Стихи.

На Святую Троицу посетило вдохновение... Как всегда, ниоткуда, в голове стали появляться строки. В конечном итоге получилось вот что.

Правим тризну по чести, правим тризну по долгу, правим тризну по памяти, бросившим нас...
Мы сегодня не вместе, но уже не на долго… Наше мертвое сердце ожидает приказ...
И откроется бездна, и обуглится тело, и взорвется сверхновой наше сердце в груди...
Страшной будет и песня.. Страшным будет и дело.. И ничто нам не сможет стать преградой в Пути...
Наши трупные черви разжирели на мясе, и отрыжкою сытой в наши ноздри смердят...
Молот в кузне небесной, в неистовом плясе, нам кует неустанно боевой наш наряд...
Все расплавится в плазме нашей праведной мести, когда огненной лавой мы пройдем по Земле...
Вместе с долгом и честью, с светлой памятью вместе, щит и меч- наше право, и шелом на челе!

Мария Волкова

ШЕСТОЕ ДЕКАБРЯ.
Картины прошлого воскресли предо мною
И память мне - встревожили не зря.
Сегодня, ведь, — наш праздник войсковой,
Сегодня, ведь, — Шестое Декабря.
Забыть ли мне, как много лет назад,
Когда была Россия, цел был дом,
День этот был величествен и свят
И чтился исстари Сибирским казаком.
Обширен наш степной казачий край,
Но дух один у всех — и в этот день
Патрон наш войсковой, Святитель Николай,
Всех привлекал под храмовую сень.
Везде, везде, в один и тот же час,
В соборах и церквях бесчисленных станиц
Рвались молитвы ввысь, сиял иконостас,
И праздничен был вид казачьих лиц.
А после — музыка... и дружное „ура"...
Красив парад в морозный зимний день.
Чубы казачьи завиты с утра,
Папахи ухарски надеты набекрень.
Гарцуют бойкие киргизские коньки:
Они давно отлично знают строй.
Вот и конец — уходят казаки,
И все гремит от песни удалой.
А вечером, за чаркою вина
Все та же песня прадедов звучит:
Казачья память прошлому верна.
Она заветы прошлого хранит.
И вот теперь, — под гнётом страшных лет —
Уйдя с тоской от ближних, от семьи,
Узнали мы холодный, чуждый свет, .
Узнали мы все горести земли...
Темны, трудны, неведомы пути...
Бороться и страдать назначено судьбой...
Но через мытарства все должны мы пронести
Казачий дух, свободный и лихой.
Пусть доступа нам нет к станицам дорогим.
Пусть далека желанная заря —
Но праздник войсковой за рубежом мы чтим
И помним все Шестое Декабря.

Сибирский казак. Старинная быль

Часть I

Рано утром, весной
На редут крепостной
Раз поднялся пушкарь поседелый.
Брякнул сабли кольцом,
Дернул сивым усом
И раздул он фитиль догорелый.

Он у пушки стоит,
Он на крепость глядит
Сквозь прозрачные волны тумана...
Вот мелькнул белый плат
У высоких палат
Удальца-молодца атамана.

И с веселым лицом,
Осеняся крестом,
Он над медною пушкой склонился.
Пламень брызнул струей,
Дым разлился волной -
И по крепости гул прокатился.

Вот к обедне звонят...
Казаки мигом в ряд -
И пошли в божью церковь молиться,
Да поклоном земным
Поклониться святым,
Да к честному кресту приложиться.

Но казак молодой
Не спешит за толпой,
Помолиться святым не радеет;
Он стоит, молчалив,
И ни мертв и ни жив -
Кровь в груди то кипит, то хладеет.

Вот, одетый в стихарь,
Заклепал пономарь
На высокой звоннице к достойной.
И казак задрожал -
Жгучей искрой запал
Червь укора в душе неспокойной.

Он в храм божий спешит,
Но боится вступить
И стоит одинок у порогу;
Он глядит на народ
И креста не кладет,
И не молится русскому богу.

Освещен божий храм!
И святой фимиам
Будто ризой народ одевает,
А казаки поют
Да поклоны кладут, -
Атаман с есаульством читает.

Служба кончилась. Вот -
Атаман наперед
И за ним молодцы есаулы -
Приложась к образам,
Казаки по домам
Разошлись, говоря про аулы.

А казак молодой
С непокойной душой
В церковь божию робко вступает;
К алтарю он идет,
Тихо старца зовет
И с слезами к ногам упадает.

"Мой отец, поспеши!
Тяжкий грех разреши!
Погибаю я, грешный душою".
- "Сколь бы грех ни велик, -
Говорит духовник, -
Не утаи ничего предо мною".

И казак отвечал:
"Атаман приказал
Нам идти на кыргызов войною...
Мой отец, я женат!
И хоть нету ребят,
Да все жалко расстаться с женою.

Я на бога роптал,
Я своих проклинал,
Я не шел с казаками молиться;
И, пришедши потом,
Не крестился крестом,
Не хотел к образам приложиться.

Мой отец, поспеши!
Тяжкий грех разреши!
Погибаю я, грешный душою".
- "Грех твой, чадо, велик! -
Говорит духовник. -
Омрачился ты тяжкой виною.

Но и бездну грехов
Бог очистить готов,
Прибеги лишь к нему с покаяньем.
Он - без меры любовь.
Уповай лишь, и вновь
Он оденет святым одеяньем.

Как Христов иерей
Я, по власти своей,
От грехов всех тебя разрешаю, -
И под знамем креста
Супротивных Христа
Поражай: я тебя посылаю.

Мужем будь. Не жалей
Крови грешной своей
И за братии ты жертвуй собою.
Знай, убитых вконец
Ждет нетленный венец.
Поезжай, сын мой, мир над тобою!

И казак молодой
С облегченной душой
Божий храм, помолясь, оставляет.
Он приходит к жене,
Говорит о войне
И печальну жену утешает:

"Не тоскуй, не крушись!
Лучше богу молись,
Чтоб от смерти меня он избавил
И чтоб нас, казаков,
Сохранил от оков
И великой победой прославил.

За степьми, говорят,
Камней груды лежат
И песок при реках золотистый;
Бисеров - не бери,
Жемчугов - не вари.
А у жен дорогие монисты".

"Что мне в платьях цветных,
Что в камнях дорогих,
Когда нет тебя, мой ненаглядный?
От разлучного дня
Не утешат меня
Ни сребро, ни жемчуг перекатный.

Кто-то мне говорит:
"Муж твой будет убит!"
Вот уж по три я слышу то ночи.
Видно, мне сиротать,
Век вдовой вековать,
Не видать твои светлые очи.

Не крутить черный ус,
Не лобзать алых уст,
Не прижать ко груди белоснежной.
Твой сынок подрастет,
Тятю кликать начнет,
Что мне делать тогда, безнадежной?"

И с сердечной тоской
Тут казак молодой
Молодую жену обнимает.
"Не тоскуй, - говорит, -
Я не буду убит:
Ведь не всякий в войне погибает.

И недель через пять
Ворочуся опять
Да с добычей к тебе боевою;
Я тебя обниму,
Крепко к сердцу прижму
И у сердца тебя успокою.

Коль паду на войне,
Ты не плачь обо мне,
Не суши свои ясные очи;
Ожидай ты меня
Не средь белого дня,
Но во тьме ожидай меня ночи.

У ворот я сойду,
Тихо в хату войду
И махну посинелой рукою;
Ты не бойся меня,
Но садись на коня,
Мы поедем, друг милый, с тобою".

Тут казак замолчал,
Три свечи засвечал,
И сбираться он начал на битву.
Он осек три кремня,
Изготовил коня
И сточил боевой меч как бритву.

На другой день зарей
Грянул гул вестовой -
Казаки лошадей выводили.
Гул второй разнесло -
Казаки на седло,
А за третьим - на площадь спешили.

Шумно строятся в ряд,
Громко сабли гремят,
Развилося казацкое знамя;
Кони борзые бьют,
Пыль копытами вьют,
И в очах их свирепое пламя.

Вот раздался сигнал,
Пономарь заклепал,
И церковны врата отворились.
"Кивера все долой!" -
Закричал удалой
Есаул. Кивера опустились.

Тихо старцы пошли,
Образа понесли
И святую хоругвь в ополченье;
И за ними идет
Весь церковный причет,
Позади иерей в облаченье.

"Призовем бога сил!" -
Иерей возгласил,
И всемирную славу запели.
Он по ряду ходил,
Ополченье кропил
Освященной водою в купели.

"Род избранный, восстань!
Ополчайся на брань,
Покоряй супротивных под ногу!
Укрепит бог богов
Вас на ваших врагов;
Я вручаю вас господу богу".

И, окончив обряд,
Возвратился назад, -
И слезами глаза омрачились.
Тихо старцы пошли,
Образа унесли,
И церковны врата затворились.

Весь как пламя огня,
Атаман - на коня
И тяжелыми брякнул ножнами;
Вдруг, блестящ, как стекло,
Длинный меч наголо -
И летит молодцом пред отрядом!

Вот ряды обскакал:
"С богом, дети!" - вскричал.
Казаки на седле поднялися,
Засверкали мечи -
И орлом усачи,
Как на пир, на войну понеслися.

Часть 2

Дни со светом идут,
Ночи с мраком бегут,
Утро вечер прохладный сменяет;
В полдень солнце горит,
В полночь месяц глядит;
Часовой по редуту гуляет.

