под вспышки фотографических аппаратов оба императора уединились в курительной комнате. Кузен Вилли (Вильгельм II) и кузен Ники (Николай II) были осведомлёны о расстановке на доске мировой политики, где ведущие фигуры имели свои интересы и позиции, вбивали их в «обязаловку» договоров и пактов. Гарантиями подписей и печатей выступали тяжкие осадки броненосных флотов и грозная поступь пехоты. XX век не думал расставаться со старым правилом: хочешь мира – готовься к войне.
В преамбуле стоит ещё заметить, что Берлинский конгресс 1878 года застолбил пределы территориальных аппетитов русского медведя. Западные дипломаты, в отличие от военных, сумели шибко причесать мишку против шерсти. За столом переговоров (порой - и под столом) «железный» канцлер Бисмарк вчистую переиграл «бархатного» канцлера Горчакова. От выгодного Сан-Стефанского мирного договора после победы над турками русским на конгрессе оставили крошки. Действовали простецки. «Шахматы» отложили – слишком мудрёно, сыграли в «подкидного» дурочкА. Банковали Германия, Англия и Франция. Россия только «сдавала». Поняв конфуз, батюшка нынешнего царя тут же отправил половину своего МИДа во главе с Горчаковым в отставку.
Но то было двадцать с лишком лет назад. Обиженный обманом колосс набрал силу. Его мощь демонстрировали калибры палубной артиллерии стоящих под парАми русских дредноутов в Свеаборге, Гельсингфорсе, Гётеборге, а также береговых батарей Моозунда, Кронштадта, других мысов и островов. А ведь шведские порты – самое близкое предполье крепости под названием Европа. Балтийское море превратилось во внутреннее для Российской империи, что вызывало ледяной сквозняк во взглядах английских адмиралов. Германии тоже сильно дуло в ухо при каждом выходе кораблей с гюйсами под косым андреевским крестом. Их дымы на траверзах Ростока, Киля, Вильгельмсхадена затягивали безмятежный горизонт немецкого спокойствия. И в Париже беспокойно ворочались при громах учебных стрельб русского флота ввиду Ла-Манша.
«Окно» в Европу С-Петербург к концу XIX века сделал для себя широкими воротами, и многие понимали, что любая со стороны европейцев попытка их припереть, вызовет сильнейший удар русским сапогом, от которого полетят засовы и шпингалеты. Как бы не мнили себя высокомерные бритты, но суммарный дедвейд всех этих «Ослябей», «Пересветов», «Изумрудов», «Светлан», «Варягов»* из могучих броненосных отрядов впечатлял сильнее пыльных традиций. Народы чаще видели брейд-вымпелы русских адмиралов, нежели своих. О мобилизационных ресурсах русской Армии догадывались все дворы, а исторические визиты её в Берлин, Париж, Вену и прочие «незыблемые» Брауншвейги помнились отчётливо.
Безусловно, всё это Вильгельму следовало учитывать, и он учитывал. Хотя придерживался невысокого мнения о своём венценосном кузене и сейчас рассчитывал выиграть «партию», назначенную в данном визите. Он полагал себя прозорливее, умнее царя. К чувствам естественного меж монархами соперничества подмешивалась неутолённая зависть немецкого кайзера, а это мешало объективным оценкам. Впрочем, для Вильгельма недостаток простителен, ибо сим недугом страдало большинство монарших европейских особ.
Зависть к русским варварам, к которым слЕпо, не замечая истинных достоинств других наций, благоволит Провидение, была всеобщей. Однако о милости высших сил по отношению к России «ведущие державы» предпочитали не сильно распространяться. Зато хорошим тоном считалось посудачить о невероятном, просто-таки бешеном фарте бородатых унтерменшей, которые, словно в преферанс, выигрывали сражения и войны, дурным везением сколотили себе государство, с «цивилизованным» понятием о границах несовместимого. Кровь и пот подданных России, блистательные имена её первопроходцев, полководцев и флотоводцев, великие труды и помыслы, начало которым положено в Киевской Руси, Великом Новгороде, Московии, - эти факты истории европейцы объясняли случайностями, капризами фатума, но никак не свойствами русского национального характера. Вильгельм, как истый европеец, не чуждался сих убеждений, упрямству которых следовало бы позавидовать, а глупости их – удивиться. Николая, расположившегося напротив с обязательной папиросой, он всегда воспринимал баловнем судьбы, которому выпала в руки совершенно несправедливая власть над случайно сколоченной империей. Только не скажешь же об этом откровенно. Не скажешь… А мысль сидела, точила, подмывала на дерзости.
- Ах, Ники, - Вильгельм решился начать главную партию, - завидую тебе. Видит Бог, искренне рад за тебя.
И когда увидел в синем взгляде царя некоторое удивление и вопрос, пояснил после паузы, вызванной тем, что Николай использовал вторую спичку, раскуривая табак:
- России сейчас нужны десятилетия, чтобы сделать свой европейский фасад достойным её величия. Это есть очень хороший труд для её кесаря. Да! Мирная созидательная работа. Вопрос только в деньгах, материалах, искусстве зодчих. Никаких военных отвлечений и опасностей – вот что фундаментально! В отличие от тебя, я имею много беспокойств и не могу уделять столько внимания благополучию моего народа. Эти галльские петухи на французском насесте… Эти претензии на исключительность Туманного Альбиона… Это постоянное битьё посуды в цыганском таборе, именуемом Австро-Венгрией… Поневоле приходится держаться настороже. Могу ли я рассчитывать на тебя, на поддержку своего брата? Скажи, Ники!
- Вилли, я мало похож на менестреля, а ты ещё меньше, извини, на его подругу, чтобы при каждой встрече клясться во взаимной любви, - у Николая отсутствовало желание выглядеть обстоятельным. Этот увёртливый пруссак, очевидно, желает в личном разговоре подтвердить шифровки своего посла в Санкт-Петербурге и донесения германской имперской разведки**, - Германия может спокойно повернуться к нам спиной, чтобы заниматься с другими соседями. Я намерен, кроме оформления фасада, как ты удачно выразился, заняться своим задним двором. Мой дед успел до мученической смерти своей присовокупить к телу империи Среднюю Азию, Кавказские места…. Там много работы. Есть ещё Дальний Восток. Скажу больше: мои мысли и труды – за Уралом и далее, к Тихому океану.
Вильгельм понял, что рубикон беседы пройден. Он услышал важные для немцев заверения. Почему не позволить себе и ложку вестфальского дёгтя в бочку башкирского мёда?
- Но ведь там – Япония, Ники, а наш британский кузен Георг не успевает исполнять её военные заказы. Пушечные дворы и верфи Англии забиты ими под завязку. Вообрази: он печатает им лоции дальневосточных проливов и карты в масштабе командира дивизии!- осклабился кайзер, кончики его вздёрнутых усов смешно загнулись к носу, - уж не желаешь ли ты отомстить за свой шрам от меча самурая?***
- Если нечто подобное и случится, пусть это станет каверзным сочетанием полезного с приятным, - съязвил царь, давая тем самым кузену прочувствовать казарменную прямоту его подтекста.
Но тот пропустил иронию. Вильгельм внутренне вздрогнул от услышанного. Значит, правда. Значит, Россия готовится к демонстрации силы далеко-далеко. Ради одной этой вести стоило тащиться в Ревель. Теперь не придётся тратить марки на подкуп русских министров и генералов. А это, о, майн готт, большие деньги! Сведения получены от самого российского самодержца. В Европе у Германии развязаны руки!
- Ещё минутку, Ники, - германский император на правах старшего брата совсем по-свойски здоровой рукой взял русского императора за пуговицу на кителе, - японцы, безусловно, не мои друзья в политике. Да! Но есть бритты. Мне докладывают, что русские солдаты видят их лисьи уши за глиняными стенами Ургенча, за барханами иранских пустынь, на перевалах Небесных Гор (Тянь-Шань). Англия давно ведёт большую восточную игру и, конечно, наша венценосная родня в Лондоне трясётся над самым большим алмазом в собственной короне. Догадываешься? Кроме Индии их влечёт Персия, Афганистан… И – Япония. Прости, что повторяюсь, не улыбайся моей настойчивости, но мне многое известно из их намерений, я об этом хочу предупредить…
Стоя вблизи, кайзер будто бы с душевным участием вглядывался в лицо Николая II, на самом деле в очередной раз поражался удивительному сходству его с лицом британского короля Георга V. Тоже родственника, тоже игрока на мировой доске. Оба, словно сговорившись, подчёркивали сходство. Те же пышные усы у обоих, те же аккуратно стриженные по одному фасону бороды. Поставь рядом, одинаковых по росту, стати – чисто близнецы. Это – пусть! От этого не есть плохо. Плохо для Германии от того, когда политика Англии и России начнёт согласовываться до похожести их монархов. Доннер веттер! (немецкое ругательство). Вильгельм сморгнул лишний раз, чтобы отделаться от наваждения.
