Моя первая экспедиция на земли СКВ

Написано мною несколько лет назад по "горячим" следам первой поездки.
"Итак - немного ЛИЧНЫХ впечатлений о поездке в старинные земли сибирских казаков, находящихся ныне в Республике Казахстан.
Последние дни лета … года... К концу подходит скромный двухнедельный отпуск, проводимый мною у родственников в Кургане и, я решаюсь, наконец, осуществить многолетнюю мечту - съездить в станицу Пресногорьковскую, ныне Узынкольского района Кустанайской обрасти Казахстана. Туда, где жили когда то мои прямые предки в одном из колен. Тем более, что подталкивала к такой поездке и одна сугубо практическая цель. Надо сказать, что несмотря, на “смутные” 90-е годы, транспортное сообщение с пограничными районами Северного Казахстана, у Курганской области, никогда не прерывалось. И вот уже электропоезд “Курган - Пресногорьковская” медленно везет меня по зауральским перелескам. Позади остался курганский мост и вот замелькали станции и полустанки, со знакомыми с детства названиями - Камчиха, Утяк, Байдары... А вокруг расстилается все тот же неотличимый от среднерусского пейзаж провинциальной России - старенькие избы, однотипные здания железнодорожных станций, вызывающие воспоминания о “советских” временах, да дороги с разбитым асфальтовым покрытием. Так и кажется, что сейчас из за поворота дороги покажется пыхтящий паром локомотив 30-х годов, везущий ряд “теплушек”. Каких-либо особых изменений, по сравнению с 2000 годом, когда я был в этой стороне в последний раз, не вижу. Наоборот, создается впечатление, как будто все окружающее как то “состарилось”, “обветшало” - если только так можно выразиться, в целом о местности. Впрочем, обращает внимание увеличившееся количество пустующих незасеянных полей.
Надо сразу сказать читателям, что знакомство с Родным Краем, я решил осуществить самым что не на есть демократическим способом - путем поездки по нему на велосипеде. А потому, компанию в электропоезде мне составляет старенький, воскрешенный из детства “Урал”, да битком набитый рюкзак с палаткой и “пенкой”.
Украдкой рассматриваю пассажиров. В основном молодежь, возвращающаяся домой то ли с учебы, то ли просто из города. Разговоры в основном о городских впечатлениях, изредка промелькнет, что дома необходимо будет что то сделать, по просьбе родителей, по хозяйству. По девушкам заметно, что одеться стараются, но - мне прожившему уже семь лет в мегаполисе, отличия от городских и тем более столичных девушек, видны сразу. Парни выглядят попроще - типичный мужской стереотип средней полосы, достаточно простой в поведении, немного грубоватый в манерах, многие курят папиросы. Видимо, лет 60-т назад примерно такие же парни и прошли, спасая Москву и Россию, всю Европу до Берлина.
Вот уже и последняя станция “Зауральская”. Название незнакомо и слегка режет слух. Ба, да это же, знакомое с детства село Половинное, центр одноименного района. Где то здесь проживает двоюродный бабушкин брат - дядя Иван. Начинается пограничный контроль. Собрав у всех следующих в Казахстан паспорта, пограничник проверяет их по ноутбуку, в котором у него видимо и есть база данных. Мой московский паспорт и внешний вид туриста-контрабандиста его немного заинтересовывает. Что бы не морочиться с объяснением сумасшедших мотивов поездки, говорю, что еду к родственникам в Пресногорьковскую. Объяснение погранца устраивает, шмона тщательно уложенного рюкзака удается избежать.
Наконец, электропоезд медленно двигается дальше. Ну, - здравстсвуй Казахстан!

Первое впечатление от проплывающих за окном пейзажеа, в плане растительности - та же Курганская область. Но вот и первая станция Зерновая. Еще планируя маршрут путешествия, я решил что выйду именно здесь, так как из Зерновой лежит прямая и самая короткая дорога на станицу Пресногорьковскую. Ехать на электропоезде до конечной остановки маршрута - станции Пресногорьковской (она же поселок Троебратный), я не планировал, так как это больше чем в два раза удлиняло бы мой путь. Итак, с горем-пополам сгружаюсь с велосипедом и рюкзаком на платформу. Электропоезд, тут же, словно только и ждал когда я выйду, уходит. Начинаю озираться по сторонам в поисках представителей власти, у кого можно было бы оформить временное разрешение на пребывание на территории Казахстана. Никого! Приходится обратиться к станционным рабочим. Уяснив суть проблемы, они объясняют, что пограничники и таможня находятся в конечной точке маршрута электропоезда - на станции Пресногорьковской, до которой от Зерновой еще 18 километров. Я в шоке! Мой путь не то, что удваивается, он уже учетверяется. Но делать нечего и кляня себя за необдуманность. начинаю на велосипеде двигаться по грунтовой дороге в сторону виднеющегося на горизонте Троебратского элеватора. По дороге обдумываю, что буду объяснять представителям власти, откуда я такой Нарисовался. Вот наконец и Троебратный. Из истории припоминается, что основан он где то в 19 веке, переселенцами. Внешне, поселок мало чем отличается от любой другой зауральской железнодорожной станции. Тот же элеватор, моя путеводная звезда, те же широкие пыльные улицы. Впрочем, как раз улицы то и отличаются. На них абсолютно нет, пусть разбитого, но все же асфальтированного покрытия. Представляю, что здесь творится в дождь! Впрочем погода благоприятствует, солнышко ясное, небольшие облачка навевают мысль о пикнике за городом. А вот и станция, прохожие указывают здание таможни. У входа, лениво курит средних лет жирный казах, в форме с погонами. Спрашиваю - где мне оформить временное разрешение. Казах в недоумении - кто я? Объясняю, все ту же версию про посещение с малолетства не видимых родственников и ошибочное сгружение. по собственной глупости, на станции Зерновая.