И в полуденный зной
Золотистой волной
Озерненные зыблются нивы;
И в раздолье степей
Стадо диких коней
Вьет по ветру косматые гривы.

И в небесной выси,
Будто рати Руси,
Громоносные движутся тучи;
И, подпора небес,
Не шелохнется лес,
Не играет в степи вихрь летучий.

И молчанье кругом.
Утомленным крылом
Царь пернатых на землю слетает;
И с стесненной душой
Пешеход молодой,
Ослабевши, шаги ускоряет.

Вот громады сошлись.
Молньи в тучах зажглись -
И ударил перун быстротечный.
Опаленный кругом,
С раздробленным челом,
Рухнул кедр, великан вековечный.

И, дохнувши огнем,
Прошумели дождем
И песчаную степь наводнили.
Светлый солнечный луч
Проглянул из-за туч -
И две радуги свод расцветили.

Океан рассыпной,
Будто конь молодой,
Сребровласую шею вздымает;
Гриву в космы плетет,
Чутким ухом прядет,
Длинный хвост в три трубы завивает.

В надвоздушный предел
Царь-орел полетел
Осушиться в потоке огнистом,
И - предвестник весны -
С голубой вышины
Засверкал перерывчатым свистом.

На кургане крутом
Под истлевшим крестом
Молодая казачка сидела,
И, склоняся главой
На тополь луговой,
Она грустно на степи глядела.

Из развитой косы
В беспорядке власы
На лилейную грудь упадали,
И на бледных щеках,
Как роса на цветах,
Как жемчужины, слезы блистали.

Тихо все. Лишь у ног
Говорил ручеек
И прозрачной волной к ней ласкался;
И с журчаньем ручья
Тихий голос ея,
Будто ласточки щебет, сливался.

Пётр Ершов 1842

Потом стала полковой 2го Сб.КП

Песчанские казаки
(памяти войскового старшины Шарапова И.М. и есаула Лаптева А.П. из моей книги "Чтобы помнили",2010г.

В 19-ом столетии
с честью были мужики!
В 19-том столетии
назывались «казаки»!
У прабабки нашей Анны
было восьмеро детей,
Муж скончался от болезни,
ох, и трудно стало ей.
Долго траур не носила,
подвернулся ей жених,
Он посватался к прабабке,
взяв с «хвостом» из восьмерых!
Коли любы были бабы
тем песчанским казакам,
То детишки – не помеха
настоящим мужикам!
-Без штанов останусь, Анна,
для меня - то не беда,
Но, детишек не обижу,-
говорил он ей всегда.
Да и, правда, не обидел,
всех одел, кормил, учил,
Пацанов стопами предков
он в «кадетский» снарядил,
А девчат – кого в медсёстры,
а кого в учителя,
Вот каких мужчин имела
та Песчанская земля!
Пятерых еще нажили,
вот и «дюжина» сполна!
Долго счастье их не длилось,
снова грянула война…
И под городом, под Брестом,
есаул погиб в бою,
Он остался там навечно,
защитив страну свою.
1975г.

Сары Азман
Вячеслав Коробейников-Донской
I. Старое Поле

В Старом Поле* ветер воет.
Травы клонит ураган.
В Старом Поле вдоволь воли,
Да гуляет атаман*.

Тесный ворот нараспашку,
Чтобы грудь дышать могла.
Был бы конь здоров, да шашка
Седока не подвела.

Не страшны ему ни персы,
Ни татарская Орда.
Если ты с ватагой* вместе,
Значит горе – не беда.

Бьёт налево, бьёт направо,
Грабит каждый караван.
Славу грозную по праву
Заслужил Сары Азман*.

Хан Юсуф – отец ногаев –
Под вечернюю зарю
Пишет жалобу, стеная,
В ставку русскому царю:

«Твой холоп, слывёт Азманом,
Со людьми в степя ходил,
Всех послов словил арканом
И до смерти их побил».

Царь в ответ: мол, суть такая:
«Не помочь беде пока.
Подчиняться не желают
Те холопы мне никак.»

Не холоп Сары, а – сокол:
Вьётся, рвётся к небесам.
И полёт его высокий –
Горечь ханам и царям.

Степь ему – как мать родная,
Словно батька – Дон-река,
После боя приласкают,
Обогреют казака.

Ах, ты, Поле, – вдоволь боли –
Ковыля да молочай!
Ах, ты, дикое раздолье –
Край Донской, казачий край!

II. На переправе

По-над степью пыль клубится.
Знать, немалый караван.
– Не пора ль повеселиться?! –
Вскинул бровь Сары Азман, –

Свежей кровью степь напоим,
То-то пустимся в разгул.
– Но противу* нас – их вдое! –
Подал голос есаул*.

– Эка невидаль! Нет права
Нам пужаться* спредвеков*.
Спрячем ков* у переправы
И – гуртом* на чужаков.

Бой короткий, но кровавый
Был у Дона у реки.
Кто же устоит под лавой*,
Если это – казаки!

Словно на овчарню волки,
Налетел казачий рой.
Много золота и шёлка,
Им досталось на разбой.

Но среди трофеев прочих
Заприметил атаман
Взор темнее тёмной ночи,
Тонкий лик и гибкий стан.

«Что за дева! Что за диво!
Черноброва да стройна!»
Не встречал казак красивей
В мире жонки*, чем она.

Сердце грубое забилось
Непонятной новизной,
И по венам прокатилось
Пламя жаркою волной.

Пряча взгляд в платок арабский
Дева молвила речьё*,
Что старик, паша Анапский,
Должен мужем стать её.

И увёз ясырь*-девицу
В дальний стан Сары Азман,
И хотел было жениться –
Выйти в Круг* с ней на майдан*.

Но она (чертячье* племя!)
Уговор вела таков:
– Приведи ко мне Еленя*,
Что белее облаков.

Вот тогда тебе я стану
Самой верною женой.
Что ж, назначена Азману
Путь-дорога в край чужой.

III. Елень

Широка ты, Степь родная!
За края не заглянуть.
В ночь дорогу освещает
Для Сары Батыев Путь*.

Пройдена земля киргизов,
За спиной седой Кавказ,
А Елень, как будто призрак
Ускользает всякий раз.

Но, чтоб с милой ликоваться*
Вволю мог наедине,
Он всю жизнь готов скитаться
В незнакомой стороне.

Казаки уже роптали:
– Сколько ж можно, атаман?
Мы прошли такие дали,
А выходит всё – обман?

Возвращаться не пора ли
Нам назад в казачий стан?
Дюже* лошади устали,
И в прорехах весь кафтан.

– Ничего, потерпим трошки*.
К морю синему пойдём.
Там весь мир, как на ладошке –
Может, всё-таки найдём.

Море пенилось игриво,
Волнами пытая крепь.
До чего ж оно красиво
И раздольно, будто степь.

Из-за этакой громады
Пробивался новый день.
А по берегу (о, радость!)
Шёл навстречу им Елень.

Шёл – белее самых белых
В синем небе облаков,
Шёл – белее самых смелых
Свежевыпавших снегов.

Где он ударял копытом,
В небо бил воды поток,
Рвался из земли омытой
Ввысь лазоревый цветок*.

Но, как только ни старались
Казаки поймать его,
Все ловушки забивались
То козулей*, то сайгой*.

И тогда свой лук двурогий
Натянул Сары Азман,
Ранив зверя точно в ногу,
На рога одел аркан.

IV. Возвращение Сары Азмана

Путь домой – всегда обрада*.
И приятнее вдвойне
То, что понукать не надо
Окрылённых лошадей.

Те летят по бездорожью,
Словно чувствуя настрой.
Им наверно в радость тоже
Возвращение домой.

Жаль, никто ещё не знает
Все расклады наперёд.
Человек предполагает,
А Господь судьбу ведёт.

Но судьба меняет краски,
Часто ставя под удар.
Едет встречь* паша Анапский
С тьмой* татар и янычар,

Ищет в Поле не раздолья
Для лихого рысака,
В сердце жажду мести холя,
Пир готовит казакам.

Эх, напьются нынче вволю,
Но не сладкого вина.
Много было разных долей,
А теперь – на всех одна.

Налетел паша под вечер.
Освятилась кровью сталь.
То была не схватка – сеча!
Не горчинка – скорбь-печаль!

Полегли все до едина,
Словно разом спать легли,
Но своё казачье имя
От позора сберегли.

Сотни выгостей* незваных
Увели донцы* с собой.
Одного Сары Азмана
Вывез конь из битвы той.

Без братов, в кровавой пене,
Умирающий от ран,
Но с обещанным Еленем
Он назад вернулся в стан.

V. На одре

Плачут девки, плачут жонки,
От слезы в глазах туман.
В головах с свечой зажжённой
Умирает атаман.

Вспоминают дни за днями
Казаки в его исход:
Как не раз за зипунами*
Отправлялись с ним в поход,

Как громили турок, персов,
Собирали дань с крымчан,
Как всегда делили честно
Завоёванный дуван*.

Тихо сетуют, жалкуют*,
В кровь сжимают кулаки,
Зная истину простую,
Что не плачут казаки.

Лишь ясырка* не горюет
Над Азмановой судбой,
Шепчет, будто бы колдует,
Раны брызгая водой.

Вдруг Сары вздохнул, открылись
Соколиные глаза.
В страхе все перекрестились
На святые образа.

– Часом не колдунья дева?
– Сила чья в её руках,
Коль одной водой с напевом
Подняла враз казака?