- Предупредить о чём? - Николай сделал попытку освободить пуговицу и отодвинуться. Раздражал не сам жест, чрезмерно фамильярный, не поучения и упрямство, с которым гнул свою линию кайзер - царь терпеть не мог дурного парфюма от кого бы то ни было. А ещё тяготил прямой взгляд тевтонца, воинственные кайзеровские усы, бритый подбородок с продольной ямочкой. Вовсе добивал запах закуски изо рта…
- Навстречу Англии мы можем выйти вместе, - Вильгельм хоть и замечал некоторое раздражение у Николая, решил завершать беседу «строго и жучковато», как выражался о насаждение солдатской дисциплины боготворивший пруссаков русский император Павел, - Россия и Германия. Или, если угодно: Германия и Россия. Я могу шевельнуться дивизиями у ветряных мельниц Фламандии, у виноградников Франции, потравить моими рейтарами, якобы по ошибке, бельгийскую пшеницу… Это остудит азиатский пыл Вестминстера и Адмиралтейства. Поверь, Ники, на острове всегда нервничают, если мы приходим в движение, и они сбегутся от твоего «заднего двора» к моим границам…
- Хорошо, - Николай нестерпимо желал избавиться от разговора, мировые заботы осточертели, остро хотелось к семье, на «Штандарт» (царская яхта), и чтобы не выглядеть равнодушно, предложил, - пусть об этом поговорят наши начальники Генштабов, в МИДах… Многоножку, которую ты представил, следует научить ходить правильно, не так ли?
На прощальном променаде кайзер продолжал настойчиво продавливать свой «политИк», крепить её обещаниями царя, который ради примитивного желания убежать от собеседника готов был, кажется, на многое. А ведь на встречах такого ранга крайне важны эти самые «разговоры у порога», подальше от стенографии и досужих ушей вездесущих разведок. Мнения в эти минуты максимально откровенны, прямота почти безыскусна и если достигаются договорённости, то они бывают крепче вписанных в пронумерованные страницы секретных протоколов. Потому что устным «обещаниям напоследок» сопутствует некий рыцарский флёр древнего благородства: умри, но исполни слово монарха! Вильгельм расставался довольным. Он заручился заверениями «кузена Ники» в таком количестве, что теперь на любое движение России в невыгодную для Германии сторону мог депешировать по дипканалам и даже телеграфировать обидным прямым текстом: Ники, ты же обещал! немедленно исправься!
Он мог взыскивать! Строго и жучковато…
…Небольшое продолжение темы. На счастье либо несчастье – вспомним сакраментальное: «история не знает сослагательных наклонений» - военный и политический союз с Германией тогда у России не получился. Ряд историков полагают это серьёзной ошибкой царя. В результате Англии и её союзникам ничто не помешало вооружить Японию, а та дала нам прикурить. Чтобы как-то исправить конфузное положение, в июле 1905 года, когда война была проиграна, что де-юре подтвердил в сентябре Портсмутский мир, русский государь назначил кайзеру рандеву на острове Бьёрке. На этой полуофициальной, почти семейной встрече Вильгельм выглядел с виду разочарованным, но довольным внутри – медведю врезали по носу. Кайзер показывал себя обманутым в надеждах и оттого печальным наставником: где твои маньчжурские армии, Ники, где три океанские эскадры? Разгромлены, потоплены, в стране бунт… Почему не слушаешь старших? Хотя не сказал об этом вслух.
Николай, угадывая умолчания собеседника, в отличие от ревельской встречи терпел, поди, и пуговицы, и запахи, и усы, и ямочки кузена Вилли: войну-то профукал… В итоге царь и кайзер подписали Бьёркский договор. Французские газеты вышли с заголовками: «В Европе состоялся полный переворот всех союзов». В договоре скрежетал пункт: «В случае, если одна из империй подвергнется нападению…союзница придёт ей на помощь». Однако похожее предусматривал и…франко-русский союз. Война в Европе, действительно, делалась бессмысленной, поскольку все оказались в плену двухсторонних обязательств. Патовая ситуация! Возможно, это и было достижением, пусть даже и слегка нелепым.
Но когда царь вернулся с рандеву на острове, его взяли в оборот министр иностранных дел граф Ламсдорф, премьер Витте, великий князь Александр Михайлович и прочие франкофилы. Кричали: у кого деньги занимать, если с Парижем поссоримся? Уболтали… Чем кончилось? Франция приглашение к Бьёркскому договору (оно специально для неё было сформулировано в пункте 4) игнорировала. А Россия? У нас – новые странности. Договор, подписанный самодержцем, Россия не ратифицировала. Хвост опять вильнул собакой… Вильгельм II писал «мы подали друг другу руки и дали свои подписи перед Богом», как же так? Николай отмолчался и кайзер обиделся. Началось охлаждение двухсторонних отношений.
В августе 1907 г. Россия заключает соглашение с Англией, которая видела в Германии злейшего врага и получала взаимность от «колбасников». С Англией, которая прямо-таки вспотела и запыхалась, помогая Японии топить русский флот, громить маньчжурские армии. Очень «умно» и «тонко» со стороны русской дипломатии и политиков! Оторвать Россию от Антанты и сблизить с Германией могло Потсдамское Соглашение от 6 августа 1911 г. Между прочим, немцы признавали Иран зоной русских интересов, что, естественно, взбесило Великобританию. Увы, и эта попытка союзничества с Германской империей оказалась неудачной. Через три года грохнула мировая война, где немцы и русские уже стреляли друг в друга. Тем не менее, летом 1915 года Вильгельм через общего родственника – датского короля Христиана X предлагал России переговоры, но получил отказ. Царь находился под прессом лоббистов Запада, распутинщины, семейных неурядиц, лже-патриотов, что, видимо, парализовало его и без того не сильную волю и способности монарха. Но начальные трещины не только на облицовке, но и в устоях империи, повлекла русско-японская война и связанная с нею первая русская революция. С «заднего двора» так дунуло, что не один фасад хрястнул. А там – пошло-поехало…


*названия броненосцев и новейших крейсеров русского флота.
** тогда по всем каналам немцы прокачивали вероятность русско-японской войны.
*** во время путешествия Николай, будучи цесаревичем, был ранен японским фанатиком.
Последнее редактирование: 07 дек 2016 06:51 от аиртавич. Причина: ошибка
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik
Больше
08 дек 2016 05:15 #36549 от аиртавич
Упал и упал…
Душевно сидим. На дворе – кануны Новогодья. В доме тепло. Тятя, братка меньшой и я, гость из Кокчетава. На субботу, в баньку попариться приехамши. Мама придёт попозже. У нас ещё литр «Экстры», уезжать мне завтра, расслабились. Людмила, сноха, варит пелемени. Слыхать, как они мёрзло гремят из холщового мешочка в кастрюлю с кипятком. Сейчас такой духман хлынет…
Мы чинно разминаемся под грузди с пелюстками. Крякнув, Николай Андреевич обращает внимание сыновей на несомненные достоинства напитка редкостным комплиментом: не хужее ранешной «белоголовки»! (водка «Московская» с картонной пробочкой, залитой белым сургучом). Никто нам не перечит, ибо Суворовым сказано, а тятей неоднократно заповедано: опосля бани портянки продай, но стопку выпей! А тут за столом – два артиллериста, сапёр. Обычаи чтим. Они, поди, как и уставы, кровью писаны.
Вдруг племяш Андрейка кричит от окошка – оно на улицу выходит, а он в пятно оттаявшее долгонько глядел:
- Есть! Ёбн…ся!
- Кто? – спрашиваем в один голос с браткой.
- Дяя Миська! Он сёл, сёл и.., - резко сбавляет громкость племяш, сам внимательно в пол уставился.
Видим сами. На улице хмарно, тащит понизу, в сугробе фигуру в партере раскорячило. Если не встанет, надо будет выйти, на шасси поставить. И тут до нас доходит, чего парнишка выкрикнул, давимся от смеха, отэ-то выдал! А Людмила уже рядом:
- Сынок, а ты как сказал сейчас, а?
- Ну…упал…там, - зыркает по обоям смородинками глазёнок казачок лет пяти. В чём проблемы, не догоню? Отец вон, дядя убедились, не вру… Смещает акценты малец, ох и дошлый…
- Не, повтори как сказал первый раз. Есть! А дальше? – допытывается мать.
Но парень момент прочухал окончательно. Закрылся. Теперь никто не заставит признаться. Порода такая. Знаю.
- А что случилось, Люд? – кидаюсь на выручку младой родной крови.
Сноха на ухо шепчет брату то слово. Санька делает изумлённый вид: да ну?! На меня машет: потом скажу. Впрочем, какие тайны? У нас же тятя рядом – тут же транслирует по громкой связи глагол, только что звучно использованный внуком. Андрейка на деда глянул исподлобья и – боком из горницы: вы тут, дескать, повспоминайте, а мне - недосуг, делов куча…
Тятя со снохой открыли педагогический диспут: вредно или не вредно ребёнку оперировать такими выражениями? Мы с браткой заявляем нейтралитет, на цыпках валим покурить у плиты. Заодно просмеяться.
Интересно! Меня зовёт дядя Варева. Валера – не по силам ему. А матерок скользнул без запинки. С прочувственным смыслом. Азартно. Эмоции помогли? Дядьку, видимо, он «вёл» заинтересованно, не хуже авиадиспетчера следил за мишкиной ныряющей глиссадой, пока та не уткнулась в перемёт. Тогда и воскликнул на тот момент самое подходящее. Натура выдохнула! Тут пелемени закипели, сноха нас турнула, чтоб не толклись под боком. Эпизод забылся, а сегодня вспомнилось что-то…
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, 1960
Больше
08 дек 2016 09:47 - 16 фев 2023 05:29 #36551 от аиртавич
Оркестр
По омской улице вышагивал духовой оркестр пожарной команды. Маняшу ошеломило всё: звуки, блеск и мерная хода принаряженных в одинаковую робу музыкантов. Она просто не могла оторвать глаз от низкого, тучного тамбумажора. Тот двигался впереди, краснолицый, со свирепыми глазами, развевающимися по ветру необыкновенными бакенбардами и усами а ля Николай I. Он вскидывал слегка вбок и кверху в такт поступи оркестра увитую лентами штангу, звенящую нарядными подвесками триангелей, потом ловко передерживал её внизу в положение «у пояса», будто давая миг для ликующего удара литавр. Дзынь!