По глазам казаха вижу, что у него зреет какая то мысль, по опыту знаю, что у восточного чиновника мысль может быть только одна - как на мне заработать - запарить мне вконец мозги длительной проверкой, либо привязать меня каким то образом к нарушению правил въезда на территорию Казахстана. Предупреждая ход мыслей казаха, объявляю ему, что в Зерновой помимо меня, якобы сошло с электропоезда, еще несколько человек с какими то большими баулами. Реакция казаха сразу меняется, он начинает выяснять не видел ли я что в баулах и куда именно пошли те люди. Говорю, что с людьми не знаком, а пошли они в поселок. Казах тут же намыливается уйти, но тут уже я его торможу и спрашиваю так как же быть с регистрацией. Казах поясняет, что регистрацию выписывают пограничники, но они проверив прибывшую электричку уже ушли и будут только вечером. Впрочем, чуть понизив голос, - продолжает он, пограничники с меня деньги затребуют, и интересуется - смогу ли я заплатить? Дурилка картонная! Таких дешевых закидонов, я в своей жизни ящиками видал. С невинным видом говорю, что денег к сожалению нет, все потратил на билет сюда и если не хватит оплатить регистрацию, то уеду на обратном электропоезде. Вздыхая, казах уходит, сказан мне напоследок адрес проживания пограничников. С помощью все тех же местных жителей, в конце одной из сельских улиц наконец то находится погранзастава. Вопреки моим ожиданиям, это оказалось не укрепленной для круговой обороны казармой с флагом и гербом, а покосившейся половинкой сельского дома, с заросшим травой двором, откуда на мой стук выглянул полуголый русский парень в камуфляжных штанах. Глянув паспорт и узнав, что еду я к родственникам, он в течении пары минут выписывает мне временное разрешение и предупредив, что теперь я могу находится на территории Казахстана пять суток без регистрации, желает мне счастливого пути. Ну, все - формальности соблюдены, теперь в дорогу. Все те же местные жители показывают, что от Троебратного на Пресногорьковскую идут две дороги. Одна из них более длинная, идет по асфальтированной трассе Петропавловск-Кустанай до поворота на Пресногорьковское, а другая, на пяток километров короче идет прямо по степи. Ну, конечно же - по степи, по родному для сердца казачьему краю, долой асфальтированную современность! Вежливо отказавшись от предложения объяснявшей мне дорогу, средних лет страшненькой казашки, задержаться и пообедать у нее, я наконец то выезжаю в Степь!

Степь! Древний край казачьей воли! В голове еще что то крутится из Гоголя, но душа уже полна новыми впечатлениями. Какой же прекрасный край! Местность разительно отличается от плоского лесо-степного Зауралья. Широкие, бескрайние просторы, то тут то там пересекаются невысокими возвышенностями-”грядами”, с разбросанными по ним березовыми перелесками, а в небольших низинах, то тут, то там, мелькают синеватой гладью небольшие озерца. с заросшими камышом берегами. Воображение услужливо подсказывает, как ехали когда то по этой же земле казачьи дозоры, с пиками наперевес, пристально вглядывались в даль бородатые казаки в мохнатых папахах, да таились в тени березовых рощ, казахские “барантачи”. Ноги же, меж тем крутят педали и мой старенький ‘Урал’ довольно бодро бежит по накатанной степной дороге. Постепенно от эмоциональный восторгов, перехожу к трезвому разглядыванию окружающей действительности. Сразу бросается в глаза, что практически вся Степь распахана и засеяна, где то в дали слышится шум техники, на горизонте видны комбайны. Разительное отличие от российской сельской действительности. Под впечатлением столь разительных отличий, недобрым словом поминаю курганского губернатора Богомолова, наглядное подтверждение достижений которого, проявляется лишь в построенном в центре города, в саду декабриста Розена, личном особняке. Солнце, меж тем, начинает все больше и больше припекать, а станица, что то все никак не мелькнет за очередной “грядой”. Постепенно заканчивается вода и я все больше начинаю опасаться теплового удара. В Степи это практически смерть, так как до позднего вечера, до возвращения работающей в поле техники домой, по дороге может ни проехать ни одной живой души. Вскоре воды остается на последний глоток, выпить который я решаю, только когда точно пойму, что сейчас потеряю сознание. И тут, как колумбовому матросу, мне захотелось кричать “Ура! Земля!”, - за очередным поворотом мелькнули дома, И тут я совершил. чуть было не ставшую роковой ошибку, - в честь благополучного прибытия, выпил на радости последний глоток воды. Меж тем до станицы оставалось еще около двух километров. Боже мой! Как же они мне дались! Солнце пекло, словно хотело меня изжарить, ноги гудели от непривычки к велосипеду. Примерно за 400 метров от первых домов, я сошел с велосипеда, решив остаток пути дотащиться пешком. Еще через 200 метров я понял, что сейчас потеряю сознание. Земля закрутилась у меня перед глазами, я понял, что начинаю падать и в этот момент прямо перед собой, посреди дороги я увидел - ЕЕ ! Многие из моих читателей, могут подумать, что передо мной предстала некая сельская нимфа, с кувшином полным воды. Увы, - нет! Предметом, остановившим мое падение в беспамятную пропасть, был обыкновенный кусок металла, вылитый много десятилетий назад где то за тысячи километров от этого места. Но именно этот кусок металла в несколько сантиметров длиной приковал все мое внимание, в мгновение ока, заставив напрочь забыть жажду, гудящие ноги и все остальное прочее. Это была - ПУЛЯ! Старая пуля, от русской трехлинейки. Как она попала сюда? Память стала услужливо подсказывать сведения по истории. Красные части 35- й дивизии обороняли станицу расположив позицию в дефиле озер, белые наступали с востока. Я подходил к станице с юго-востока, поднимаясь немного вверх и самих озер мне видно еще не было. Но если предположить, что озера находятся немного впереди, то с этой стороны, прикрываясь небольшим уклоном, могла вполне обходить станицу с юга какая-нибудь обходная колонна белой конницы, по которой и могли вести огонь засевшие в станице красноармейцы, в том числе и этой старой, прошедшей канал ствола, пулей. Как мало, нам историкам надо для счастья. Минуту назад еще умиравший от жары, я уже ни куда не торопясь остановился и с интересом разглядывал местность, пытаясь определить каким путем мог бы казачий офицер вести свой отряд в обход станицы. Попутно, в глаза бросилась, столь привычные для Подмосковья, но редкие в сельской провинции, словно зубры в пуще, новые добротные дома, что были построены с этой части станицы. Новый кирпич стен, буквально приковывал к ним взгляд. Удивленно присвистнув, я вошел в станицу.