Встал Азман, усы поправил,
Обернулся на восход.
Казака противу правил
Даже смерть порой неймёт*.

VI. Живая вода

Как же это получилось?!
Может, взгляд мутит слеза?
Иль у смерти притупилась
Остроносая коса?

Пожалела полонянка
Атамана (видит Бог!)
И треногу спозаранку
Сбросила с еленьих ног.

Отпуская на свободу,
Умоляла молода,
Чтоб Елень живую воду
Умирающему дал.

Вдарил зверь копытом смело,
Взвил струю на миг один.
А ясырка лишь успела
Пригоршню набрать в кувшин.

Застенала, зарыдала
Вместе с ней Донская выть*:
– Мало, ох, как это мало,
Чтобы раны все омыть!

Долго плакала дивчина,
До последней до звезды.
Глядь, в кувшине половина
То ли слёз, то ли воды.

Плачь, не плачь, а время тает,
Унося судьбу в туман.
Умирает, умирает
Атаман Сары Азман.

Зашептали губы жарко
Песню прямо в небеса,
И еленьеным подарком
Смылись раны на глазах.

Встал Азман, смерть попирая,
Позабыв про боль и кровь.
Кто помог? Вода живая?
Слёзы? Бог? Или Любовь?

В тот же день ясырка стала
Атамановой женой.
С них и зачался* удалый
Род казачий, люд Донской.


VII. Исполать*!

Гой, ты, Степь, – судьба лихая,
Чабера* да полыня*,
Ни конца тебе, ни края,
Хоть до смерти мучь коня.

Ты бежишь от моря синя
До Рассейских городков,
Славя доблестное имя
Непокорных казаков.

Люба ты и в стужу злую,
И когда цветёшь во ржи.
Дух полынный околдует
И навек приворожит.

Бьёт наотмашь зной горячий.
По судьбе, не по злобе
Сколько косточек казачьих
Схоронила ты в себе,

Сколько вдовьих слёз с собою
Забрала, как жемчуг, в дар,
Чтоб взлетал над Дон-рекою
Птицей вольною гутар*,

Чтобы лились песни звонко
Прямо к Божьим небесам,
Чтоб жилось в родной сторонке
Внукам лучше, чем дедам.

Гой, ты, Степь, – родная мати*,
Гой, Дон-батюшка река,
Будет праздник в каждой хате!
Верь зароку* казака.

Атаман* – предводитель казачьей общины
Батыев Путь* – Млечный Путь
Ватага* – здесь, походный казачий строй, колонна
Встречь* – навстречу
Выгость* – гость
Выть* – здесь, земля
Гуртом* – вместе
Гутар* – язык Донских казаков
Донцы* – самоназвание Донских казаков
Дуван* – военная добыча
Дюже* – очень, сильно
Елень* – олень; белый олень, пронзённый стрелой, на гербе Всевеликого Войска Донского символизирует независимость и непокорность Донских казаков
Есаул* – помощник атамана
Жалковать* – жалеть, сочувствовать
Жонка* – женщина
Зарок* – клятва
За зипунами* – «поход за зипунами»: воинственные набеги донцов на берега Турции, Персии и Крымского полуострова и других сопредельных государств
Зачался* - начался
Исполать* – слава
Ков* – здесь, засада
Козуля* – косуля
Круг* – общий войсковой совет казаков, высший орган самоуправления, на котором ежегодно переизбирались атаманы, решались политические и бытовые вопросы, в том числе и узаконивание брака
Лава* – особый боевой порядок при наступлении
Лазоревый цветок* – тюльпан степной
Ликоваться* – целоваться
Майдан* – площадь, на которой проводился Круг
Мати* – мать
Неймёт* – не берёт
Обрада* – радость
Полыня* – полынь
Противу* – против
Пужаться* – бояться
Речьё* – слово
Сайга* – самка сайгака
Сары Азман* – первый из атаманов Донских казаков, упомянутый в исторических актах (переписка царя Ивана Грозного с Ногайским ханом Юсуфом, 1549 год). Существуют три версии происхождения названия:
1) он был из крещёных Азовских татар («рыжий человек»: сары – по-татарски рыжий);
2) он был славянином, носившим татарское прозвище:
3) название казачьего племени славянского происхождения (белые люди; сар – по-фински белый), ставшего ядром возрождения казачьего народа при возвращении в «старожитные» земли из чужих «краин» (Московского, Польского, Литовского и других государств) после разгрома казачьих городков Золотой Ордой за участие в Куликовской битве
Спредвеков* – исстари, испокон
Старое Поле* – название Области Всевеликого Войска Донского во времена Золотой Орды
Трошки* – немного
Тьма* – тысяча
Чертячье* – здесь, хитрое
Чабер* – чабрец
Ясырь* – военная добыча, в частности пленники, взятые в набеге
Ясырка* – пленница, взятая на востоке

Казаки
(поэма)

1. Новое сословие

Давным-давно,
в четырнадцатом веке,
Селились на просторах
человеки,
Покончившие с игом
социальным,
И назывались все они
буквально,
Ни как-нибудь, а словом
«казаки».
Как тюркские толкуют
языки -
То - «удалец», «свободный»,
«вольный» люд,
Не терпящий ни «пряника»,
ни «кнут».
Чтоб подчинить своей их
власти -
Правительство бессильно
было,
Когда ж случались вдруг
напасти –
Принять участие их
просило.
И казаки вступали в бой
с любою вражеской ордой,
За что цари их поощряли
и постепенно приручали.
Затем одна их половина
считалась войсковой дружиной.
Других к «дворцовым» приравняли
и щедро титулы давали.
Ценилась храбрость казаков
на протяжении веков,
И потому их снарядили
осваивать простор Сибири.
Ермак – бесстрашный воин был,
войска Кучума он громил,
Но горький жизни был конец:
в ту ночь лил дождь и ветер шквальный,
Все спали, и уснул стрелец,
что в карауле был дневальным.
Найдя в реке хороший брод,
проник в их стан Кучума взвод,
В кромешно-синей тьме ночной,
там завязался страшный бой,
Ермак их к берегу манил,
но не хватило ему сил,
Доплыть до лодок он не смог,
кольчуга, латы вниз тащили,
Седой Иртыш его увлёк,
и волны тело поглотили.
Но пенистая злая лава
не поглотила его славы.
Вернувшись к вражескому стану,
продолжил бой другой казак,
За смерть лихого атамана
отмстил Матвейка Мещеряк.
Первопроходцам слава, честь!
Всех подвигов не перечесть:
Воздвигли крепости повсюду,
в Сибирь врагам закрыли путь,
Их имена все помнить будут,
не зря «кресты» дали на грудь.
За службу верную когда-то
давали земли им в награду,
Двух братьев Карбышева рода
(о чём и не мечтали сроду),
Императрица оценила,
землицей тоже наделила.
Сначала церкви заложили,
дома, амбары возвели,
Хлеба отменные растили,
все блага черпали с земли.
Жила станица жизнью славной,
на свет плодились казаки,
И выполняли долг свой главный-
границы зорко стерегли.
Мальчишек с детства снаряжали,
коней растили для юнцов,
И постоянно им внушали,
чтоб чтили подвиги отцов.
А с восемнадцати годов
казак на службу призывался,
К защите Родины готов,
и в том присягою он клялся.
Мой трижды-прадед дорогой
казак был храбрый, удалой,
В архивах есть реляций ряд,
чем славен был его отряд.
Он в экспедиции известной
для форта «Верный» выбрал место.
И дважды-прадед воин был,
«кресты» в турецкой заслужил.
Полковник-прадед, да и дед-
все при чинах, то не секрет.
Шестой казачий полк сибирский
был постоянной их припиской.
Вставали рано, до рассвета,
пахали землю казаки,
К труду приучены и дети,
но, и имелись батраки.
В усадьбе конюхом трудился,
и грамоте с детьми учился
Из киши-жуза, род-адай
казах по имени Аблай.
Он благодарен предкам был,
за то, что грамоту познал,
До самой смерти не забыл,
кто с голоду его спасал.
Настанет время он добром
отплатит бабушке сполна.
Скажу чуть ниже я том,
какая дружбе есть цена.

2. Революция и гражданская война

Двадцатое столетие -
борьба против царизма.
Страна кипела,
а в ней парился народ.
На свет всходило
солнце коммунизма,
В календаре -
семнадцатый шёл год.
Метались казаки,
куда примкнуть – не знали,
Ведь все царю
на верность присягали.
Одни шли к «красным»,
а другие не решались,
Друг против друга
яростно сражались.
Гражданская война
месила в мясорубке,
И гибли казаки,
в боях каждый второй.
Остались на сердце
кровавые зарубки
У тех, кто выжил
в круговерти той.
Был младший брат
у бабушки моей.
Красавец-офицер,
нарушив все заветы,
В один из этих
самых смутных дней,
Решился тоже перейти
к Советам.
Он командиром был назначен
в губ.ЧК(а),
Сражался мужественно с бандой
Колчака,
Хотя служил у адмирала он
когда-то,
И получал из рук его
награду,
Теперь пришлось стрелять
в однополчан.
Был на душе его сплошной
туман:
Сомненья, горечь,
как поступить - не знал,
И тёмной ночью с другом
он сбежал.
На утро группе приказали
взять перебежчиков живьём,
Но, выследив, всё ж расстреляли.
(Молчит история о том,
что, может, сам он застрелился,
Свидетель был, что он грозился…).
Преподносили нам всегда,
что «белые» чинили зверства.
О «красных» плохо – никогда,
мол, не допустят изуверства.
А допускали, помнят люди,
и вряд ли кто это забудет:
Как труп к седлу коня вязали
и по селу его таскали,
А тело билось по ухабам,
из головы хлестала кровь,
Кричали дети, выли бабы,
а верховой круг делал вновь.
Затем на части разрубили,
и месиво не схоронили.
В тот день расстрелян был и друг,
и удостоен тех же мук.
Нашлись сердечные в селе,
предали ночью их земле.
В одной могиле - два лежат,
тот первый – бабушкин был брат…
Вот вам – гражданская война.
Да будь же проклята она!