Затем штанга вновь яростно, как выпад штыком, подбрасывалась к небесам, выше сияющих касок, начищенных сильней солнца, триангели опять рассыпались хрустальными звуками, но ленты уже обрушивались, летели вниз. Бум!
И дрожало внутри от могучего барабана, закладывалось в ушах от пронзительной флейты и печальных валторнов, погудывало в голове от рявкающих басов максимус-тубы и вздымался дух от мужественной партии серебряных труб… Квартальный надзиратель под такты марша вдруг сделал саблей «под высь!», артель работных, на всяк случай, крестилась на собор широко и истово, да и чинные прохожие останавливались, пропуская мимо торжественное шествие одухотворённых людей...
- Ты чего? – отец нагнулся к плачущей Маняше, царапнув щёку широким галуном вахмистра, неловко прижал к себе, успокаивая и утешая.
А что сказать-то? Оркестр - её первое в жизни сверкающее и шумящее чудо, уже далеко и не вернётся. Теперь как поведать подружкам в станице о радостном восторге, как обрисовать словами это краткое, но такое восхитительное приключение?
Последнее редактирование: 16 фев 2023 05:29 от аиртавич.
Спасибо сказали: bgleo, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная, 1960
Больше
13 дек 2016 13:54 #36619 от аиртавич
Оборони, сынок…
Первый Ермака Тимофеева Сибирский казачий полк походными колоннами двигался в сторону Ардагана. Шли спешно, вплоть до сумерек, которые здесь падают внезапно, оттого затемно батовали коней у места приготовленного бивуака. Уже бы и укладываться – шумнуло боевое охранение сбоку ущелья. К третьей сотне прибился обоз. Бегут от турок, курдов. Сплошь армяне: старики, дети, женщины почтенного возраста, молодых прячут. К сотенному обратились старцы, обличьем чисто волхвы библейские: живописные ремки с балдахинами, витые пояса, бороды белые, посохи выше голов… Попросились поставить телеги за линию часовых. Есаул дозволил. Через полчаса бабы их подошли, нанесли к кострам сыр, лепёшки, отдельно - тутовую водку в кувшине к джаламейке сотенного…
Вскоре лагерь умолк. Лишь плакал ребёнок, и слышался негромкий печальный напев.
- Что она поёт? – спросил Сергей Заруцкий у старика, коротающего тоже ночь у костра.
- А что поют матери? колыбельная… старая, очень старая, - ответил дед, очнувшись от дум, пошевелив огонь, продолжил, - под неё меня качала бабушка… давно… там, за Араратом…
Помолчав, сам тихо запел, но вскоре смолк, то ли не стерпев дыханьем, то ли всхлипнув.
- Знаешь… мать просит его: расти, сынок, защити Родину…говорит ему: сынок, проснись, оборони меня…
Будто от дымка протёр глаза, выдохнул:
- Мой сын не проснётся… Самвел его звали…
Утром армяне засобирались. От их повозок пришёл ночной собеседник, и прямо – к Заруцкому. Сергей даже сконфузился пред товарищами, когда тот стал настойчиво вручать кинжал. Когда казак взял оружие, старик молвил: оборони нас, сынок. И все его соплеменники от возов смотрели с надеждой на сибирцев – старики, женщины, дети. В седле уже, на пути, Заруцкий потянул за рукоять - из потёртых ножен благородной изморозью отсветился клинок старинной выделки карабахских мастеров.
Было это в 14-м году, на Кавказском фронте Первой мировой войны. А через восемь лет в далёкой от гор Араратских Сибири, на дворе белоказака станицы Аиртавской Заруцкого во время обыска подали комиссару найденное холодное оружие – тот самый кинжал. Это коли не расстрел, то плюс лет пять тюряги, куда вовсю уже торили этапы аиртавские казаки. Протоколами тогда не заморачивались, комиссар сунул улику за отворот кожанки. Когда спровадились, остался наодин с матерью Сергея (сами-то казаки – в бегах опосля восстания). Глянул в окошко, как бойцы отошли со двора, шагнул к баушке:
- Откуда это? – вытащил клинок.
- С войны сын принёс, - смело отвечала старая казачка, терять ей нечего. Ну и обсказала суть. Крепко задумался на лавке тов. Акопян, комиссар самый, потом решительно встал, положил кинжал на стол.
- Спасибо, мать, - сказал, целуя руки баушке Заруцкой, - а это спрячь подальше…
Спасибо сказали: otetz007, bgleo, svekolnik, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная, 1960, чалдон у этого пользователя есть и 1 других благодарностей
Больше
15 дек 2016 04:57 #36644 от аиртавич
Дай налюбоваться…
С восходной стороны озерка, прямо, почитай, к бережку его, набредали жаркие сосны. Здесь - повыше, чисто от песка, светло и солнечно, запашисто настоен воздух смолой и хвоей. Зато с закатной, низинной, - сумрачно и тесно от прохладного березняка и осинника, сыро от урёмных мочажин в таволожьих, вербяных и смородиновых кустах без пролазу. Здесь подкатывали прямо к воде зелёные и пахучие валы вольного травостоя. Средь буйной поросли его сильно и пряно давали о себе знать схожие с казачьими шашками листья аира, который будто бы и дал прозвание двум соседним озёрам - Малому (Аиртавчику, то есть) и Большому Аиртаву верстах в десяти отсель. Кое-кто из станичных хохлов суеверно, по привычке родчего Старобелья, устилал, бывало, аиром полы в домах, и стойкий запах травы (вместо ладана) держался неделями, запугивая нечисть, наманивая добро…
В зелёной кипени углядывались шишечки стрелолиста с мягонькими колючками. Изо всех сил тянул кверху свои красенькие головки дикий клевер, изрядно битый подмаренником и запутанный вязелью с алыми огоньками цветиков, похожих на присевшую бабочку. Там и сям отбивали себе место одиночные, могутные лопухи с престрашными сковородками мясистых листьев. Обилья и злости репьёв на них страшились даже лоси, косулей и зайцев вовсе не заманить сюда, к сухой траве по колено вокруг стражистых кустов, даже в зимний осиновый пост. Набьётся колючек в шубы – зверям дороже сытости обойдутся образовавшиеся колтуны. За подлеском, через деляну череды, уже средь первых тянутых берёзок отыскивались пУчки. В пролетье их не одревесневшие стебли, как и стебли рогоза, сочные корни лопухов щли на прикорм отчаянных путников. С добавками кукушкиных слёзок, юной крапивы, цветущих шишечек сосны, берёзовых «огуречиков», кислянок - да мало ли чего находил сорочий глаз подрастающего сибирца в родном краю…
У самой воды, на узкой полоске земляного приплёска, сбирались вздеться невзрачными колючими соцветиями кудельки польскОй мяты, на шагу готовой окурить душным ароматом. На воде подалее плавали плотики водокраса с цветками-недотрогами. Их белые, тонюшечьи лепестки с красноватенькой серёдушкой, едва сорванные, тут же и вяли. Изрядными куртинами обжила Аиртавчик водяная горчица, в эти дни предовольно выкинувшая вверх свои розовые метёлки рясного цвета.
Ближе к серёдке тихой глади нежились листья купавок, жёлтых кувшинок, словно окаймляющих настоящее чудо лесного уголка – белоснежных, царственных лилий. Они лебедями обжили плёсы, иные, осмелев, продвигались к центру, на ширь, но потом, застигнутые шквалом прорвавшегося из-за сопок ветра, гибли. Как и всё сорванное с корней в этой жизни вокруг…
По южному и северному окоёму пологую линию прибрежных подзолов весной пронзали острые пики молодого рогоза, маралок, камыша. К июлю они шумной стеной огораживали почти весь, кроме песчано-боровой части, берег Аиртавчика. Дорога от станицы подходила аккурат к закатной его, низкой части, упиралась впритык почти, а затем двоилась: на левую (челкарскую) и правую (лобановскую) руки, в объезд-обход озерка. Застал его ещё берендеевым царством, без пионерских лагерей, с единственным балаганом, где прозябал рыбак – дед Пален. Мне, парнишке, почудилось тогда: под стать месту диковатый старик-бородач-молчун, а на утлом чёлне с драной мережкой в руках и вовсе сказочный. Так и ждалось, что вынет сейчас он не линя иль карася из ячеи, а ту самую золотую рыбку. Не вынул…
…Почему пробегАл второпях, а то и мимо той красы? Ведь давались часы, дни, годы, чтоб налюбоваться дивом, тогда нетронутым и беспредельно твоим. Зачем бессонными ночами хочу вернуться в те миги и места? Кого теперь просить о потерянном счастье? И как?
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, 1960
Больше
15 дек 2016 13:47 #36650 от аиртавич
«Неможность»
- Того уж не воротишь, бий, дымом сволокло.