Кому интересно - продолжение будет через две недели после моего возвращения из экспедиции.

Сразу же - новое открытие. Прямо слева от входа, за небольшой оградкой возвышается каменный обелиск, явно надгробного вида, без каких-либо опознавательных знаков. В памяти всплыли сведения о братской могиле двух красноармейцев в полуверсте от станицы в сторону поселка Камышловского. Может это она и есть? Ничего себе. Однако, надобно и организм в порядок привести. Стучу в ближайший же к памятнику дом. Открывает пожилая женщина, прошу у нее воды, молча приносит. Боже мой! Вот оно счастье то в жизни, в жаркий день напиться студеной водицы вволюшку. Чуть отдышавшись спрашиваю про местного краеведа Виниченко, в ответ - не знаю, мы переселенцы, не местные. А что за памятник, могила что ль чья, в ответ привычное - не знаю. Ясно все... Еду дальше, дома вокруг советско-колхозных времен, еще в достаточно неплохом состоянии. А вот и дефиле двух озер, шириной в пару сотен метров. для обороны очень удобное местечко, если конечно станицу не обойдут вокруг озер в запада. Видимо раньше это и была окраина станицы, так как, то справа, то слева, вдруг замелькали старинные, построеные в казачьем стиле дома с четырехскатным и крышами. Местам и попадались даже двухэтажные особняки, ушедшие подслеповатыми каменными окошками в землю. Вспомнился Пушкин - про “сумрачные стены”, “...через которые столетий перемены, безмолвно протекли...”. Однако, вот и магазин - центр всех местных новостей. В его прохладном помещении, несколько покупательниц обсуждают местные сплетни с продавцом. Все с интересом оглядывают меня. Спрашиваю про Виниченко. “А, вам - туда..”. Мне услужливо объясняют дорогу, видимо все привыкли к приездам к Сергею Николаевичу, разного вида странных посетителей. Через пару сотен метров, небольшой переулок и вот он дом. Стучусь. двери открывает миловидная женщина. Объясняю цель визита. “да, да - заходите, Сергей вас ждал, он сейчас отъехал, но скоро будет”. Первым делом традиционная кружка воды, затем прошу разрешения немного умыться. Предлагают баню. Боже мой, какое роскошество! Вскоре чистый и просветленный, уже общаюсь с хозяйкой. Она удивляется как я в такую жару отмахал из Троебратного 22 километра. Вкупе с предыдущими 18-тью, получается 4Окм, многовато для первого то дня. Вскоре появляется и сам хозяин. Знакомимся, так как до этого общались только по телефону. Он несколько меня старше, но с первых же слов понимаешь - вот она родственная душа пытливого историка-краеведа! Показывает свои книги по истории станицы Пресногорьковской, рассказывает, что издавали их с помощью кустанайских казаков, фактически за собственные же деньги, властям такие книги не особо интересны. Книги прекрасны, но тираж до обидного мал. Я делюсь собранными мною сведениями по истории. Спрашиваю попутно и про могилу на въезде - оказывается старое казахское захоронение, еще до разрастания станицы. В разговоре Виниченко упоминает о местной легенде, что в годы ГВ под станицей произошел междоусобный бой двух красных полков. Ну, почему же легенда, возражаю я. У меня есть об этом неопровержимые факты. Бой вели 229 и 232 полки 26-й дивизии, перепутав ночью друг друга и только дойдя до штыковой схватки бойцы поняли кто перед ними, привожу ему сведения о количестве убитых и раненных. Виниченко спешно записывает, предлагает взглянуть на место боя. Е-ма-е, да конечно, же - бросив все срываемся из за стола. Вот и западная окраина станицы, невдалеке видны остатки бывших въездных ворот и старое кладбище. Виниченко показывает на лог, в котором судя по рассказам стариков и происходил тот бой. Теперь я понимаю, что в лунную ночь для наступающих, обороняющиеся должны были бы быть видны как на ладони на небольшом гребне перед станицей. В то же время сами наступающие могли быть полностью скрыты в низине в темноте. да, спасибо екатеринбургским реконструкторам, - надоумили, как важно осмотреть место боя, так сказать “вживую”. По дороге обратно Виниченко рассказывает историю домов в станице, где жил атаман, где в подвале сидели арестованные, зайдя в несколько домов он показывает мне, то остаток замшелой могильной плиты, то узорчатые металлические ворота середины 19-го века. В общем, - история на каждом шагу. Упоминаю про найденную пулю. Оказывается, этого добра полно во всех станичных огородах, а в одном из озер мальчишки находили даже оружие. Мне демонстрируется целая коробка гильз. Вот уже и заполночь. Пора спать.