3.Новый путь

На новый путь страна ступила,
социализм провозгласила.
Вершились добрые дела,
и партия вперёд вела,
А казаки не отставали,
и власть Советов укрепляли.
Вот только их земли лишили,
потом скотины, кур, гусей,
В стране колхозы учинили,
и загоняли в них людей.
Кому охота нажитое
вот так вот запросто отдать?
Да, было так, того не скроешь,
казак стал первым выступать,
И оказался вдруг в опале,
их разоряли и ссылали…
Потом тридцатые года –
разгул репрессий, вот беда.
И первым вновь казак страдал,
ему припомнили былое –
Раз в царской раньше состоял,
то подрываешь, мол, устои.
О, сколько их в ГУЛАГ сослали,
на стройки века «пропуск» дали,
А половине был расстрел,
в архивах воз «шпионских дел».
Мой дед-казак расстрелян был,
за «шпионаж» он проходил….
А бабушка как пострадала,
«жена врага» - чего скрывать.
Как дальше жить, она не знала,
троих пришлось ей поднимать.
Кого «женой врага» назвали,
ведь на работу-то не брали.
О горе бабушки узнал
друг детства, конюх тот – Аблай,
Что в их усадьбе проживал,
из киши-жуза, род – адай.
Он помогать стал хлебом ей,
чтоб как-то поддержать детей.
Когда всё в жизни улеглось,
Аблай в семье был главный гость.

4. Война

И вновь в опасности страна,
внезапно грянула война.
Фашисты утром Брест бомбили,
и через реку танки плыли,
Вставал казак на смертный бой,
и землю заслонял собой.
Но вот беда – осталось мало
на свете наших казаков,
В тридцатых их пересажали
и расстреляли без судов.
Кто жив, остался - в лагерях,
их выпускали второпях,
Штрафбаты ими пополняли,
в атаку первыми бросали,
Но, как бы не трепала жизнь,
у казаков был клич: «Держись!»
Держался стойко мой отец,
лихой матрос и удалец.
Он на войне был водолазом,
со смертью встретился не раз,
Но, выжил, всем чертям назло,
ведь он – казак, ему везло.
И дальний родич был Герой,
жаль, не вернулся он домой,
А страшной смертью пал в плену,
прославив имя и страну.

5. Эпилог

Ушло в историю шесть веков,
как мир узнал про казаков.
Корнилов «рыцарями» звал,
а Свердлов смерти им желал,
Но всё прошло, как страшный сон,
не дай нам, Бог, гражданских войн!
Горжусь сословием - «казаки»,
хочу, чтоб где-то у реки
Часовня в память их стояла,
и звоном чистым призывала
Не забывать того, что было,
и как казачество служило.
Историей надо дорожить,
и в дружбе нациям всем жить.
И пусть сословие казачье
приносит славу всем векам,
Да будет так, а не иначе.
Кричу я «Любо!» казакам!
1993г.
Г.Шарапова

Евгений Меркулов

РУССКИЕ СПАРТАНЦЫ

Сидит в душе неявная обида –
Заходит речь про доблестных мужей,
Так помнят лишь спартанцев Леонида,
А наши-то ни капли не хужей.

Две тысячи героев Войска Польска,
Сорокократный силы перевес,
Не взяли в плен отряд из добровольцев.
Европа, помнишь, "Ноу" или "Йес"?

Деревня Сендзеёвице, слыхали?
Название запомнили едва.
А там ить наши предки умирали,
Числом их было ровно сорок два.

Гусары из-под Гродно (не из штаба),
Линейные, донские казаки
И во главе их Александр Граббе.
Напротив шашек польские штыки.

Поляки окружали слева-справа,
– Сдавайтесь, казакам пощады нет,
Но шляхтичам-гусарам будет слава...
Огонь из всех оружий был в ответ.

И те, кто супротивиться был в силах,
Сумели перебраться на погост,
И точки огневые на могилах
Для наших братьев был последний пост.

Поляки шли на приступ, но однако
Запомнилась надолго, на века
Отчаянная наша контратака
Десятка русских против их полка.

Когда примчались силы на подмогу,
Среди героев, победивших смерть,
Был командир, шептавший: "Слава Богу!,
Коня мне дайте... Надо с ним лететь..."


Апрель, 2014


Только спартанцы могли так драться... И еще русские! Двухтысячное войско поляков не смогло сломить отряд из 42 русских гусар и заставить их сдаться в плен. Даже когда способных драться оставалось всего 7, они снова и снова бросались в атаку и заставляли отступать 40-кратно превосходящие силы противника…

Этот легендарный бой произошел недалеко от деревни Сендзеёвице чуть больше 150 лет назад, в 1863 г.
Отряд из 42 добровольцев (гродненские гусары, донские и линейные казаки) преследовал банду польских мятежников, терроризировавших местное население. Командовал отрядом 25-летний Александр Павлович Граббе – герой Кавказской войны, награжденный за храбрость в "делах с горцами" высшими орденами империи. И до этого боя отряды лихих гродненских гусар гоняли и успешно били мятежные банды примерно 8-9-кратно превосходившие их числом. Однако на этот раз поляков оказалось очень много: свыше 1200 кавалеристов и более 400 пехотинцев – всего до 2000 человек. Моментально осмелев, они окружили маленький отряд преследователей, пообещав "братьям-шляхтичам" жизнь за выдачу казаков и переход на их сторону.

Те в ответ... атаковали противника. Поляки бросались в атаку несколько раз, каждый раз в уверенности, что победа уже в руках. Русским, испытывавшим недостаток боеприпасов, приказано было не стрелять иначе, как в упор. Атака всякий раз встречалась гробовым молчанием, и всякий раз поляки не выдерживали: в 20 шагах поворачивая коней, они получали несколько выстрелов вдогонку. Граббе, уже дважды раненый, категорически отклонял все предложения о сдаче. Спокойное, почти веселое выражение прекрасного лица не оставляло его ни на минуту. Бой у хлебных сараев (единственные строения на поле боя) длился несколько часов, после чего поляки подожгли их.
– Огонь быстро распространился, и мы внезапно увидели себя посреди дыма и пламени, – рассказывал потом один из четырех выживших участников кровавой битвы.
– Жара сделалась невыносимою и принудила нас отойти на несколько шагов от сараев. Гибель уже казалась неизбежною: способных драться от сараев отошло не более 25 человек, некоторые были уже ранены; лошадей осталось только 4; мы стояли на открытом месте под самым страшным огнем, и нас окружили более 1000 человек кавалерии...

Но не так-то легко было восторжествовать над этой горстью людей, решивших драться насмерть.
Отбивая непрерывные атаки противника, поредевший отряд храбрецов, неся раненых, медленно, шаг за шагом направился к кладбищу. Видя это, два польских эскадрона бросились в карьер.
– Мы снова сомкнулись, залегли в дорожную канаву и ждали. Минута была торжественная! Последний акт борьбы, казалось уже наступил… но видно эта горсть людей имела вид слишком
грозный: в 15-ти шагах эскадроны снова повернули назад, снова получили несколько выстрелов вдогонку, и мы беспрепятственно заняли кладбище, – рассказывал один из добровольцев.
– Только одни спартанцы могли так драться, – говорили впоследствии участники этого боя – поляки. Польская кавалерия и пехота непрерывно, волнами накатывала на горсточку храбрецов, но не могла подойти к этому остатку израненных воинов.
– Если бы каждый из врагов наших, – вспоминал впоследствии один из раненых казаков, – бросил на нас горсть земли, то они насыпали бы над нами могилу. – Мы еще дрались или, лучше сказать, почти не отвечая на выстрелы, но, сохраняя грозный вид, хладнокровно смотрели, как нас расстреливали. Кругом нас умирали люди в страшных мучениях: раненые невыразимо страдали, истекая кровью, безо всякой помощи, мучимые жаждой, без капли воды среди самого знойного дня. И ни одного стона! Ни малейшего признака слабости!.. Да эти люди умели умирать, умирать молча, безропотно, глубоко трогательно...Командир Александр Граббе, получив еще несколько ранений, осел, истекая кровью на землю с перебитым пулей позвоночником, но не выпустил из рук оружие, приготовленное к последней схватке. Принявший командование остатками отряда поручик лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Александр Николаевич Витмер пересчитал способных драться: 2 офицера, 3 линейца и 2 донца.
Отчаявшись сломить израненных русских, шляхтичи согнали крестьян из ближайших селений и погнали толпой на окруженных. В надежде, что последние пули и клинки героев увязнут в массе этого заградотряда.Видя, что даже раненых спасти не получится, воины дали последний "залп" двумя последними пулями. После чего остатки способных держать оружие русских кинулись на врага... Почти все гусары и казаки, бившиеся пока руки, сжимавшие клинки, имели место для взмаха, погибли. Когда основные силы Гродненского гусарского полка вошли в деревню Сендзеёвице, они застали в живых некоторых из смертельно раненых героев, включая командира А.П. Граббе. Офицеры и гусары с трудом подавляли рыдания, видя ужасные страдания своего израненного товарища. Граббе, собравши остаток сил, слабым голосом, но спокойно рассказал о славной защите своих сподвижников, умолчав по обыкновению о самом себе. 25-летний герой умрет утром следующего дня, все это время повторяя в бреду: "Дайте же мне моего коня, мне надо скакать... лететь..."