- Тучи назад гонит, отары вертаются…Осень, потом снова весна через зиму… Год Мыши, через 12 лет – снова настанет… Кружится мир, нас кружит...Иншалла…
- Не, Токтагул, не всё так… Скажу четыре вещи, которые не возвращаются: стрела, слово, время и возможности.
Киргиз склонил голову, крепко задумался.
- Ты мудрый человек, Уалий…Ты хорошо сказал, - уважительно глянул на Ульяна.
- Не я…Старики в посёлке.
- Умный люди…Стрела, слово, время и… как ещё? – и тут же столковал по-своему, - а, сёдни хочешь – бери, завтра хочешь – нету? Убежит. Так?
- Вроде того, - подтвердил казак, - возможности… Пока есть – пользуйся, проворонишь или пройдёт твоё время – забудь. Потом будет: близок локоть, а не укусишь.
Хозяин аула засмеялся, выпрямился молодо, вскинув руки, хлопнул рукавами халата, ровно ловчий беркут, воскликнул:
- На базар Таинча ездил. Коня не купил! Быр, жети*, - показал Ульяну все пальцы два раза, - столько лет прошло…
- Двадцать?
- Давасать, ага… Какой конь, а… Тулпар**…Джибага***…Шипкий конь! Я не брал. Жалко… Теперь не куплю, да? Старый стал. Нет, не…можность? – опять смеялся бий.
В юрту сменить дастархан**** вошла юная девушка. Токтагул совсем развеселился. В кольцо из указательного и безымянного пальцев шустро туда-сюда вставлял палец правой руки и, кивая на копошившуюся с посудой девицу, заливался:
- Кызым бар*****, можность жок, а! Уалий? Бери девку, тебе поздно нету! Ты – джигит! Уруситов тебе натаскает… Не хочешь? Гляди! Можность не вернётся, сам сказал! Ой-бой, я баурсак****** уйма жрал, теперь можность нету, - показывал, хохоча, на свои голые дёсны.
Юрта бия стояла на верху пологого склона у четы могучих берёз. Назади, сажень на десять, начиналась опушка частого осинника. Издаля казалось, будто полыхнуло на ветру русское дерево от алых углей окаянной рощицы. Сильным порывом дёрнуло хлипкую дверку, закинуло рогожку полога, из очага порхнуло искрами и золой. Кызымка испуганно кинулась поправлять, хозяин остановил, жестом велел покинуть. Теперь Ульян и стареющий вождь глядели в проём, на картину осени в косячной раме. Густо летели золотые пятаки сверху, вздымалась позёмка из красных листьев внизу, вдали пригибало стаю гусей, доносились тоскливые звуки… Ульян почувствовал взгляд, сам посмотрел на доброго киргиза – давнего своего знакомца. Тот сидел, замерев от вида за дверью кочевого жилища. На тёмном лице посвёркивали слёзы.
- Неможность, Уалике, неможность, - прошелестели его слова, - коня не купил – зачем теперь? Кызым бар – зачем кызым? Жизнь есть – зачем?
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, Полуденная, 1960, чалдон
Больше
17 дек 2016 09:47 #36721 от аиртавич
отсеклись почему-то сноски, поэтому дублирую повторно:
* счёт по-киргизски
**сказочный конь
***иноходец
****скатерть, в прямом значение, здесь: переменить блюдо
***** девушка есть
******жареное в сале либо масле фигурное тесто с тугим промесом
Спасибо сказали: bgleo, Нечай, 1960
Больше
17 дек 2016 09:52 #36722 от аиртавич
Удовлетворяйтесь сущим…
В компанской палатке выпивали помаленьку по случаю возвращения с родины подъесаула Грибановского, который не преминул захватить на такую честь четверть приличной листовки. Вместо приевшегося спирта водка шла мягче, охотнее. Офицеры расслабились, заговорили, заискрились остроты…
- Отец Игнатий, хочу спросить об одном умственном затруднении, не возражаете? – сотник Плужников обратился к полковому священнику.
Компания притихла. Витиеватая преамбула явно предшествовала розыгрышу. Однако поп, как ни в чём не бывало, смаковал тонкую отдачу смородинового листа, собираясь закусывать после очередной порции благодатной влаги. Лишь милостиво промолчал в знак согласия, согнув бороду пополам на груди и принимая отводившуюся ему роль, - знал он того балагура…
- Вот вы изволите, вместе с нами, откушивать водочку. Бог вам на здоровье! Однако сказано же в Требнике: аще кто ко алтарю принесёт вместо вина сикеру, си есть оловИну, да извержется! – сотник вздел указующий палец на восклицании, затем продолжил буднично, - сикера, она же оловина, господа, сим именуется всякий хмельной напиток, помимо вин виноградных. Водка и есть сикера, поскольку выгнана изо ржи в местах от благословенной лозы отдалённых. Судя по наклейке, под Тверью. За сим вопрошаю, отче: вкушая оловину сию, сикеру тож, быть ли нам всем изверженными? Пастве вашей, стаду непутёвому? Ответствуйте, молю смиренно…
Смахнув с походного столика в ладонь, о. Игнатий кинул крошки в рот, перекрестился. Лишь потом внимательно оглядел круг лиц, освещённый тремя плошками скудного огня. Любил он свой полк, и теперь что-то толкнулось в сердце, но виду не показал…
- Исполать вам, Олександра Иоанович, за память о святых писаниях! Всем вам, дети мои, пример господина сотника на вид ставлю для вящего подражания, - ответствовал с подобающей степенностью, но в глазах вспыхивали искорки супротив серьёзности слов и мины, - умственные мучения ваши разрешу просто: не мудрствуйте лукаво, сие непотребно рабу Божиему! А человеку воинскому – во зло! Печаль – от ума велеречивого, а воину печаль немочна, она противу правил его, ибо слабит дух!
Удовлетворяйтесь сущим, братие по юдоли нашей! Не одним мёдом и акридами святая душа напитывается. Для дела воинского и конина – радость чрева басурманскаго - сойдёт в час нужды. Коли в походе зиждется государева рать, так и постов нет. Водочку вкушаем опять же по нужде великой, бодрости духа ради и болестей противленью! Аки росой слёзной очищаемся…
И за сим: где вы, батюшко мой, алтарь узрели в прибежище сем полотняном и заштопанном? Увы нам… Вот даст Бог, вернёмся с победой над ворогом, супостатом самурайским, тогда в станичной церкви призову к алтарю и стану причащать вас истинно вином виноградным – кагором метрополичьим, сиречь кровию господней, да плотью его – просвирками пшеничными от хлебов кокчетавских… Но час тот благословенный грядёт ещё… А покуль далече мы, благоволите плеснуть мне, грешному, сикеры той из четверти, дабы испить гораздо за многия надежды наши…
- Ура, отцу Игнатию!
- Достойно есть! – зашумели офицеры. Усмехались некоторые в начале шутливой пикировки, а по упоминанию о родине, соскользнули улыбки. Ох и далече, за тысячи и тысячи вёрст от полка родчие просторы Синегорья – поля и озера в подковах курчавых сопок, в густых борах, от милых берёзовых колков, от станиц и церквей, строенных дедами-прадедами… Да и всех ли, кто собрался в тесном товарищеском кругу, отпустит узкоглазая Маньчжурия?
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, evstik, 1960
Больше
24 дек 2016 06:48 #36868 от аиртавич
В секрете
Падали росы далёкой Маньчжурии… На травы, на кусты, на дерева садились мириады мельчайших капель. Луна, набухая кровью, клонилась к своему закату. Напротив – на востоке, чуть засерело и оттого обозначился ломанный от сопок краешек неба. Был тихий час, когда замолкают ночные и покуда спят дневные птицы, а потому летают одни ангелы. Час усталых прощаний и час, предстоящий новым свиданиям; час, когда тела спящих распускаются в самой сладкой истоме, выпуская на огрубелые губы и щёки блаженно-детскую слюнку победившей неги; час позорных пленений и многих удач разведки… Недвижно и беззащитно сделалось кругом. И будто везде так, во всём мире, далеко и далеко на любую сторону. Так казалось…
Заколдованные тишью замерли два сибирских казака в секрете, перестали ходить часовые пехоты, под пушечный лафет убрался артиллерийский пост… Набухало влагой сукно гимнастёрок, на червлёных лунным блеском винтовочных стволах выступил холодный пот. Капли на ветках и штыках собирались упасть, но не падали. От волглой свежести рассвета чуть вздрагивали плечи, тянуло нутро и терзало зевотой, будто пред атакой. Отошли думы, желания, отринулась память… Недвижной сделалась душа, и мало хотелось человеку в сей миг. Обнажались сердца тех, кто верно сознавал своё расстояние до гибельного края. Когда смерть кругом по диспозиции и в полушагах дальности. Оттого, даже у самых циничных и безбожных клевало в висок жалостью к себе, свечой затепливалось согревающее и спасающее: Господи Сусе! Свете Небесный, заступник Отчий, не дайяй в утрату мя!