Казалось только смежил веки, а уже и утро. Слышно, как у хозяев что то уже шкворчит на плите, пора и мне вставать. Завтрак по изобилию достоин обеда. Начинаю даже опасаться, смогу ли так же легко ехать дальше. Удивляюсь, что после 7 летнего перерыва, ноги от кручения педалей, болят вовсе не так сильно, как ожидал. Ну, пора прощаться. Провожаемый добрыми напутствиями, выворачиваю руль на дорогу ведущую на восток, в сторону поселка Камышловского. дорогой обдумываю прошедший день и суммирую впечатления. Несомненно, жизнь в Пресногорьковской получше российской сельской нищеты. Со слов С.Н, в последние годы люди стали получать в совхозе зарплаты деньгами, а не товаром. Больше всех у механизаторов и комбайнеров - до 40 000 в уборочную. У лиц обслуживающих технику - поменьше, но все равно в пределах 3-5 тысяч, примерно столько же у бюджетников. Это при относительно невысоких ценах на продукты. Мясо - 40 рублей говядина, в соседней Курганской области - 160 рублей, а в Москве - 250 рублей. С его же слов государство стало выделять совхозам деньги на ГСМ, работы стало хватать и практически каждый кто хочет, может устроиться. На мои рассказы о впечатлениях от российских сел, С.Н говорит, что в 90-х ситуация у них была “один в один”, люди сильно разъезжались, но в последнее время наметился поворот к лучшему. Связывают это все с личностью Назарбаева, опасаются, что с его уходом (а тому уже за 70 лет), события в Казахстане могут начать развиваться по киргизскому сценарию. Основная масса станичных построек - 20-40-летние дома, достаточно неплохо выглядящие, уже упоминал про новые постройки. Население в основном русское, со слов С.Н примерно 20% - потомки бывших казаков. С.Н в этом вопросе можно доверять, в Тобольском архиве он отрыл одну из первых “ревизских сказок” за 18-й век и теперь точно знает, кто является старожилом станицы. Вот и восточная окраина станицы. Прямо передо мной, уходит куда то вдаль неширокая полевая дорога. Это и есть знаменитый когда то Петропавловский тракт, так называемая “царская дорога”, по которой наследник-цесаревич Николай, следовал во время своего путешествия из Японии обратно в Москву. Правда, такое впечатление, что с того времени, никто особо за этой дорогой не следил, по крайней мере внешних перемен, не говоря уже о наличии асфальтового покрытия, на ней не заметно. Но - долой скептицизм, сейчас мои ноги (вернее колеса) ступят по следам последнего русского царя. Внутренне преисполняюсь торжественностью момента и, - резкий толчек, одно из непереводимых русских выражений - и вот я уже действительно стою ногами на земле. Слава Богу, что еще не лежу придавленный велосипедом и рюкзаком. Колдобина! да такая, что у машины может подвеску оторвать. Может карета царя на ней буксовала? Оглядываюсь по сторонам. Мать честная! да дорога то - ухаб на ухабе, слава Богу, что хоть “велик” цел. Как же, его императорское величество, здесь ехало то? Тут ведь от тряски наверно язык откусить можно было. Или в то время из за отсутствия специальных дорожных служб, дороги были в порядке? Вот и еще одна загадка истории в мою копилку. С удвоенной осторожностью двигаюсь дальше. Восходящее солнце, по утреннему скупо начинает освещать местность. То один, до другой его лучик, выглянув из за горизонта, нежным теплом ласкает мое лицо. Как и все проселочные дороги, “царский тракт” имеет одну “полосу движения” в обе стороны. Слева видны остатки скотопрогонной полосы, да, - не хватает только полосатых верстовых столбов, да придорожного крестачасовенки, что бы почувствоать себя, например современником 19-го века - “едущим в ссылку декабристом”.

Через пяток километров, справа от дороги виднеется средних размеров озерко. Ба, да это же озеро долгое. Именно здесь заняли позицию отошедшие после боя у поселка Камышловского красные полки 2-й бригады 35-й дивизии. Ну-ка, ну-ка - где мои талмуты-записи? Оглядываю местность, пытаясь сверить ее с выпиской из донесения красного командира. Значит так, позиция красных начиналась севернее тракта, местность там слегка возвышается и наверху в 3-4 км виден лесок, и - шла через тракт на юг, где за озером долгое опять так же видна возвышающаяся гряда с лесом. Да, тракт-то получается здесь в низине между двумя грядами проходит. Ясно, почему это место для обороны избрали. Впрочем, судя по источнику, реального боя здесь не было, да и поля справа и слева от тракта все распаханы, - если только на опушках лесов на вершинах гряд, какие то остатки позиций могли сохраниться? Но, - пусть это местные историки и исследуют, мне моих наблюдений пока достаточно. Кручу педали дальше. Через несколько километров замечаю крыши поселка Камышловского. По опубликованным в книге Шулдякова воспоминаниям казачьего офицера Красноусова, был здесь нешуточный бой. Правда описан он общими чертами, с одной только деталью - подходящая к поселку со стороны станицы Пресногорьковской красная пехотная колонна, вынырнув из за холма проскочила под огнем белой артиллерии открытое пространство и заняла поселок. Не доезжая крайних изб останавливаюсь и оглядевшись пытаюсь представить себе те события. Сразу загадка - от ближайшего холма, из за которого могла появиться красная колонна, до поселка - 1,5-2 километра. да и холмом то это назвать межно достаточно условно, так себе - небольшое возвышение в поле. Местность вокруг очень равнинная. Может Красноусов какие-то поселки перепутал? Надо писать Шулдякову, просить выслать копию воспоминаний, а то, как говориться, “без бутылки не разберешься”. Въезжаю в поселок. Какое то смутное внутреннее чувство заставляет притормозить. Ощущение, словно передовой дозор входит в чужой населенный пункт. С чего бы это? Разгадка вскоре находится. По обоим сторонам дороги идут хорошие добротные каменные дома, с целыми стеклами, дверями, воротами - но абсолютно пустые. Заглядывая внутрь вижу брошенные при сборах хозяевами вещи. Невдалеке, за крышами виднеются развалины какого-то двухэтажного здания. Прав был С.Н, когда говорил, что этот поселок единственный в округе является умирающим. Вскоре нахожу и последних жителей, выясняется, что здесь еще остались заселенными около десятка домов. Спрашиваю дорогу. Оказывается, имеющийся на картах тракт здесь реально заканчивается и ехать надо вдоль линии телефонных столбов, а затем сворачивать на какую то луговую дорогу и переходить железнодорожную насыпь, а там уже искать дорогу дальше. Попутно выясняется, что разрушенное здание - это бывшая школа. Не знаю почему, но из поселка хочется быстрее уехать, подобно тому, как испытывая чувство внутренней неловкости, уходишь от постели тяжело больного человека, которому уже нельзя ничем помочь. Интересно, что брошенные дома выглядят фактически новыми, прямо заселяйся и живи. Итак, позади остался бывший цветущий казачий, а ныне умирающий поселок Камышловский. В раздумиях о судьбах сельской глубинки, под крутящийся в голове риторический вопрос - “а смог бы ты сам приехать жить в такой вот умирающий поселок, и, если да, то какой в этом смысл и что бы из этого вышло?”, кручу педали вдоль уходящих куда то к горизонту телефонных столбов. Параллельно в нескольких километрах от меня, так же куда то за горизонт тянется стальная ветка железной дороги. Где же на нее выезд-то? Вот вроде бы мелькнула в ту сторону какая то полевая дорожка. Еду по ней. Следопыт, е-ма-е! Это ж, просто трактор поле объезжал! Да, ну его к бесу, эти дороги, с полкилометра я и по лугу пройду! Ну, вот и насыпь. Однако, достаточно крутоватая! Впрочем, - препятствия закаляют мужчину, а историка - приводят в неистовство! Толкая вверх верного двухколесного друга, карабкаюсь на кручу. Бодрюсь - мол ничего, Суворову в Альпах хуже приходилось! Вот и на вершине. Поезда пока не видать, так что можно спокойно осмотреть окрестности. Первое же открытие не радует - выезд на “царскую дорогу”, вернее на ее продолжение по эту сторону насыпи, я перемахнул километра на полтора. Придется немного возвращаться! А что это там в поле такое беленькое чернеется? Щурюсь... Бог ты мой, да это же памятник! Видимо на той самой братской могиле, которая по данным С.Н, расположена у озера Ульево и датируется 1919 годом. Там белая конница порубила отходящие цепи красного 311-го полка. Кубарем скатываюсь с насыпи, прыжок в седло, не заметно пролетают километры и вот я уже подъезжаю к стоящему посреди поля памятнику на могильном холме.