Евгений Меркулов

Ошибка

Про презабавную ошибку
Я привести хочу пример:
Казак поймал сетями рыбку
(Он был, как видно, браконьер).

Рыбца, себельку иль шемая -
О том не знаю точно я,
Но говорят, что золотая
Была у рыбки чешуя.

Лишь положил её в ведёрко,
Как вдруг сверкнувши плавником,
Ему рыбёшка-златопёрка
Сказала русским языком:

"Послушай, как тебя, товарищ,
Иль, если хочешь, господин!
Ухи с меня ты не наваришь,
Во мне же весу - смех один.

Обратно в воды голубые
Ты отпусти меня скорей,
А я желания любые
Твои исполню, ей-же-ей!

Я ж не обычная плотвица.
Поверь мне на слово, не лгу.
В подводном царстве я - царица,
И сделать многое могу.

Захочешь - новые палаты,
Захочешь - новую жену,
Захочешь - доллары и злато...
Лишь брось обратно, в глубину".

Казак не слышал рыбьих басен
И съел бедняжку в тот же день.
Он глух и нем был, как Герасим.
Такая, братцы, хренотень.

Сентябрь, 2002

Файл можно получить по ссылке:
goldfish.mp3
yadi.sk/d/oj9nEFzPgECML

Евгений Меркулов

Отпусти моё стремя, красавица,
Не могу я остаться с тобой.
Наша сотня в поход собирается,
И сигнал уже подан трубой.

Нам судьба - за грехи наши тяжкие
Воевать меж собой без конца.
Понесёмся лавиною с шашками
Брат на брата и сын на отца.

Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.

Отпусти, мою руку, красавица,
Стременную полнее налей.
Пусть чуток по земле расплескается -
Казаку ляжет путь веселей.

Видишь - мой вороной беспокоится,
Ждёт, когда ему дам шенкеля,
Чтоб помчаться стрелой за околицу,
По дороге намётом пыля.

Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.

Отпусти мои думы, красавица,
Наша ночка была коротка.
А за Доном заря занимается,
И тебе не сдержать казака.

Чем закончится бой, я не ведаю,
Но и к смерти, и к славе готов.
Только если вернёмся с победою,
Жди, красавица, вскоре сватов.

Дуют ветры свинцовою силою,
И негоже сидеть по тылам.
Отпусти же меня, моя милая,
Я взамен тебе сердце отдам.

Сентябрь, 2005

Евгений Меркулов

БРАТЬЯ

Как вино откупорю
Кровяное, красное,
Вспоминаю давние,
Горькие года.
Жили в нашем хуторе
Братья Семичастные.
Дружные да славные,
Не разлей вода.

Схожи, как два колоса,
Лишь одно различие
(И маманя с батею
Не поймут, отколь?) -
У Ивана волосы
Светлые, пшеничные,
Кудри у Игнатия
Чёрные, как смоль.

Ой, щедра да благостна
Сторона кубанская.
Так и жили б весело
У родной Реки.
Но пожаром яростным
Вспыхнула германская,
И на фронт уехали
Братья казаки.

За три года горюшка
Нахлебались досыта.
На подмогу скорые
Шли за братом брат.
Набрались по горлышко
Боевого опыта,
Заслужив Егориев,
Ваня и Игнат.

Грозный восемнадцатый
Братьям жребий выкинул.
Ох, бывают разными
Шляхи казака.
Старший за кубанцами
Ускакал к Деникину,
А меньшой за красными
Прямо в ГубЧК.

Братья и не чаяли,
Что им снова встретиться,
Связанным да раненным,
Будет суждено.
Оба по случайности
Через десять месяцев
Были в плен захвачены
Хлопцами Махно.

Их наутро вывели...
Вот, затворы клацнули.
Но молчат ребятушки,
Да отводят взгляд.
Прогремели выстрелы,
И в могилу братскую
Разом пали рядышком
Ваня и Игнат.

Голова к головушке,
Тёмная да светлая...
Пропадали пропадом,
Не пожав руки...
Связанные кровушкой,
Что же вы наделали,
Чем грешны пред Господом,
Братья казаки?

Июнь, 2010

Евгений Меркулов

ПОЧЕМУ КАЗАКАМ РАЗРЕШЕНО ПРИХОДИТЬ В ЦЕРКОВЬ ПРИ ШАШКЕ?
(по мотивам сказки-легенды)

Были, братцы, времена
Далеко-далече,
Богу стала вдруг нужна
Помощь человечья.

И случилось то навродь
По весне, в апреле.
Звал крестьянина Господь
Пособить при деле.

А мужик, прищурив глаз,
Так ответил Богу:
- Не могу иттить чичас
Дел на поле много.

Как посею свой овёс,
Кину хлеб в землицу,
Вот тады другой вопрос.
Жди через седмицу.

Загрустил Господь слегка,
Посуровел где-то.
Он ить ждал от мужика
Иншего ответа.

- Футы-нуты, важный гусь!
Что ему Всевышний?!
Ну, дык, ладноть, обойдусь!
Будет повод лишний

Посмотреть на свежий глаз
На людскую веру.
Вон к боярину сейчас
Обращусь, к примеру.

У него ж холопских душ,
Почитай, без счёта.
Даст мне этот славный муж
Толику почёта?

И в боярской слободе
Зов раздался Бога,
Дескать, Господи в беде,
И нужна подмога.

Помолясь не торопясь
Около киота,
Управляющий и князь
Взялись за расчёты.

И боярин свой отказ
Выдал осторожно,
Дескать, помощь дать сейчас
Ну никак не можно.

Мол, и рад бы был помочь,
Да полно работы,
Люди пашут день и ночь
До седьмого пота.

На Алёну сеять лён,
Да ячмень, да гречу.
Погоди хоть тридцать дён -
Может, станет легче.

Через месяц-полтора
Обращайся снова,
И помочь я буду рад -
Княжеское слово!

А пока наоборот,
Будет всем неплохо,
Если Боже подмогнёт
С высевом гороха.

На челе у Бога враз
Желваки взыграли.
Рай увидишь, светлый князь,
Ты теперь едва ли.

Что ж, о вере в суете
Позабыли люди?
Кто теперь поможет? Где?
Может, на Присуде?

Там, конечно, вольный люд,
Ценят лишь свободу
И своих не продают,
Даже Мне в угоду.

Пишут собственный закон,
Чтимый, как святыню.
Так и жили испокон,
Так живут поныне.

Но по вере мне верны,
В них моя надёжа.
Выручайте же, сыны,
Коли просит Боже!

А внизу казак сидит,
Точит востру шашку,
Детвора вокруг галдит,
Жинка шьёт рубашку.

Вдруг казак услышал Зов
И сказал без шуток:
- Боже, я почти готов.
Дай лишь пять минуток.

- А не мало ли, донец?
В путь ить едешь дальний.
- Пять минут для нас, Отец,
Срок вполне нормальный.

Видишь восемь казачат?
Братцы-шалопуты.
Попрощаться с кажным нать
Хучь по полминуты.

А жену ишо обнять,
Да расцеловаться -
Плюс минута, в общем - пять.
Можем отправляться.
...........................

Вот за энто, братцы, нам
Выдали поблажку:
Мы при входе в Божий храм
Не снимаем шашку.

И как "Вонмем" прозвучит,
Казаки лишь вправе
Чуть клинки приобнажить,
Православье славя.


Октябрь, 2011

Евгений Меркулов

ЛЕГЕНДА О ДОНСКОМ ЦВЕТКЕ-БЕССМЕРТНИКЕ
(по мотивам легенды донских казаков)

I

Давно это было, в лихие года
На Дон налетела с востока орда,

Прошла по Присуду с мечом и огнём,
Хлеба потоптала монгольским конём,

Поля окропила казачьей рудой,
Связала невольников крепкой уздой,

Разрушила храмы, сожгла городки
И в степи вернулась от Дона-реки.

А вслед за ордой от свово куреня
Плелись полоняне, судьбину кляня.

Ох, много донцов той далёкой весной
Узнали про вражий аркан власяной.

II

У Марьи-казачки монголы родню
Забрали с собою в полон на корню -

Любимого мужа и сына-мальца,
И дажедь почтенного старца-отца.

Спалили избёнку, порушили баз,
Она, же в леваде укрывшись, спаслась.

Ох, как горевала, оставшись одна,
Уж лучше б с семьёй бедовала она!

Потом порешила, что будя кричать,
В Орду ей дорога, родню выручать.

Отвесила Дону прощальный поклон
И двинулась прямо в ордынский полон.

Нелёгок и долог был путь у неё,
Безлюдные степи, не встретишь жильё.

Достались казачке и холод, и зной,
И голод, и жажда, и волчий конвой.

Она шла вперёд, разбирая следы,
И так через год добрела до Орды.

Оборвано платье, обувки нема,
Зияет прорехой пустая сума,

Тоща, что и мёртвый глядится живей,
Но всё же добралась до цели своей.

III

Марию доставил в шатёр караул,
И хан на неё с интересом взглянул:

- Чего тебе, женщина? Кто ты? Откель?
Зачем ты пришла? Какова твоя цель?