А навстречу неслышным тем, но самым искренним молитвам людей в погонах открывалось небо мигом редкого откровения… Словно сочивом Рождества иль Воскресения окропляло предрассветом нижний окоём. Лился повдоль окопов, фортификационных линий, оборонительных эшелонов, артиллерийских двориков, прочей воинской городьбы и засек, забитых батальонами, дивизиями, эскадронами, дивизионами слабый и робкий свет щемящей нежности ко всему на земле. Что радовалось средь людей и злобилось, смеялось от счастья и корчилось в муках, звенело молодостью и охало старостью. Что много грешило и мало каялось… И шептать бы всем тому проникновенному свету, вздеваясь навстречу: Свят! Свят! Да уже будили трубачей на сигналы побудки, дежурные офицеры, отворачивая края перчаток, глядели на хронометры, засекая последние минуты покоя перед тяжкой работой войны…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная
Больше
26 дек 2016 15:48 #36884 от аиртавич
Икота
- Санька, ты пошто в уголкУ жмёсси, а? – Яков Сидорыч давно заметил взгляды мальчишки в свою сторону и улыбки в кулачок.
- Сказывай, чего вздумал? – обернулся, строжась, и отец от стола. От мальца докука, а это уже непорядок, ибо неудовольствие гостя - упрёк хозяину.
- Спросить хОчу, - не стушевался парнишка, улыбаясь теперь в открытую.
- Давай, не боись, пытай, ну? – притянул Сашку сосед к себе.
- Дядь Яша, а ты много икаешь?
- От, якри его! да как сказать…быват… однако не чтоб… тебе к чему?
- Баушка мне привораживала: икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякова!
- От варнак, прОдал ни за грош! – вышла из кути старая Павлатиха, - рази можно такое человеку говОрить, ну-к, ступай отсель…
Казаки смеялись, Яков Сидорыч прям руками хлопнул.
- Да, паря, налетит зараза, аж кишки играют, - опять цапнул Саньку, затормошил ребятёнка, всклокочил всего, - теперя буду знать, кто наслал, чуть-что – рысью к тебе, уши драть…
- Не, не надо, - высвободился казачишка, - то же не я, баушка…
- Стал быть, Кузьмовну чересседельником поперёк спинки погладить?
Смеялась уже и Павлатиха.
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, evstik, Viacheslav
Больше
29 дек 2016 14:39 #36909 от аиртавич
Поляки в Сибири
В 1864 г. в станицу Арык-Балыкскую сослан на военное поселение один из видных участников Польского восстания ясновельможный пан, лишённый дворянства и поместий, Ежи (Георгий, Егор) Городецкий. То не первый случай появления поляков в Сибири. Порядочно их прибыло после Отечественной с французами, когда они воевали на стороне Наполеона, были биты и пленены, а в качестве искупления вины – доставлены сюда. Ну а регулярные смуты в Царстве Польском давали практически столь же непрерывный приток. Как поляки относились к местным, к России вообще? В массе своей – негативно. Личные обиды усугубляли традиционно-всеобщие, пан-шляхетские, национальные. Не исключены были противоположные примеры, когда братья-славяне, не забывая корней, католической веры, терпимей принимали новые обстоятельства, служили честью, обживались в Сибири, роднились с местным казачеством. Но подобных примеров наблюдалось меньше. Попробую реконструировать факт пребывания поляков, скажем, в Омске.
***
- Не разумею тебя, Гжегош, - Звенчуковский зло ткнул денщика, тащившего сапог с его ноги, - как можно было молчать при виде самодовольных московитских морд с отдалёнными чертами европейского лица? Сплошь – татарва, а туда же… Империя, история побед… Их князья не стоят мизинца захудалого шляхтича из-под Любича…Как прикажете воспринимать какофониста Глинку с великим Шопеном?
- Не кипятись, Збигнев, - устало курил Коморовский, - империи не делаются музыкой, пусть и гениальной…
- Их империя – орда! Их сила – в ярой способности русской бабы рожать, рожать и рожать. Легко прослыть полководцем, когда нет нужды пересчитывать резервы, поскольку завтра явятся новые батальоны и сотни… Вспомни таёжного беглеца… От сотни, тысячи гнусных насекомых он бы отмахнулся, но его заели миллионы!
- Позволь напомнить примеры Суворова, Ушакова… И солдат, и кораблей у их противников числилось в разы больше, не отмахнулись…разбиты наголову…
- Не зная тебя, я бы подумал, что пан совсем забыл о своей крови, его покинула память ясновельможных предков. Сейчас я растерян: что с тобой? где причины?
- Здесь, а не тут, - Коморовский сначала коснулся рукой лба, потом сердца, - не так, как у тебя, особенно в спорах. Чрезмерно горячишься, забывая факты…Тебе налить? Как желаешь…
После ухода солдата он продолжил:
- Будь у меня в аргументах хотя бы одна польская победа, сравнимая с их Измаилом, Чесмой, уж сумел бы использовать такие козыри получше русских… Ты взываешь: Наполеон – величайший полководец и поляки горды, что вместе с ним входили в Москву. Но ты молчишь о том, чем и где всё закончилось. Изволь вспомнить: в Париже, нашим разгромом, пленом, ссылками! Когда напоминают – злишься. Где твой розум?
- Проклятая русская зима, дикие партизаны и казаки отовсюду… Невозможно честно воевать. В твоих примерах, прости, примечаю оскорбительную симпатию к медведю.
- Добже. Кстати, о медведях. Видели мы с тобой на прошлой охоте когтистые царапины на стволах. Знаешь, о чём знаки? Ходит такой Мишек по лесу, иногда становится на дыбы и рвёт кору, стараясь как можно выше достать. Другой приходит – то же самое делает. Если удастся поставить отметку выше – он хозяин, ниже – скорей из того леса! Чуете, панове?
- Странная аналогия, поясни, - Звенчуковский укладывался, скорее натягивая одеяло и недовольно глянув на товарища с рюмкой коньяка у окна.
- Всё просто, пан Збигнев, - не шевельнулся Коморовский, его завораживала бесконечность косо летящего снега за стеклом, - всё просто. История – это лес, где метки русского медведя выше меток польского. Всегда! Объективно, как научный факт. И нам, полякам, необходимо учитывать данность, дабы не выглядеть в спорах смешными, а на войне – битыми.
- Я был смешон, хочешь сказать? – вскочил на кровати Звенчуковский, - пся крев, есть пределы…
- Как вам будет угодно, пан подпоручик, - услышал от окна, и Збигневу почудилось, будто холодом сильней потянуло от слов, от ледяной ночи, заглядывающей через окно в их слабую против сибирских широт и напоров обитель, - но гонор, даже столь высокородный, как у вас, не представляется весомой и исчерпывающей заменой фактам.
- Оставьте иронию, господин ротмистр, при себе. Впрочем, понимаю…Ubi bene, ibi Patria (где хорошо, там и Родина)… Блистательные плечи мадмуазель Спиридоновой затмили в очах ваших свет далёкого милого Отечества, - Звенчуковский решился отвечать тем же тоном, но осердился на себя: завершил фразу мелко и некрасиво, как корявый выпад эспадроном в фехтовальной комнате. Коморовский обернулся, поставил рюмку и, застегнув китель, шагнул ближе, прищёлкнув каблуками:
- Оставим пока вашу прескверную латынь. Сосредоточьтесь, пан! Вы намерены продолжать разговор о достоинствах Лидии Фёдоровны?
- Извини, Гжегош, не сердись, прошу, я дал кикса, - опамятовался Збигнев, - не хватало нам, двум полякам на весь гарнизон, сойтись в дуэли…
- Принимаю. Но советую выбирать слова, - допивал коньяк Гжегош, - да и факты тоже. Не меньше люблю Польшу и готов доказать ценой своей крови. Но не хочу, считаю недостойным использовать лживые посылы. Мне претит, когда считают порядочным влезать на спину другому, используя его как табуретку для собственного возвышения. Подмены умаляют гордость. Высоко держать голову способен человек, уверенный в правде того, что говорит, что делает…
- Гжегош, я извинился, ты принял…В остальном - избавь от нравоучений! Пше прошим… Мы не в Варшаве, и даже не в Лодзи, чтобы напоминать правила хорошего тона. Нам завтра не в сейм, а в казарму идти, запамятовал? Бон нюи! (покойной ночи).
Скоро офицеры спали. Миллионы шагов отделяли их от родины. Миллионы мнений дробили взгляд на судьбы России и Польши. Но всё ли безнадёжно в расстояниях, в непримиримости? Нет. Совсем нет! Надо лишь двигаться навстречу друг другу. Путь долгий, трудный. Было бы желание идти и понимать, тогда не страшны большие измерения…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Viacheslav
Больше
05 янв 2017 07:14 - 05 янв 2017 07:16 #36953 от аиртавич
ФОРМЕННЫЕ АНЕКДОТЫ
Вертается мужик с охоты. Без добычи, неулыбчив. Жёнка помалкивает, учёная: не лезь «зверовшшику» под горячу руку! Однако момент словила, спрашивает:
- Мить, гамном несёт ли чё ли? Не разберу откель, будто с одёжи твоей…
Митя и рассказал… Берлогу под большим выворотом буреломной сосны обложили, сёдни и явились охотнички косолапого вынать, по-нашенски - с заломом. Слеги ловко крестом на чело лежбища поставили, чтоб не выскочил по-сумасшедшему, сами по бокам и встреч сготовились. Номер у Мити убойный, фартовый. Развилка берёз, с колена, сектор шагов на десять. Егерь двинулся жердёй зверя стронуть, собачек уськнули… Момент тихий, но решающий, пик напряжения!