Первое впечатление - стандартная каменная усеченная пирамида советской эпохи, достаточно старенькая, на поросшем травой холму посреди пахотного поля. Рядом высится православный крест - со слов С.Н - установлен кустанайскими казаками в память погибших белых воинах, захороненных здесь же. Крест видом поновее, чувствуется, что именно под его установку и немного обдергали высоченную траву, которой зарос весь холм. В общем - обычный наплевательский на живых и мертвых соцреализм. Впрочем, сейчас передо мной стоит задача поважнее, - понять что же произошло на этом поле сто лет назад и как погибли лежащие здесь под каменной плитой люди. Начинаю оглядывать окрестности. Как я уже упомянул, могильный холм расположен посреди достаточно ровного пахотного поля, в нескольких десятков метров севернее от полосы, идущего с запада на восток, Петропавловского тракта. Сразу за трактом, местность на юг несколько заболачивается и плавно переходит в поросшие травой берега озера Ульево. Севернее тракта, в 2-3 километрах, виднеется опушка т.н. “драгунского леса’. С западной стороны, территория ограничивается построенной позднее насыпью железной дороги. С востока, откуда по идее должны были наступать белые, в 1-1,5 километрах левее тракта, виднелась какая то березовая лесополоса, а южнее тракта к югу расстилалась обширная слабопересеченная равнина. По воспоминаниям местных жителей, собранным С.Н, после боя трупы погибших казаков и красноармейцев были разбросаны по всему полю. Местные жители стаскивали их в одну яму, насчитав всех вместе 37 человек. Многим запомнился молодой казачий офицер с кольцом на пальце. По красным источникам, казаки ворвались в отходящие цепи красных, в результате чего, 311-му полку пришлось отходить в беспорядке. не вынеся трупов убитых с поля боя. Впрочем, в именном списке потерь 311 полка, упомянуто всего 5-7 погибших и оставшихся на поле боя красноармейцев. допустим с десяток был еще казаков, но кто тогда были остальные погибшие? Или казаки под горячую руку порубили не успевших отойти крестьян-обозников, которых никто не учитывал? Впрочем, по результатам осмотра местности пока что неясно, как вообще казачья конница смогла на ровном открытом поле подойти вплотную к пехотным цепям. Еще раз оглядываю местность. Итак, - красные отходили на запад, от лежащего где то впереди казачьего поселка Пресноредуть. Полк отступал вдоль тракта, в боевом порядке, то есть пехотными цепями. При таком отходе, правый фланг отступающих цепей должен был бы быть прикрыт топкими берегами озера Ульево, а левый фланг - идти по полю имея отличный прострел во все стороны. Таким образом, получается, что для того, что бы ворваться в ряды красных на том месте, где расположена братская могила, белым казакам пришлось бы преодолеть в конном строю, под ружейно-пулеметным огнем минимум 1-i,5км по ровному открытому полю. да-а- а... Как то слабо я представляю себе такую атаку. Надо ехать вперед, - осмотреть местность там, откуда из за березовой полосы выходит на поле тракт. Ведь именно там должны были выйти на исходный рубеж атаки казачьи сотни. делаю глоток теплой воды из горячей фляжки, за помин легших навсегда на этом поле бойцов и двигаюсь по тракту на восток. Туда - откуда вышли в такой же солнечный день, на это поле, много лет назад несколько сотен вятских и пермских мужиков, в пропотевших солдатских гимнастерках, еще не зная, что некоторым из них суждено лечь на этом поле навсегда. Вот и березовая рощица все ближе. Уж не с ее ли опушки казачий офицер вел в атаку свои сотни? Ну-ка, ну-ка, вживаемся в образ. Что сделает офицер при выходе с частью на исходный рубеж атаки? Воображение подсказывает - лихо выхватит шашку и - сотня в лаву, шашки - вон, рысью в карьер, вперед орлы, за мной! Однако рассудок говорит, - дурень, местность вначале офицер оглядит, куда солдат то своих вести! Поскольку шашки нэма и звать в атаку некого (а слава богу и не на кого), то начинаю оглядывать местность. Первый же беглый взгляд показывает, что атака с этого места, если она и действительно когда то состоялась, то видимо была очень трудной. Поле ровнехонькое, цель - каменный обелиск, - маленьким столбиком белеет вдали, а если еще представить стоящие где то там же 5-6 пулеметов, да пару сотен глядящих на тебя ружейных жерл, то мурашки бегут по коже. Думаю, если бы я, как офицер призвал своих станичников пойти в атаку по такой местности, то не исключено, что покончить жизнь самоубийством они предложили бы мне в одиночку. Словом все только запутывается. Правда, с опушки усмотрелась одна особенность местности - несколько правее, опушка рощи заходит парой-тройкой перелесков немного на поле, но от линии тракта это в 1-1,5 километрах севернее, то есть в сторону Драгунского леса. Ну что ж поедем дальше, благо тракт, в данном месте, идет вдоль опушки восхитительной рощицы, чья тенистая прохлада так и манит прилечь под сень белых берез, на ярко зеленый полог трав. Господи, красота то какая - как говорится, “не нужен нам берег турецкий’! Впрочем, через пару-тройку сотен метров рощица заканчивается и я оказываюсь на гребне достаточно приличного (20-ЗО метров) по здешним меркам обширного холма, где застываю как вкопанный. Боже мой - вот она разгадка, всех загадок того старого боя. Так манившая меня прохладой березовая рощица, оказывается и не рощица вовсе, а так себе - лесополоса в пару десятков метров на обрыве холма. Под холмом же лежит средних размеров озеро, с поросшим камышом берегами, на другом берегу которого виднеются крыши поселка Пресноредуть. Тракт в этом месте начинает круто спускаться вниз и огибая озеро слева, заходит прямо в поселок. Все словно сразу же становиться на свои места. Какое преследование? Какая