- Ты зришь пред собою казачью жену,
Супруг мой и чадо в ордынском плену,

Родитель мой с ними, я так их люблю!
О, хан, отпусти их на волю, молю!

А коли не пустишь, бери меня вслед.
Мне жизни на воле без родичей нет.

И хан ей сказал: - Ты смела и горда!
За то, что решилась добраться сюда,

С тобой отпустить я могу одного,
Того, кто дороже, милее всего.

Мария задумалась, спала с лица
И, глядя сквозь слёзы, сказала: - Отца!

Воскликнул правитель, услышав ответ:
- Подумай, отцу твоему много лет!

Он пОжил на свете, казачка, к тому ж
С ним рядом томятся твой сын и твой муж.

Погибнут в неволе, вдали от Руси.
Не хочешь супруга, хоть сына спаси!

Мария сдержала рыданье в груди:
- Ты мыслишь, что баба рехнулась, поди?

Тяжел этот выбор, но сам посуди,
Ведь я молода, и вся жизнь впереди.

Я с помощью Божьей на этом пути
Смогу себе нового мужа найти...

Вновь сына рожу - буде воля Творца,
Но кто мне заменит родного отца?

IV

Внимательно выслушал женщину хан
И нукеру крикнул: - Скачи за шихан!

В степи средь привычного всем ковыля
Цветок необычный взрастила земля,

Сиреневый цвет, как в Ононе вода.
Найди и сорви, и немедля сюда!

Вернулся посланник, доставил цветок,
И хан, протянув его женщине, рёк:

- Твой мудрый ответ оценить я сумел
И выполнить просьбу твою захотел.

Ты с этим цветком походи по Орде,
Искать своих близких с ним можешь везде.

Но помни, для поиска выделен срок,
Пока не завянет, не сгинет цветок.

Найдёшь их - до дома дорога пряма,
А нет, не взыщи, оставайся сама.

Загадка таилась в его словесах,
И тлела улыбка в раскосых глазах.

Взглянула казачка, лишь молвила: - Ах!
И высохли слёзы на впалых щеках.

Отвесила хану поклон - Исполать!
Спасибо за милость! Пойду их искать.

Предчувствием встречи с родными полна,
С цветком по Орде зашагала она.

Сияли глаза, как над Доном рассвет.
А хан ещё долго смотрел ей вослед.

V

Бессмертником кличут цветок на Дону,
Имеет он тайну-загадку одну.

Ить, как утверждает казачья молва,
Он может не вянуть не день и не два,

Неделю и месяц, кубыть даже год,
Бессмертник сиреневым цветом цветёт.

VI

А кто из потомков казачьих родов
Сейчас, как Мария, на подвиг готов?

А ежели выбор предложат такой,
Кого мы возьмём на свободу с собой?

И даст ли нам кто на пороге беды
Бессмертник иль даже хучь кружку воды?

Надеяться, вдруг да придёт мудрый хан?
А може, не ждать? Подскажи, атаман!


Октябрь, 2011

Евгений Меркулов

ПОЧЕМУ У ДНЕПРОВСКИХ И ДОНСКИХ КАЗАКОВ ЧУБЫ РАЗНЫЕ?
(по мотивам казачьей легенды)
I
Ну, садитесь, внучата, настала пора
Для обычных вечерних рассказов.
Обитало когда-то в долине Днепра
Племя смелых и вольных черкасов.

Жил Богдан со своею большою семьёй
На излучье реки, в хуторочке.
Да вот так получилось, что доблестный вой
В несчастливой родился сорочке.

Турки ночью напали на их хуторок,
Запылали повсюду пожары,
И от смерти никто уберечься не мог,
Били всех, не щадя, янычары.

До последнего вздоха рубился Богдан,
Но победа досталася турку,
В плен двенадцать сынов его взял басурман
И красавицу Ганну, дочурку.

Всех братьёв полонённых и кроху-сестру
Воспитали согласно Исламу,
Чтобы выжечь навеки тоску по Днепру,
Чтоб забыли про батьку и маму.

Месит судьбы Господь, словно глину гончар.
Год за годом летел неустанно,
И пополнили братья ряды янычар,
И женою паши стала Ганна.

Словно знаки отличия, у янычар
(Ой, чудные адаты чужбины!)
Были головы выбриты гладко, как шар,
Лишь с макушек свисали чуприны.

II
А у братьев в отряде был старец один,
Лет под семьдесят, может поболе.
Удивлялись вокруг, как до этих годин
Он дожить умудрился в неволе?

И когда наступили последние дни,
Он, почувствовав смерти дыханье,
Тайну братьям поведал – откуда они,
Вызвал прошлого воспоминанья.

А ещё рассказал старый, мудрый Али
Путь-дорогу в днепровские степи.
Сам уйти не сумел, но чтоб хлопцы смогли
Разорвать басурманские цепи.

И однажды в ненастную, тёмную ночь,
Перебивши гаремную стражу,
Взяли братья сестру и направились прочь
Из туретчины. Видя пропажу,

Повелел разъярённый турецкий паша
Разыскать беглецов – и на плаху!
И помчались аскеры, исполнить спеша
Приказанье во славу Аллаху.

Долго ль, коротко турки напали на след,
Беглецам не уйти от погони.
Надо дальше бежать, только сил уже нет,
И в степи они, как на ладони.

Братьям Ганна сказала – Бегите одни,
Задержу я аскеров, поверьте.
Не посмеют худого мне сделать они,
Ну а вы ускользнёте от смерти. –

Так и сделали. Туркам солгала она,
Что забрали её против воли,
Что любимому мужу осталась верна
И что братья – не братья ей боле.

– Пусть расскажет, где этих злодеев найти?
А не выдаст – не будет ей веры!
По какому они убежали пути? –
В нетерпеньи кричали аскеры.

– Изловить лиходеев я рада помочь –
Предводителю молвила Ганна, –
Погоди, пусть на землю опустится ночь,
Поднимись на вершину кургана

И в степи, освещаемой яркой луной,
Ты увидишь, вещует мне сердце,
Там, где спят беглецы, ветерок озорной
Треплет русые их оселедцы. –

Месяц в небе ночном обнажил ятаган,
Высоко засияли Стожары,
Предводитель аскеров взошёл на курган,
Чтоб увидеть, где спят янычары.

– Что такое?! – Ага отшатнулся назад, –
Их же дюжина! Так не бывает! –
Ведь куда ни направит он пристальный взгляд,
Оселедцами ветер играет.

– Не иначе, беду подготовил Иблис,
Столько воинов! Явно – засада!
Нет, покуда зарёй небеса не зажглись,
Уходить нам отсюдова надо!

Мы не сможем осилить такого врага,
Янычары дерутся, как волки! –
Так за хлопцев чуприны трусливый ага
Принял ночью ковыльи метёлки.

Той же ночью аскеры без шума ушли
Восвояси. Лишь бедная Ганна
С перерезанным горлом лежала в пыли.
Не простили ей турки обмана.

III
Ну, а братья назад посмотрели с утра –
А погони не видно, как странно!
Как же турок сдержать умудрилась сестра?
Что придумала хитрая Ганна?

И пошёл на разведку тогда младший брат,
Чтоб узнать поподробней, в чём дело.
Только вскоре вернулся он, губы дрожат,
На руках бездыханное тело.

Я вам честно скажу, мне неведомо как,
Может, ангелы им нашептали,
Может, голос руды или Божеский знак,
Только братья всю правду узнали.

Нет, касатики, это не сказка, а быль.
Вам брехать я не вижу причины.
Братья поняли всё и про светлый ковыль,
И про тёмную ночь, и чуприны.

И они поклялись у могилы сестры,
Что покуда в груди бьётся сердце,
Держат руки шаблюки и пики востры,
Не сбривать с головы оселедцы.

Алый шрам на сердцах лег от тех похорон,
Прочертив промеж братьев границу:
Половина решила податься на Дон,
Половина к Днепру воротиться.

Те, кто выбрали Дон, понимали, что им
В горле вражьем быть вострою костью.
Защищать надлежало братам остальным
Земли предков, что спят на погосте.

Запах трав и широкий простор степовой
Вольным духом взорвали их разум.
Видно, так предначертано было судьбой,
Выбрав шлях свой, расстались... И сразу

Рассердился Господь, видя этот раскол,
Что мужи поступают по-бабьи.
И над братьями теми, кто к Дону пошёл,
Вдруг разверзлись небесные хляби.

Стали шестеро братьев в болотах тонуть,
Стали помощи кликать в испуге.
Божьи ангелы начали вверх их тянуть,
И чуприны рвались от натуги.

А коль волос порвать (вы видали, поди?),
Он курчавится, словно пружина,
Будто баба напутала на бигуди
И оставила после обжина.

Так-то с этих времён и пошли у донцов
Их чубы – коротки, кудреваты,
А чуприны днепрян, как у тех беглецов,
Что от турок сбежали когда-то.

Отношенья меж ними, порой, холодны,
Помнят ссору давнишнюю братья,
Но случись, не дай Бог, что-то вроде войны,
Будут биться единою ратью!

Всё, закончилась сказка, теперь на бочок.
И не спорить с дедуней, будь ласка!
Сладких снов тебе, внучка, и глазки, внучок,
Закрывай. Завтра новая сказка.