- И вдруг, Наташа, кто-то мне лапы на плечи сзади кладёт… Вот тебе и Божечки… Само главное погодя случилось. Прикинь: вижу, что это наш кобелёк по кличке Додик, а какать не могу остановиться, понимаешь? Давай стираться скорей…
У нас в Аиртавской станице похожий случай был. Не на охоте, по жизни. Давно, правда. У соседа – Павла Маркыча Максимова, по-уличному Пан, а домочадцы их – Пановы, козлик вырос*. Здоровущий, зараза! А ещё у Пана существовал тесть – дед Прокопий, на другом конце жил с баушкой своей. Вербицкий, он же Бухряк, по улишному. Оба – пимокаты. Старый не то, что глуховатый, – крепко тугой на оба уха. Но ханьжу (хлебный самогон) употреблял не менее зятя. Наверное, массой брал, поскольку Пал Маркыч – среднего роста и вовсе не из фланговых казак, в отличие от тестя.
Ну вот… Загуляли они чё-то очередной раз у Пановых, домой Бухряку идти далече, темно уже… Тёть Надя, дочь его, кинула на полу тулуп, подушку устроила: отдыхайте, тятя… Тот покурить выдвинулся на сон грядущий, заодно и прочие нужды справить. А у нас перед каждым двором лежит чурка (толстый сутунок, обрубок дерева, то бишь), а рядом стоят чурбак, козелки. Кол на прясло затесать, хворост на летнюю топку насечь, дров напилить-наколоть на зиму, штакетину обладить, птицу домашнюю порубить – для всего место годилось.
От назёмного угла Бухряк направился за воротчики, на небо глянул – чё там на завтра сулится? Кисет достал, сел на чурбаке, цигарку сварганил да и засмалил в мечтательности. Скусно потянуло самосадным табачком. Одну, пятую затяжку потянул, аж в нутре горячо, дых чистится…. Мысли приятны: щас ещё три-четыре да и на боковую. И тут, как в том анекдоте, деда сзади облапили! При полной неожиданности, с грубой настойчивостью. Старый, как указывалось, глухой был, не слышал, кто подкрался по щепкам. Глядь – ноги волосяные, в копытах на плечи давят. Он – руками к голове, сбросить, ухватился, а там – роги, ухи болтаются тожеть в шерсти, лицо своё повернул на бок, а тут глаз бесов – чёрное око с кровяным белком. Где только голос отыскался… Рявкнул Бухряк так, что эхо по бору понеслось, а до бора – версты две напрямки. Казаки домов с десяти повыскакивали на улицу, кто с топорами, кто кол успел выломать…
Что было? Что стало после? Козёл у Пановых шкодливым рос беспредельно. Мы, ребятня, расповадили его, как никого нельзя. Возмужав, стал и блудливым. Подруг рядом не сыскивалось, вот он и прыгал, на что попало. Ещё и блекочет при этом. Видать, для козы любовное чё-нить, по ихнему. Тем макаром и скаканул на мечтательного деда. Шалун… Той ночью пол-станицы, нашенский край – точно, спали плохо, хохоту было…
А дед что? Его с успехом отпоили той же ханьжой. Дочь перьвяк достала на мурашиных яйцах настоянный. Он вобче-то для поясницы или коленок, но тут случай невыносимый, тятю надо спасать от кондрашки. Зять за ради прощения тут же нацедил тестю стакашек «с прицепом», один да другой. И себе тоже. Продыхнув, Бухряк после ударной дозы собрался было в штыковую на давешнего обидчика да рухнул на тулуп в избытке крайних чувств. Утром мы дедушку не застали. Только на прясле, поодаль от крынок, болтались его просторные кальсоны с длинными завязками. Да, ещё пуговицу я срезал с них – понравилась, из рога, старинная такая…

Чтобы уже не вертаться, ещё про дедушку Вербицкого вспомню… Собралась у Пановых тесная компашка. Сидят за столом в избе: Бухряк, само собой, Пал Маркыч, Директор с Директоршей (никакие они не «директора», это младшая сестра Пана с мужем, он – не ертавский, фамилию не скажу, забыл, а прозвище как забудешь?). Тёть Надя – дочь д.Прокопия, как уже говорено, с закуской и так чё надо бегает.
На дворе – зима, прижало нас на печке. Отогреваемся с улицы, где за тридцать. Шурка достал «магнету». Пал Маркыч пимокатил, но по настроению в колхозе подрабатывал, принёс домой подделать. Узел любопытный, а для станичника лет десяти и вовсе – непроходимый мимо. Искру давал для тракторного движка-«пускача», которым потом запускался дизель. Два проводка, крутнёшь ту «магнету» - с концов током бьёт. Шурка меня пару раз хряпнул, я его тоже. По уговору. Сильней если крутнуть – крепко хватает, зараза. Рассуждаем: Зою, наверное, фашисты такой машинкой пытали, Витю Чивилихина тоже… Сволочи.
Ну, потренировались мы с друганом на случай войны, чтоб и самим пытки выстоять, скучно стало. Зато за столом весело. И тут – мысля в голову. Одна на обе сразу: а ежли той «магнетой» гостей проверить, а? У казаков от задумки до дела – шашка не блеснёт, пуля не проскочит. Машинку под бок, тихо спустились к лавке, пробрались под стол. Хотели Директоршу подключить, да она в самом углу сидит, не достать. Обнаружат, засыпемся… А дед Бухряк устроился с краю, удобно. Шурка берёт провода, подсоединяет один к ноге, другой к локтю родного дедушки, кивает мне головой: от винта, дескать… Мне Бухряк вовсе не родня, жалко нету, кручу диск машинки сколь можно сильно. Как старый мне скулу пинком не вынес?
Короче, эффект произведён несбычайный! Дед, получив удар током, от неожиданности ногами взбрыкнул столь задорно, так саданул локтем, что простенок чудом не вывалился наружу. Шипки звякнули в обеих рамах, ножка стола уехала вбок, скрипнув гвоздями. Мы с Шуркой чуть не лопнули от смеха. И всё бы сошло с рук, но гости поднялись резко и охромевший стол вместе с закуской (выпивку в чайнике Директор – вот что значит личная заинтересованность! – успел прижать к себе) решил всё-таки завалиться.
В избе – немая сцена. Все стоят. Стол лежит. Мы с Шуркой обнаружились на полу, лыбимся. У других лица серьёзные, оттого, чуем, к бухометени ситуация сползает. Мы ж на месте преступления. С орудием пытки. Пытаемся покинуть, но – куда там! Спасибо, другой чайник Надежда Прокопьевна тут же поднесла, компанию затормошила-отвлекла, тятю успокоила, тот по древности так и не сообразил, чем его мальцы дёрнули. Пал Маркыч посмеялся, с ним и прочие. Дали подзатыльник Шурке для острастки, мы и свалили. Форменный анекдот…
* об иных проделках этого козла ещё будем рассказывать.
Последнее редактирование: 05 янв 2017 07:16 от аиртавич. Причина: уточнение
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная
  • Кулешов
  • Кулешов аватар
07 янв 2017 18:47 #37049 от Кулешов
Здравствуйте уважаемый Аиртавич ! Если сможете дайте мне пожалуйста ответ.Специально зарегистрировался на форуме.чтобы услышать кого-нибудь с Аиртава. Считаю Аиртав своей Родиной. Хотя родился в Белоруссии , но в грудничковом возрасте был увезён на Дальний Восток в порт Ванино ,а потом с 1960 года по нынешнее время живу в г. Каменске-Уральском Свердловской обл. ,но родиной своей Урал не считаю.Хотя есть здесь друзья и знакомые.Напишите мне или здесь или на эл.почту Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. или в Одноклассники( Сергей Николаевич Кулешов г .Каменск-Уральский) или ВК (Сергей Кулешов г. Каменск-Уральский) Возможно мы виделись в Аиртаве.Возможно у нас есть общие знакомые.Сейчас в Аиртаве у меня осталось только Александр Иванович Коровин - троюродный брат и Виктор Михайлович Филипьев , Сашка Попов где-то в Германии. А Кольки Сивцева Крыжановского нет в живых.
  • Кулешов
  • Кулешов аватар
07 янв 2017 19:02 #37050 от Кулешов
Я тебя ищу.
Больше
08 янв 2017 06:02 #37061 от аиртавич
Отвечу в личке
Спасибо сказали: Кулешов
Больше
08 янв 2017 07:17 #37063 от аиртавич
Татьянин день
Сегодня Татьяне Фёдоровне – 30 лет. Это мама моя. Её день, мамин. Вечером «сберутся». Из «суседей» - Пановы (Максимовы) Павел да Надежда, Павлатины (Савельевы) Иван (Однокрылый) да Марья, Попяткины (Вербицкие) Пётр да Елизавета, Стешичевы (Егоровы) Михаил да Зоя. Из родни – тятин брат младший, кум (крёстный моего младшего брата Саньки) Александр с женой кумой Марусей, крёстный мой Пётр Варфаломеич Савельев с крёстной Марусей и Кучмины (Кучма) Григорий (Сутунок)* и Клавдия. В кути - тесно, Паниха с пасынком тащят ихний стол. Его паруют с нашим в горнице. Накрывают. Всё своё. Из магазинного – две бутылки «Московской». «Белая» - для торжества, навроде шампанского. «Ханжа» (хлебный самогон) – в зелёном чайнике. Забойное блюдо – две солидного размера кулебяки (мясных пирога), каждая на целый лист, на котором пекут хлеб.