атака с опушки? Да два пулемета и взвод стрелков оставленных в прикрытие этой дороги здесь на гребне холма, надежно блокировали бы любые попытки конницы, подняться по дороге от поселка в гору. При этом обойти такое пехотное прикрытие с флангов не было бы никакой возможности - слева у стрелков было бы озеро, справа - открытая степь. Теперь все ясно - и каким образом происходила атака, и почему казакам удалось ворваться в красные цепи и довести дело до рукопашной, а так же почему среди красной пехоты (и видимо в обозе) началась паника. Конечно, - необходимо еще уточнить ключ к разгадке того боя у местных жителей, получив ответ на один возникший в голове вопрос, но в целом картина уже достаточно ярко мне представляется. Ну, - вперед в поселок! Отпустив педали, пользуюсь естественным уклоном и пускаю своего двуколесного друга свободно катиться по дороге. Не сдерживаемый тормозами, велосипед постепенно все ускоряет ход и начинается незабываемое чувство скорости, да в ушах - свиста теплого, наполненного полуденным зноем и запахом пряных луговых трав, степного ветра. Эх, вот это отдых! Какие пляжи, какие юга? Вот бы где жизнь прожить, да лет в сто с миром упокоится, под тенистой сенью берез на берегу тихого озера. Прекрасное то, оказывается рядом. Вот это и есть она - наша матушка Родина, а не обожравшиеся от халявных нефтяных денег каменные джунгли мегаполисов.

Не сбавляя скорости по хорошо укатанной грунтовой дороге въезжаю в поселок и притормаживаю. Оглядевшись вокруг, замечаю типичный пейзаж сельской улицы, каковые имеются в бесчисленном множестве по весям нашей Родины. Однако, что обращает на себя сразу же внимание, - так это отсутствие брошенных домов, которых сейчас такое множество в российских селах. Улица пустынна, видимо народ занят делами. Однако, надо выяснить где находится местная школа. Медленно еду вдоль улицы, И почти сразу же, на улице этого старинного казачьего поселка, бывшей пограничной крепости 18-го века, носящим такое впечатляющее название - “Пресногорьковский редут”, а сокращенно Пресноредуть, мне попадается, - нет, как подумали бы некоторые из моих читателей - вовсе не лихой казак с пшеничным чубом на коне и не круглолицая казачка с черными бровями, а самый настоящий
- АРА! Е-ма-е, уже и здесь! Естественно он был занят делом - чинил какую то технику. Мой вопрос о местонахождении школы поверг его в глубокую задумчивость, с наконец то неопределенным указанием - где то там, на окраине. Все ясно... Еду дальше. Вот замечается явно местный житель - бабулька, одетая в чем то теплом и длинном, греет кости на завалинке. На мой вопрос о школе, отвечать не торопится, сначала с интересом оглядывает меня, затем зовет из дома какую-то Дарью, которая оказывается средних лет женщиной, после чего обе бодро объясняют мне короткую дорогу по проулку к школе. Как я понимаю, дарья была вызвана из дома поглядеть на диковинного путника. Все так же по пустынной поросшей зелеными деревьями улице подъезжаю к школе. Это типичное двухэтажное здание, постройки 80-х годов. Быстро устанавливаю, что директор уже ушел домой, но проживает напротив, где видны ворота во двор достаточно просторного дома. Подъезжаю, во дворе виден средних лет мужчина. Это - директор школы. Знакомимся, после чего, прошу для начала глоток воды. Выносится целая бутылка холодной минералки. Боже мой, какая роскошь! Осушив в пару глотков с половину бутыли, приобретаю способность внятно изложить цель своего визита. Тема ГБ его сразу же заинтересовывает. Сообщение о написани мной соответствующей работы, да еще по их краю, сразу вызывает изумленный интерес. Оказывается, каких либо сведений о ГВ в этом крае в школах практически нет, только пара тройка общих фактов. Какой-либо работы, по которой детям в школе можно было бы более-менее связно преподать этот материал нет и в помине. Со слов моего хозяина, ему даже не известно, что бы кто-нибудь вообще занимался когда-либо этой темой. Упоминаю об их областном Северо-Казахстанском Университете, об их не ответах на мои предложения о совместных исследованиях. Оказывается ничего удивительного, на кафедре истории Университета сейчас приоритет отдается изучению истории казахского народа, тема ГБ неприоритетна. Делюсь имеющимися у меня сведениями по событиям Гн, коллега быстро все записывает, говорит, что наконец то появилось хоть что то по краеведению. Попутно выясняю, интересующие меня географические особенности поселка. Мое предположение о возможном механизме протекания боя у озера Ульево, словами хозяина подтверждается. Правда сам он какими-либо сведениями о ГБ не располагает, но обещает побеседовать со старожилами. Оставляю свой адрес для связи. Следует скромная просьба, в случае издания моего труда не забыть и их поселок, - выслать хотя бы экземплярчик. Е-ма-е, естественно, для этого и работаю - что бы таким вот как он сельским учителям было что детям в школах об их родном крае рассказывать. Говорю, что даже если издасться из за материальных и бюрократических проблем, мне не удастся, то просто сам сделаю брошюры на компе и лично развезу и раздам их по школам, так что еще мы с ним обязательно увидимся. Хозяин смотрит на меня так, словно перед ним стоит не запыленный, черный от загара невесть откуда взявшийся парень, а как минимум святой пилигрим, либо человек из какого-то прошлого и твердо заявляет, что без обеда меня просто не отпустит. Да я и не отказываюсь, время то кстати к полудню. Обед по количеству накладываемых мне порций таков, что опасаюсь за способность к дальнейшему продолжению пути. Хозяин подбадривает, говоря, что мне еще полдня ехать. Да, действительно, хотелось бы сегодня добраться до поселка Кабаний, а завтра - боже мой, завтра должен