Апрель, 2012

Евгений Меркулов

ЧТО НА СВЕТЕ ВСЕГО МИЛЕЕ?
(по мотивам казачьей байки)

Во степи на перекрёстке
Важному паше
Повстречался рыцарь польский
В ярком кунтуше.

Повели они беседу:
Что, чего да как,
Глядь - неведомо откеда
Скачет к ним казак.

Придержал коня гнедого
Около вельмож,
К спору их за словом слово
Подключился тож.

Обсуждали всё толково,
Чинно, не спеша,
Польский пан, казак с Азова,
Янычар-паша.

Час прошёл, другой и третий,
Пан спросил ответ:
- Что милей всего на свете,
Окромя кобет?

Первым высказался турок,
Щёлкнув языком,
Хитрым оглядев прищуром
Пана с казаком.

- Твой вопрос мне слухать странно,
Тут сомнений нет!
Плов из жирного барана -
Истинный ответ! -

- Нет, пся крев! - воскликнул рыцарь
- Ты не прав, паша!
Что с вином могёт сравниться?!
Выпьешь два ковша,

Чтобы в жилах кровь вскипела,
Вот где благодать!
И такая радость телу,
Что не передать. -

- Брешешь, польская зараза! -
Завизжал паша,
- Плов попробуешь, и сразу
Запоёт душа! -

Пан в ответ: - Таких придурков
Не встречал давно!
Матка Боска, втюхай турку,
Что вже ешть "вино"! -

Мигом спешились вельможи,
Гнев заклокотал,
И по брюху, и по роже...
Кто куды попал.

Наблюдал сии дебаты,
Молча, наш донец,
И сказал: - Да будя! Хватит
Драться, наконец!

Вижу я: паша - обжора
И каплюга - пан,
Нету повода для спора,
Невелик дуван.

Всех милей на свете воля,
Да родна земля
И степей донских раздолье,
Реки и поля.

Я ответ на те загадки
Отыскал давно,
На чужбине плов не сладкий
И горчит вино.

А в своей родной станице,
Где ковыль духмян,
С коркой хлеба и водицей
Будешь сыт и пьян. -

Так сказал он и гнедому
Двинул шенкеля
И помчался вихрем к дому,
По степи пыля.

Ноябрь, 2011

Евгений Меркулов

КАЗАК И СУДЬБИНА
(по мотивам "Казачьих сказок")

"Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?"
А.С. Пушкин "Песнь о Вещем Олеге"




I

Казак молодой на ретивом коне
Покинул родную станицу,
Решил попытаться в чужой стороне
Поймать свою Синюю Птицу.

Немало успелось проехать ему,
Пока на пути он увидел корчму.

"Вот это и нужно сейчас для меня!" -
Воскликнул казак: "Слава Богу!
Ждёт сытный обед седока и коня,
А вечером снова в дорогу.

Ступай, Воронок, под навесом в тени
От жаркого солнца чуток отдохни".

И только казак умостился за стол,
Попробовал первое блюдо,
Старик седовласый к нему подошёл,
Явившись незнамо откуда.

"Садись, угощайся, почтенный отец" -
Приветствовал старца донец-молодец:

"Кулеш не остыл ещё, прямо с огня.
Я позже поем. Помоложе.
Да мы с тобой, часом, скажи, не родня?
Обличием трошки похожи".

И старец ответил, усмешку тая:
"Почти угадал. Я - Судьбина твоя".

На старца внимательно смотрит казак -
Лик в шрамах, согбенные плечи,
Из мутного глаза точится слеза,
На теле следы от увечий.

Неужто мой жребий таков на веку?
И боязно стало в тот миг казаку.

Старик засмеялся: "Гляди, брат, гляди.
Ты видишь Судьбину казачью.
Печали и горести ждут впереди,
А вовсе не Птица Удачи.

Послушай совета, соколик ты мой,
Садись на коня и вертайся домой".

Поехал казак, чтоб не лезть на рожон,
Обратно дорогой знакомой,
Но мыслил: "Я ПУТЬ СВОЙ изведать должон,
Не будет покоя мне дома".

И снова, коня повернувши назад,
Туда поскакал, куда очи глядят.

II

Сколь минуло лет, нам и знать ни к чему.
Но, скорую чуя кончину,
Задумал казак посетить ту корчму,
Где встретил когда-то Судьбину.

К заветному месту примчался скорей,
Глядит, а старик уже ждёт у дверей.

Уселись, по чарочке взяли на грудь
За встречу (а как же иначе?).
- Ну что, убедился? Досталось хлебнуть
Несчастий, упрямый казаче?

"По-разному было: и эдак, и так" -
Судьбине ответствовал старый казак.

- А что, неужели ни разу тебе
На ум не являлись догадки,
Что если бы жил ты покорно судьбе,
То был бы здоров и в достатке?

Ответил казак, как ударил мечом:
"Нет, я не жалею, отец, ни о чём!"

Судьбина пытает: "Могу тебе дать
Возможность начать всё сначала".
Подумал донец и ответил: "Не нать!
Менять ничего не пристало.

Я прожитой жизнью доволен вполне
И шляха другого не надобно мне".

А люди гадают: "Поди близнецы?
Гляди, как похожие лица!
Откуда явились сюда пришлецы?
Кубыть, не из нашей станицы".

А "братья" пыхнули духмяной махрой
И выпили дружно по чарке второй.

"Чему усмехаешься, ну-ка скажи?" -
Судьбина промолвил сурово:
"Коль есть на душе что, открой, не держи
Внутри своё дерзкое слово.

С чего веселишься? Чай, близок конец".
Судьбине ответил с улыбкой донец:

"Был давеча тусклым огонь твоих глаз,
А ныне он ярко лучится.
Вот, я и смекаю, что жизнь удалась,
Попалась мне Синяя Птица.

Хучь стар ты годами, а взор кугаря.
И значится, землю топтал я не зря".

И молвил Судьбина: "Воинственный пыл
Ни шашкой не сбить, ни нагайкой.
Ты прав, казарлюга, по совести жил.
По третьей за волю давай-ка!"

На этом я сказку кончаю, сынки.
И слава те, Боже, что мы - казаки!

Апрель, 2011

Евгений Меркулов

ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ ОЛЕНЕ
(по мотивам "Легенды об Оленях" П.С. Полякова из романа "Смерть Тихого Дона")

I

В глубине седых веков на Донском раздолье
Дал Господь для казаков степи в Диком Поле.
И на вечны времена в знак благоволенья
Он послал своим сынам Белого Оленя

С тем, чтоб люди никогда ни в словах, ни в деле,
Зверю доброму вреда учинять не смели.
Так и жили много лет предки миром-ладом,
Чтя Божественный Завет, с круторогим стадом

По законам вольных птиц, без вражды и злости.
Но однажды у границ появились гости.
- Хто такие и откель протоптали тропы?
- Мы из северных земель беглые холопы.

Там у нас боярский гнёт крепнет год от года,
Лютый царь как воду пьёт кровушку народа.
Казни, лязганье оков, страшная картина...
Стоят жизни мужиков меньше, чем скотина.

Ох, не стало нам житья никакого боле,
Вот, и в дальние края мы пошли за волей.
Где могучий Дон-отец катит полны воды,
Вкус познаем, наконец, счастья и свободы.

В ноги падаем донцам - Сжальтесь, добры люди,
Дайте бедным беглецам землю на Присуде.
Не гоните, казаки, нет назад дороги.
Ведь у Дона, у реки места хватит многим. -

И казачий круг решил, что своей землицей
От щедрот донской души можно поделиться.
- Что же, ладноть, в добрый час! Место есть покуда.
Оставайтесь промеж нас на земле Присуда.

Но от рабского клейма отвыкайте, братцы.
С Дону выдачи нема, нечего бояться.
Нет невольничьих цепей, каторги, острога.
Обживайтесь средь степей, поминайте Бога.

II

День за днём, за сроком срок пролетали годы.
Не слабел донской поток, не мелели воды.
Ночка близилась к концу, звёзды в небе стыли,
К атаманскому крыльцу на кобыле в мыле

Прискакал да не казак, не донец весёлый,
А насупленный вожак беглых новосёлов.
- Слушай, батько, дело есть, объявляй тревогу.
У меня худая весть. Я прошу подмогу. -

По призыву на майдан собралось народу.
Вышел пришлый атаман, поклонился сходу.
- Со своих уйдя земель, с казаками вместе
Мы живём, но и оттель получаем вести.

И сейчас наш край родной покорён жестоко,
На него пошли войной полчища с востока.
Всех, кто молод и силён, из родимой хаты
Забирают в свой полон вражьи супостаты.

Бьют детишков, стариков, храмы жгут, иконы...
И рекой струится кровь, и стекает к Дону.
Рушат древние кресты в городах и сёлах.
Помогите нам, браты, объявите сполох.

В этой праведной борьбе с ворогом по праву
Вы стяжаете себе воинскую славу.
Долго думали донцы и решили: "Любо!"
И заржали жеребцы, заиграли трубы.

Бьются в дальней стороне ради дутой славы
И в чужой для них войне падают на травы.
Ну, а дома вой, да рёв, вдовы, да ребята.
Без отцов, да без мужьёв жито не дожато.

На Присуде мор и глад, чёрными ночами
Хутора на степь глядят мёртвыми очами.
Даже если вой-герой приходил с увечьем,
Угощали лебедой... Боле было нечем.

III

Хтось от голода забыл Божье повеленье
И стрелою завалил Белого Оленя.
Только сели жарить плоть, всюду потемнело,
И сказал с небес Господь - Злое вышло дело.