Фронтовики почти все. С ними спокойней – в обиду не дадут, ни Родину, ни тебя – «токо расти и учись». Пал Маркыч – пехота, Иван Фёдорыч – десантник, Григорий Яковлич – танкист, дядя Санька – сапёр, тятя – гвардейский артиллерист. У дяди Ивана нет руки, дядя Гриша безногий. Это – ерунда. «Зубами их рвать буду, ежли сунутся», - и я верю глазам с навек выжженными бровями в синих рубцах. А Павлатя одной правой кому хошь насуёт, не унести. Сам сено косит, дрова рубит-колет, дом «дёржит», корова, овечки, кобыла... Одно плохо: семьи иногда «гоняют» наши вояки, когда выпимши. Потом каются: Гитлер нервы снахратил, сука… Однако семьи привыкши, по себе знаю. Как белеют глаза у тяти, так мама хватает Сашку, я ремки, какие успею, и – босиком (бывало!) по сугробам, прятаться у родни иль по соседям. Летом, днём – сойдёт, ночью и зимой – хуже. Ладно, что праздники в колхозе «Урожай» не часты.
Компания - в разгаре. Мы в горнице, за голландкой вертимся. Главное – в глаза не лезть, чтоб не турнули. Сценарий вечера известен. Теперь они маненько повоюют. До второго чайника. В слушателях у фронтовиков – по возрасту не воевавшие: Попятыч, Стешич, Варфалич. «Десант пленных не берёт», - зло втолковывает Павлатя. И то: куда с ними, на чужой стороне фронта? Пан учит: «У «максима» прицел знать надоть, хошь по тулову бить – меть на башку фрицев, на яйца наводишь – по коленкам очередь пойдёт». Македон (д.Санька) «юнкерсов» вспоминает: «Он, сука, с трёх метров бомбу кидат, ровно картошку в лунку». Дядя Гришка про своё: «Нас «фердинант» болванкой как ё…т, боезапас, какой остался, сработал, башня слетела на хер…Повезло, командир корпуса рядом оказался – распорядился, меня забрали, а то кровью бы сошёл… В санбате ору: ноги не трогайте! А там женшына-врач: каки ноги? где ты их видишь? нам тебя без ног бы собрать». Тятя сотый раз декларирует: «Артиллерия – бог войны!»… Кажись, созрели, поднимаются покурить, то сё… Пал Маркыч цапает «хромку» (гармошка такого лада), наяривает «подгорную», подпевает сипло, но приятно:
- Ты Подгорна, ты Подгорна – широкАя улица,
по тебе никто не ходит, ни петух, ни курица,
ежли курица пройдёт, то петух с ума сойдёт…
На дальнейшее духу не хватает и не надо. Подпол уже бумчит от дробота крепких пяток по половицам пола. Мы (я и братка, Паняты – Шурка с Пашкой) устроились на русской печке, задёрнули занавеску, глядим, кто и на что горазд. Покурив, иные казаки заходят в круг. Взыграло ретивое у тяти, но его скоро тихомирят: садись, язва, загребаешь на всю куть, простора нету… Дак 185 см, вес под центнер…
Ждём номеров. Тут забойщицами – Стешичева, Попятчиха и Манёка. То «намашкаратятся» (нарядятся в полушубки вывернутые, цыганками и т.д.), «постановку» изобразят. Затихли гости, передых взяли минут на пяток, но не удалились, значит, пока рано до переодеваний. И тут взлетает голос, с вызовом дерзким, что мне всегда нравилось в той песне:
- В саду при долине, я розы рвала,
рвала и бросала под те ворота,
Встала с лавки Манёка, подбоченилась фертой. Её поддерживают подруги:
- Не смейся, казаче, что я сирота,
пришёл бы ты сватать, а я б не пошла!
Отэ то нормально! Он бы приехал, казак тот, а она: иди отсель, подумаешь жених сыскался! Мы, правда, с пацанами розы покуда не видали, не росли они в аиртавских широтах вольным образом, но понимали и всецело одобряли поведение сиротки: знай наших, бляха-муха!
А песня разгоняется, мизансцены захватывают. Кроме Павлатихи, она из староверов ли чё ли… Вот и теперь потянула «шалю» на выход. Сам Павлатя – ноль внимания («в упор не вижу») на уход жены. Он, как единственный способный на мужское соло, вовлечён. Песню не просто споют, а сыграют. Выслушал вызов, духом не пал, отвечает «карахтерно» и хлёстко:
- Не бойси, дивчина, я сам не пойду,
поеду в Расею, там краше найду!
Тоже по-нашему! Раньше времени нечего ей кочевряжиться, а то, вишь, повадилась, розы она рвёт да кидает под вороты…Цветки – видать, рЕдки, денег, поди, кучу стоют! Но гордость отказа мигом сплачивает женщин (сильны, сильны евины дочери супротив казаков аюром восставать!) и они с некоторой злорадностью сообщают в другом куплете:
- Объехал Расею и все города,
но не нашёл краше, чем та сирота…
Да уж, не задалось чё-то, якри его… И Павлатя, и другие жалкуют: «И снова вернулся под те ворота». Женские голоса вновь берут верх, но печально и вовсе без торжества. Выводят в конце песни непобедные слова о древней своей обиде на упущенное счастье:
- Выходит дивчина заплакынная,
по личику видно – просватынная!
Доездился, твою дивизию… Полный облом! Не, после такого надо выпить. Срочно! Тятя и мама зазывают: айдате! Но гости в горницу не хотят, тогда оттуда мигом выносятся грузди, мочёная костянка, рюмки, неизменный чайник. Пьют до дна, чтоб зла не оставлять. Потом идут на двор. Сначала «девочки», потом «мальчики». Приносят весть: на улице буран поднялся. Нам с Шуркой приятно, возможно, завтра в школу не тащиться. Сашке с Пашкой – бары бер: мелкота! Взрослые опять по настоянию мамы (не ели же ничего!) собираются в горнице. Варят пельмени. Нам разрешают вкушать на печке. Но как-то не в дугу после гостинцев, отбили аппетит мятные пряники да карамельки в «подушечках» и «колобках». Наелись как эти, ажно мутит… Недаром Пал Маркыч, знакомый с «путями собшения», спросил, кивая на кульки со сластью: «А гудок не слипнется?».
Створки в горницу закрываются, лампа в кути гасится, нам – отбой. Баушка Поля, стал быть, заночует у Кузьмовны. Замолкают братишки, липнут ресницы у нас с Шуркой под неясные говоры и смехи. Вот гости затянули «Над озером чаечка вьётся», она всё дальше и дальше слышится… Остатние звуки – вой в печной трубе да пристук неплотной вьюшки под ударами ветра.
* С д. Григорьем – история. Помню, приехали они, как Сашка только пошёл. Дядю через порог занесли, он и загремел колёсиками тачки по половицам. Едет человек без ног, сам ниже лавки, куда братку ужасом, будто ветром, занесло с пола. К парнишке руки протянул для приветствия, а тот как заорёт, аж в ушах заложило. Испугался, кричал до заикания. Шум, колгота, тётка на Сутунка (означает обрезок кряжа) ругается: куды к ребятёнку суёсси, ковды такой… Смотрю – он лицо жжёное шапкой закрыл, зубами скрипит. Шаркнул по рубцам, отнял прибор, в глазах слёз полно: вот оно как бывает, Валерка, а чё сделаешь - жить надо! Не по-детски меня тогда передёрнуло…
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Куренев, evstik, Надежда, Кулешов
Больше
09 янв 2017 07:55 - 09 янв 2017 08:00 #37077 от аиртавич
Куда их столько?
Злым донельзя вертался Трофим Мешкатин (Осипов) в расположение. Только что взгрел его, расчихвостил в хвост и в гриву Закуси-беги. Глупо нарвался казак, решивший прошмыгнуть мимо бочком-рачком… Теперь в кругу земляков отводил душу, переходя на личности и заодно кляня всё нерусское представительство в лице есаула Куксбевгена – того самого Закуси-беги, по-простецки… Попрёки Трошкины подхватили, ибо они средь казаков фигурировали в качестве одной из неких отчаянных причин, хоть как-то, пусть и превратно объясняющих неудачный, мягко говоря, ход войны. Сибирцы теперь стояли под Вафангоу. Обсасывали скудные штабные вести «солдатского телеграфа». Без надежды ожидали выдвижения к Порт-Артуру, где, опять же, руководил обороной тамошнего укрепрайона генерал Стессель.
- Екуни-вани! Неужто своих не стало? – Авдей Чепелев тряс сапог, выбивая песок и камешки.
- Откель токо берутся на нашу голову! – Пётр Атасов никак не мог прикурить, и тоже был в сердцах.
- А по железке, в мягком вагоне. Туда много входит. Куропаткин, поди, один посреди баронов маячит, - лежащий ничком на попоне Семён Кастрюлин (Белоногов) привстал было, да завалился навзничь.
- Смех, братцы! Ещё в первую очередь служил, ходили конвоем за Ишим. С энтим, как его, тьфу зараза, с хвотографом. Каркаралинск – чёрте где городок, кругом одне кыргызы и то редко… Зато градоначальником кто? Колбасник!
- Об чём и толкую, кругом они…заведут нашего брата…
- Ты, Авдей, тишее…. У царя жёнка кто, забыл?