быть один из самых увлекательнейших дней моего путешествия. Ведь мне предстоит посетить поле грандиозной, никем никогда не описываемой битвы у станицы Пресновской. Вскоре, под добрые напутствия хозяев, выруливаю за ограду и еду окраиной поселка. Вот и здание МТС, приятно поражает отсутствие разукомплектованной и бесхозной техники, которая обычно стоит во дворах МТС в российских селах. Напротив, заметно, что техника хоть и не новая, но не особо и старая, да и, какая то, прибранная, что ли. Тем более, что у многих машин суетятся рабочие. Ну, в добрый путь! Итак, дальнейший мой путь лежит через поселок Кабаний. Именно под Кабаньим, а не под Пресновской, был захвачен казаками в плен в сентябре 1919 года штаб красной 2-й бригады 35-й дивизии, во главе с комбригом Ямышевым. Произошло это, когда только что потерпевшие сокрушительное поражение под Пресновской, остатки частей красных 5-й и 35- й дивизий были окружены казаками в этом поселке и приводили себя в порядок. Со слов С.Н в поселке имеется воинское захоронение периода ГБ. Однако меня интересует так же сама дорога из Пресноредути в Кабаний. так как описание особенностей местности в этом районе. не раз приводится в документах красного командования в качестве обоснования военных неудач. Ну, и кроме того, на моем пути должно лежать село Семиозерное, где в последних числах сентября 1919г, держал оборону красный 307 полк. Сам по себе поселок Кабаний, лежит несколько севернее общей линии казачьих поселений, а потому сразу же за МТС гостеприимной Пресноредути, я сворачиваю по грунтовой дороге на север. Местность сразу же обращает на себя мое внимание. Дорога здесь струиться между бесчисленных березовых рощиц, которые тянутся вдоль грунтовки с небольшими промежутками и чьи опушки подходят почти вплотную к дороге. Идеальное место для мобильных казачьих засад! Прекрасно теперь понимаю наступавших здесь, по этой самой дороге, красных командиров, которые жаловались на внезапные атаки казаков. Да здесь с 30-40 метров можно незаметно развернуть сотню в атаку!

Вскоре однако дорога начинает раздваиваться, указателей нет, вокруг никого. Интуитивно выбираю чуть более северное направление. Однако вскоре дорога делится вообще на три части. Вот те и раз. Приехал, что называется... Ну и куда теперь? Тупо смотрю на карту, там, словно в насмешку обозначена только ОДНА дорога, без всяких ответвлений. Пытаюсь проявить навыки следопыта, однако свежих следов нет, а дорога одинаково накатана во все три стороны. Прямо, - хоть жребий бросай! Солнце вдобавок припекает самым немилосердным образом. А вокруг расстилаются бескрайние пшеничные поля и где то вдалеке шумят невидимые трактора. Делать нечего, но какой то выбор необходимо сделать. Решаю ехать по дороге уходящей севернее. Она идет по окраине поля и через 2-3 км становиться значительно хуже, ехать по ней уже невозможно и дальше иду пешком. Однако через полкилометра дорога опять раздваивается, одна полоса уходит все так же на север, а другая сворачивает на восток. Ну, это просто насмешка какая то! И куда теперь? Решаю свернуть на восток, так как следуя дальше на северу можно попасть уже в Россию. Четко понимаю, что в общем то я заплутал. Вновь иду по какой то дороге между полями. Вокруг - ни души, нет даже комаров. Только солнцепек жарит так, словно солнце сменив свою орбиту приблизилось к Земле. Открытые участки кожи уже обгорели, местами облазят и сразу же сгорают по новой. В голове одна мысль - надо найти хотя бы какое то озеро, а иначе через час-полтора, при таком солнцепеке, мне грозит тепловой удар, после чего я задымлюсь и самовозгорюсь. В нескольких сотнях метрах от себя, замечаю какие то странные извилистые жердины, периодически стоящие на поле - межевые знаки, что ли? Надо идти вдоль них, может к людям выведут. Бреду еще несколько километров. Внезапно, замечаю слева в низинке небольшое озерцо, а за ним на бугре - комбайн. Ура! Теперь не пропаду, срочно туда и с головой вводу, а затем к комбайнеру - направь родимый Сусанина на дорогу! В предвкушении пьянящей прохлады, напрягаю последние силы. Однако, - а что это за столб такой с бочкой из за бугра торчит? Боже, да это же водонапорная башня! Село!! Люди!!! Хрен с ним с озером, до села недалеко. Еще через 3-4 километра, которые дались видимо на автопилоте, так как почему то ничего о них не помню, я подъезжаю к селу. Хотя подъезжаю - это слишком громко сказано, - медленно бреду, отказывающимися подчиняться ногами, катя велосипед. Названия при въезде в деревню не заметно, однако поражает какое то захолустье вокруг, прямо таки чувствующийся во всем упадок. Неужели это Ястребинка - обозначенная на карте маленькая деревушка на границе с Россией? Тогда значит я забрал от дороги на Кабаний значительно севернее, видимо опять крюк дал, черт возьми. Но рассуждать некогда, если я сейчас не выпью глоток воды, то я просто умру, прямо здесь, посреди улицы. С трудом миновав какую то странного вида заброшенную МТС, я устремляюсь к первому же дому. Воды!! Глоток воды!!! оставив велосипед на улице захожу в ограду и пересохшими губами, пытаюсь сказать погромче - ‘Хозяева!”. Вряд ли, мой писк был услышан, однако видимо по своим делам, на улицу из дома выходит достаточно полная девушка, которая выслушав мою просьбу о глотке живительной влаги с равнодушным видом - ОТКАЗЫВАЕТ. Мотивировка ее отказа страждущему путнику не сразу доходит до меня, поскольку вначале напоминает мне простое издевательство - ‘мы воду сами с озера берем, иди туда и ней’. Не знаю как выразить точнее эту минуту. Наверно самым близким выражением отражающим мои чувства в тот момент будет - “я о.. .ел” Восклицательные знаки не ставлю, так как боюсь, что их не вместит страница.