Дон был даден казакам и донские степи,
Чтобы жили вы века в этом благолепьи.
Вы ж ушли с родной земли против Божьей воли,
Славу бренную нашли там на бранном поле.

И когда же глад затряс ваши поселенья,
Погубили, убоясь, Моего Оленя.
Здесь, над степью, над рекой, принял Я решенье:
Павшим воинам - покой! Нет живым прощенья! -

Чёрный вран свои крыла вскинул, словно руки,
И легла на землю мгла, и утихли звуки.
Нет сияния зарниц, потянуло тленом,
Казаки упали ниц в ужасе священном.

Вдруг раздался детский писк, вслед другой, ... десятый...
Горький плач пробился ввысь, в Божии палаты.
И Всевышний услыхал в тонком детском плаче,
Что невинных наказал за грехи казачьи.

Поднял лик Господь в слезах светлыя печали,
И от слёз на небесах звёзды засияли.
Солнца пламенный венец тьму рассеял сразу
И решил простить Творец чад своих проказу.

- Вам реку еще одно Божье откровенье:
Много крови суждено зря пролить в сраженьях.
Да и слуги сатаны будут всяко-разно
Вас толкать в круги войны, да пытать соблазном,

Путать с верного пути, и наступит время,
Выбьют вороги почти всё донское племя.
Но не будет казакам Моего прощенья,
Не придут сюда пока новые Олени.

Чтоб не скрылся судный день дней других золою,
Дам вам герб, а в нём Олень, раненный стрелою.
Пусть запомнят казаки новых поколений -
В этом знаке и грехи, и залог спасений.

Там, где зверь мой был убит, дол залив рудою,
Нынче озеро вскипит чёрною водою.
И когда в урочный час воды станут сушей,
Это будет знак для вас - прощены все души.

Март, 2011



ЕЛЕНЬ ПРОНЗЕН СТРЕЛОЮ - древний герб Донских Казаков.
Генерал А. И. Ригельман в "Повествовании о Донских Казаках" пишет: "От начала же оное Войско или правительство оного имело и ныне еще имеет небольшую печать с изображением оленя, пораженного стрелою и с надписью вокруг оного: Печать Войсковая, олень поражен стрелою. Оную употребляли да и ныне употребляют по Войску своему. Есть ли что малое какое повеление следует послать, то от Канцелярии, за печатью оной, дьяк на полулисте, то есть в четверть писанное, повеление без закрепы посылает, что приемлется за повеление Войсковое". Следовательно было достаточно одной печати без подписи дьяка или атамана. Возрожденная в 1918 г. республика Всевеликое Войско Донское пользовалась тем же изображением для своего герба, но именовалось оно иначе: "Елень пронзен стрелою". В рамке простого геральдического щита на голубом поле изображался белый олень, пронзенный черною стрелою, в позиции стоящей, с рогами в три и четыре ветви.

Идея герба связана с преданиями глубокой старины. Легенда о таинственном олене, уходящем от охотников, была известна в Подонье (Танаиде) уже в первые века нашей эры и относилась историками к киммерийцам, гуннам и готам. Она записана Прокопием из Кесарии (Война с Готами), Иорданом (Гетика), Созомоном (История Церкви) и некоторыми другими древними авторами. Может быть, не случайно иранское понятие "сака" - "олень" вошло в состав нашего первоначального имени Кос-сака. Кос-сака на скифском языке значило "белый олень".

От 1709 г. наступила новая фаза отношений Дона с царями, мало изменившихся до революции. Донские Казаки находились на положении народа, покоренного и смирившегося, но общими порядками империи не усвоенного. Земля Донских Казаков получила статус колонии с некоторыми остатками автономного самоуправления.

Древний донской герб "Елень пронзен стрелою" повелением Петра I был отменен и, как бы в насмешку, введен новый - "голый Казак на бочке". Он должен был, вероятно, припоминать Казакам ободранным донага, что царь может в любой момент приказать им взорвать под собою бочку с порохом. От этого времени жизнь Дона, помимо воли, включилась в русло истории российской. Память о былой независимости сохранялась только в преданиях.

Евгений Меркулов

ПРИТЧА О ДРУЖБЕ
(по мотивам притчи П. Коэльо)

Ох, брехать я не мастак.
На войне, робяты,
Пали коник и казак
От одной гранаты.

И едва затихнул бой,
К поднебесной выси
Души их, само собой,
Плавно вознеслися.

В Рай калитка, а на ней
Строгая записка,
Мол, нельзя сюда коней
Подводить и близко.

Горько стало, но казак,
Слёзы утирая,
Твёрдо молвил – Коли так,
Обойдусь без Рая.

Другу места не нашли,
Дык и мне не надо.
И по облаку пошли
Вместе вдоль ограды.

Долго шли, а может нет,
Видят – что такое?
Вновь калитка, рядом дед
Старенький с клюкою.

– Дед, ты ангел али бес?
Признавайся, кто ты?
И в какую часть небес
Стережёшь ворота?

– Рай у нас, станичник, тут –
Дед ответил просто.
– Все Петром меня зовут,
Звание – апостол.

– Я с конём могу пройти?
– Проходи, воитель.
Нет запрета на пути
В Райскую обитель.

– Почему ж у тех ворот
Для коней преграда?
– Там не Рай, наоборот,
То – ворота Ада.

Ты искус прошёл, и вот
В том твоя заслуга.
Рай найдёт лишь только тот,
Кто не бросит друга.

Июль, 2012

Евгений Меркулов

ПРИТЧА О РАЕ И АДЕ
(по мотивам известной притчи)

Попал казак однажды в Рай,
Глядит вокруг, дивится,
Народу всюду через край,
Приветливые лица.

И не услышать в их речах
Ни зла, ни укоризны,
И счастье плещется в очах,
Довольны люди жизнью.

И ни дворцов нет, ни палат,
Знакомо всё до боли:
Донская степь, вишнёвый сад,
Засеянное поле.

Идёт казак, глядит вокруг.
Всё – любо, всё – отрада!
И антиресно стало вдруг,
А что ж там в мире Ада?

Пришёл к Архангелу навродь
(Узнаешь чин не сразу)
– Дозволь на Ад взглянуть, ваш-бродь,
Мне хучь бы краем глаза.

А тот ему – Давай, пойдём.
Секрета тут немае,
Ить любопытство я твоё
Прекрасно понимаю.

Тем паче, что для Рая Ад
Совсем не заграница.
Ну, вот, пришли они, глядят –
Такая же станица.

И степь, и лес, и пышный сад,
И тучная худоба...
Всё, как в Раю, да только взгляд
Людей пронзила злоба.

Им то не эдак, то не так,
Не любо в мире Ада.
Спросил Архангела казак
– А шо же дурням надо?

– А ты в их души загляни,
Их зависть-злоба мучит,
Поскольку думают они,
Кубыть в Раю получче.

Запоминай, казак, смотри,
В чём сущность Ада с Раем.
И то, и то у нас внутри,
Мы сами выбираем.

Июль, 2012

Евгений Меркулов

ГЕОРГИЕВСКИЙ ПОСТ

Эй, браток, не спеши, коль проехал – вертайся обратно.
Видишь камень-горюч, что белеется возле куста?
Ты сыми свой папах, поклонись, покрестись троекратно,
Помяни казаков, что погибли не бросив поста.

==================================

Три десятка солдат, да ещё командирская жёнка.
Супротив же отряд, где поболе бойцов во сто раз.
И по фронту Кавказ, за спиною родная сторонка
И нельзя отступить, и не можно нарушить приказ.

Всюду огненный ад, только крики: "Сдавайтесь, урусы!
Иншалла! Всё равно вам не выстоять в этой войне!"
Но стреляют в ответ и старик, и парнишка безусый,
И казачья жана с мужем тожа палит наравне.

А в живых уже нет, почитай, половины пикета,
Пара сотен врагов полегло и с другой стороны.
Но разрушен редут, и укрытия более нету.
"Эй, в казарму, браты! Там подмоги дождаться должны".

Догорает огонь, и не свищут смертельные пули...
От казармы – зола, только дыма ползёт пелена.
Казаки не сдались, превратилися в чёрные угли,
Но с поста своего не ушли ни один... ни одна.

==================================

Эй, браток, не спеши, умоляю, не делай ошибки,
И молитву прочти, хоть не видишь златого креста.
Белый камень-горюч, он стоит у селения Липки...
Помяни казаков, что погибли не бросив поста.

Сентябрь, 2013


Горели, сгорели, но не сдались!

В ночь с 3 на 4 сентября 1862 года казачий пост Георгиевский, близ селения Липки, состоящий из 34 казаков и одной женщины (жены начальника поста), подвергся нападению отряда горцев численностью 3000 пехоты и 400 всадников. Эта огромная масса в течение длительного времени не смогла сломить сопротивление казаков. Дорого отдал свои жизни казачий пикет, прежде чем им овладели враги. Горцы потеряли 200 человек убитыми и ранеными.

Презирая смерть и отвергая предложения горцев сохранить им жизнь, прекратив сопротивление, все 34 казака и женщина пали смертью храбрых, причем половина казаков, уцелевших после разрушения стен поста, отошли в помещение деревянной казармы и продолжали оказывать отчаянное сопротивление и при поджоге горцами казармы все до одного сгорели в пламени огня, отвергая все попытки горцев призвать их к прекращению сопротивления.

Как отмечено в акте осмотра боя за редут, все участники боя превратились в уголь, но не сдались!