- Нешто она сродственников шлёт ордена да ленты сшибать?
- Пущай в Расеи пристраивает, парады делать, сюда зачем? русской кровью торговать? - Нам своих дураков хватает, лишку кто бы отвеял…
- Тихо, посёльщики! Сотника несёт…
- Когда по сёдлам, вашбродь? – козыряя, встретил офицера Екуни-вани.
- Когда скомандуют, - отрезал тот, намереваясь пройти к блиндажу.
- Вашбродь, дозвольте спросить, - не отлипал Авдей, - заспорили маненько… Положено казаку знать командиров подряд, до дивизионного… Стал быть...
- Скорей телись, Чепелев…
- Командир корпуса, его превосходительство Штык…Штыкель…
- Штакельберг, - поправил офицер.
- Его замещающий опять же будет Фер… Хер…
- Гернгросс, - уже с подозрительностью подсказал сотник.
- Во! Аккурат, вашбродь! Для антересу ещё… Второй армией и третьей кто начальствуют? Свою-то знаем: его превосходительство генерал Линевич!
- Вторая - генерал Гриппенберг, третья – генерал Каульбарс… Только не пойму, вроде клонишь куда, приказный?
- Дак сказываю: по уставу положено…Репетуем с казаками, чтоб не простоволоситься, а ну спросют…
- Смотри, - обо всём догадался сотник, направляясь по ровику к укрытию.
- Ох, и гусь ты, Екуни-вани, - перевернулся на бок Кастрюля.
- Слыхали! Что вам, бестолочи, сказывал, - торжествовал Авдей, - кругом «фоны»…
- Верно, коренных сибирцев - чуть, не немцы, так наезжие командуют, с Дона, Урала, оренбуричи, - проговорил лобановский Крохмалёв, - сватёнок наш, Пашка Гордиенко с Черлакской второго полку, сказывал: есаул у них - прозванье с разбегу не перескочишь*.
Однако перемывание офицерских косточек как началось, так и закончилось вдруг. Не сказать, что тема представительства немецких фамилий в списках командного состава была терзающей. Она существовала, её обсуждали. Но всерьёз связывать череду поражений в Русско-японской войне с «засильем» могли только в окопах, поскольку от истинного положения отстояли далеко.
* очевидно, имелся в виду есаул Чернота-де-Бояры-Боярский. Возможный прообраз булгаковского генерала Черноты. В фильме «Бег» его отменно сыграл М.Ульянов.
Последнее редактирование: 09 янв 2017 08:00 от аиртавич. Причина: поправка
Спасибо сказали: bgleo, Нечай, evstik, Кулешов
Больше
11 янв 2017 13:52 #37133 от аиртавич
Ши Шо
- Тута, братцы, делов скопилась цельная куча. У китайцев тех, хозяев края, солдаты стоят в Кульже, Чугучаке, Баяндае сколько-то и шабаш. Более нету, на тыщу вёрст кругом. А добавь – горы, путь тяжкий, ежели подмогу перебросить. Сам-то Китай где? В гарнизонах тутошних по горсти ихних. А наспроть – дуньгане, тараньчи, сарты, которые все Магомета знают. Чужие по вере. Оттого и скубутся…
- Прям до крови?
- Зачнут резаться – жуть берёт. В 64-м (1864) восстание сделали, дуньгане местных подбили. Они на правой стороне Или проживать взялись. Навроде попа у них главным Ягур-ахун, а воинским начальником акым здешний – султан Мазам (Махзамет-хан). Его дзян-дзюнь, китайский воевода, сдуру на полгода в каталажку засадил, хотя он, султан тот, поначалу с китайцами в дружбе состоял. Хотели попугать, с ним других прочих похватали, иных успели сказнить, ну магометане и кинулись в дыбошки.
В марте 66-го Кульжу одолели, китайцев побили. Дзянь-дзюнь порохом себя взорвал на воздух, чтоб в руки воровские не дасться. После бунтари взялись за маньжуров, солонов, дауров, сибо… Сюда их ажник с Даурии и ещё чорти откель нагнали. И катаржников, чимпанов, по-ихнему - тоже. Расея в Сибирь ссылает, а Китай – сюды, в Туркестан, в Синь-Зянь. Многие из тех народцев к Борохудзорскому отряду нашему побёгли спасаться, на росийску сторону. На Текесе калмыки-олоты кочевали, их магометане тоже побили, поворовали, они тоже юрты покидали на арбы и айда в Расею. На их место, за добычей и пограбить, кыргызы попёрли… Содом и Гоморра…
Сказать: разор учинился крепкий тем восстанием. Потом басурмане меж собой загрызлись. У дуньган, вишь, – султан, у тараньчей – хан в главном чине. И не по одному, что у тех, что у других. Спорить давай, кому верховодить… Тараньчи попервам подмяли дуньган, те вывернулись, потом снова под Урумчами дуньганей побили. Тараньчей, всёжки, больше, их, слыхал, два тюменя (20000) дворов, а этих и одного не будет.
- Как у тебя, Василей Кузьмич, в голове держится? Тараньчи-мараньчи, дуры-дауры…
- Охо-хо, пожил бы с моё… Как факторию в Чугучаке закладывали в 52-м годе, с той поры и обитаю. Опосля её сожгли нехристи, товар пограбили. Мы в Кульджу перебрались, к консулу Захарову. Там она стояла, вон за Сарыбулаком. Со львами каменными… И её тожеть спохабили, как захватили…. Сад жалко, огород тоже. Чего там не росло! Сам дзян-дзюнь завидовал…
- А отчего на родину не вертаешься, дядь Вась?
- Обвык… Семья, опять же… И другое есть. Тута, в году 56-м, кажись, али позже – не припомню точнее, посольство от Расеи прибывало, майора Перемышленского. А с ним – толмачи, офицерик из киргизцев, Валиханов по прозвищу. Худенький такой, навроде болезный. Его бабка, ханша, в урочище Сырымбеть, верстах в пятидесяти от Аиртавского посёлка зимовье держит. Дома, грит, рублёные, обихожи по-русски сделаны…
- Да знаем, войсковое сено там наши косили, видали те хоромы…
- Вечером как-то я за слугу заступился, киргизца, строгий с ним энтот офицерик был, почитай, кажно утро палочкой потчевал. А со мной по-доброму обошёлся. О родчих местах обговорили. Он бывал в Аиртавском-то, ехал с зимовья деда своего на Акан-Бурлуке в ту Сырымбеть самую. У нашего атамана чаевничал, ось на коляске починили…
- Что дальше? Отговорил тебя Валихан тот?
- Ты постой, не о том сперва. Посёлок, сказывал, шибко раздался, так что ль? Амуничник у вас в то лето горел. Барымтачи овечек угоняли. С полка двое не вернулись со службы. Ну вот… Обсказал он мне новости, а меня сумленье взяло. Тут ещё болести налегли, зимой шибко перехворал, на карачках выполз. Чё, думаю, на родину поеду? Та же нудьга, те же разбойники, та же участь. Здеся хучь без морозов, служба свово не требует…
- «Свово не требует», - передразнил Шишменцова старослужащий урядник Алексей Цыганков, - тебе, гляжу, мало надо… Дуньгане, тараньча… Сам ты уже на нехристя схож стал, сдаля – черепок битый….
- Легко молвить, Лексей…
- А чё? Захотел коли, сел на караван из Кульджи, к примеру, на Петропавловск, куда сырые кожи отсель прут… И – дома, почитай, в Ертаве. Чё боисся? Ты не строевой, из льготы вышел, бессрочный…
- Не, братцы, я уж не сибирский человек. Меня давно дядюшкой Ши Шо тут кличут, заместо имя-отчества. Ладно, спасибочки, что про родню обсказали, поклоны передавайте, кланяйтесь земле аиртавской… Тута останусь доживать. Всего-ничего осталось….
- Ты Бога не гневи, скоко отпущено – столь и проживёшь. Сам на саксаул высох, закоптился, надолго в Сибири хватило бы…
- Ты бы, Лексей Ларивоныч, Илюшку, сватёнка моего, отпустил, а? У меня переночует, явится утром… Родня моя, хучь не кровная, как, уважишь?
- Это у вахмистра проси, не в моей власти… Трогай, казаки!
Подковы зацокали по лещади, которой выстлан был дорожный спуск. Правились к подобию кузницы, на которую указал Шишменцов, – одна из лошадей явно засекалась и уже западала на ногу. Бывший казак, в самом деле, ничуть не походил на прежнее своё русское обличье. На обочине стоял и глядел вослед взводу жилистый согбенный судьбою сарт не сарт, калмык не калмык в запахнутом халате… Одно и отличало, пожалуй, от завзятых азиатцев – свирепая в сильнейшей проседи борода да хоть и суженные, но синие-синие глаза – цвета далёкого отсюда аиртавского небушка.
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Куренев, Нечай, evstik, Надежда, Кулешов
Больше
14 янв 2017 21:34 #37213 от bgleo
Вопрос; у Валерия Николаевича его "бывальшин" уже набралось страниц на сто книги, будем оформлять и постараемся издать или пока ещё не время?

С уважением, Борис Леонтьев
Спасибо сказали: svekolnik, аиртавич
Больше
17 янв 2017 04:05 #37228 от svekolnik
Как сам автор? Как потенциал? Наверное еще можно "подкинуть"?
Спасибо сказали: bgleo, Полуденная, аиртавич