Вообще, жизнь - приучила меня к решительности. Правило в сложных ситуациях нападать первым, еще никогда меня не подводило, поскольку всегда увеличивало мои шансы на победу. Поэтому вариант схватить эту жирную корову за горло и просто заставить ее показать где у них стоит фляга с водой, молнией промелькнул у меня в голове. Однако, следующая фраза этой толстухи предотвратила непредсказуемые последствия аффекта с самосудом. “Или вон в магазине купи”, - с равнодушным видом продолжила эта гнуснейшая представитель женского пола. “В каком?” “Да, вон на улице стоит”, - мне указывают на стоящий посреди улицы какой-то вагончик-бытовку. Бреду к нему. И точно - магазин, а я то думал сперва - сарай чей то. Первое же, на что падает взгляд при входе - стоящие в холодильнике ЗАПОТЕВШИЕ бутылки с минеральной водой. Сам вид их, просто излучал живительную влагу. “Бутылочку... Две!!”. Продавщица средних лет, равнодушно говорит мне - “Тридцать восемь”. Что то как то дешево, за две бутылки, это по сколько же казахских тенге стоит одна? девятнадцать что ли? Четыре рубля по нашему? Ни фига себе - коммунизм, какой! Достаю тенге, говоря извиняющим голосом - “У меня только сотня, у вас сдача то будет?” Продавщица смотрит на меня не понимая и повторяет -“ Я же сказала - тридцать восемь”. “Чего тридцать восемь?”, - тут уже туплю я. “Рублей!!!”, - объясняет такой бестолочи как я продавщица. У меня падает челюсть. Пару секунд я молчу. Затем выдавливаю - “А куда я попал?”. Ответ меня даже не убил - он меня просто расплющил - ‘В Филипповку”, слышу я от продавщицы. Боже мой! Сорок километров лишних к северу и ни километра в сторону Кабаньего!!! Следующие несколько секунд я не помню, видимо был в обмороке.

Очнулся я уже на улице. Итак, - заплутав я уехал в Россию, а точнее - в Половинский район Курганской области. Теперь понятна и окружающая меня сельская убогость домов, видимая всюду нищета и запущенный МТС. 21-й век на дворе, а воды в деревне нет, ее берут как и двести-триста лет назад из озера, где пьет и скот, а так же плавает домашняя птица. Вновь вспоминается стоящий в центре Кургана губернаторский особняк Богомолова. Интересно, если бы этому бывшему комсомольскому вожаку предложили хлебануть наравне с коровой из озера, отогнав предварительно уток от берега, у него чувство любви к родному краю увеличилась бы? Сколько стоит провести водопровод в село, по сравнению с содержанием губернаторского аппарата - всей этой прес-секретарской челяди, которая активно выбивает себе из бюджета квартиры и прочие блага жизни? Однако - что же мне делать теперь дальше? Теоретически существует два выхода. Первый - проехать еще пару десятков километров по асфальтированной дороге до железнодорожной станции “Зауральская”, откуда вернуться на электропоезде в Курган, а второй - возвращаться и искать дорогу заново, принимая во внимание, что выехав с Пресноредути, я все время двигался в неверном направлении. Мое гамлетовское размышление - “быть или не быть”, прерывает продавщица, которая выглянув из магазина, дружелюбно советует мне не торчать пнем посреди улицы, а отойти в сторону в проулочек, иначе попадусь на глаза нашим пограничникам и ночевать мне тогда уж точно в кутузке, да и шмотки могут разграбить. Милая женщина, огромное спасибо, мне то самому и в голову бы не пришло хорониться на родной земле. При чем земля это действительно мне родная. В десятке километрах отсюда, на самой границе Половинского района и Казахстана, находится небольшой поселок Трубецкое, основанный в числе прочих - моим прямым прадедом в одном из колен, который переселился всей огромной семьей, в эти места в 1917 году из Скопинского района Рязанской области. По рассказам бабушки, именно здесь в Филипповке, куда так нечаянно занесла меня судьба, был убит в 1921 году поехавший за хлебом ее родной дядя Игнат с женой. И вот здесь то, мне и предлагают схорониться, как беглому нору, что бы понаехавшие непонятно откуда никому неизвестные люди в пограничной форме, меня не захомутали. Паскудное ощущение в душе. Надеюсь доживем до того времени, когда можно будет сполна за все это расчитаться. С кем? А эти люди с 1917 года не менялись. Все там же и на своих местах, а главное - все так же живут за счет нас. Ну, да ладно. Кстати, интересуюсь я, - а где тут у вас граница то проходит? ‘А ты столбы в поле видел?’, - “Нет, только жердины какие то сучковатые торчали”. “Ну, я и говорю - столбы, это они и есть - пограничные знаки”. В конец обалдевший, сворачиваю в ближайший проулок и падаю на мягкую траву в прохладной тени чьего-то сарая. Получасовой отдых с холодной минералкой возвращает к жизни. Мысли начинают приобретать стройность. да - повернуть назад конечно можно и уже вечером я буду спать в мягкой кровати дома, а не крутить педали на палящем солнцепеке, однако не стыдно ли мне будет, перед самим собой в первую очередь, так легко сдаваться? Сейчас поддамся слабости, а потом буду корить себя, что так легко отступил? Ну, вышла ошибка - заплутал, так исправляй ее - иди дальше. В конце концов палатка есть и ночлег в лесу мне не страшен. Решено - в путь! Но вначале необходимо узнать дорогу, вновь заглядываю в магазин. Продавщица советует обратиться к местным мужикам, которые пошли на МТС комбайн чинить, они, мол, все дороги знают. Только, добавляет она, стерегись, что бы тебя пограничники с вышки не увидали, они на окраине деревне стоят. Е-ма-е, перебежками двигаюсь к МТС. Точно, во дворе среди нескольких бесхозно-разукомплектованных машин. стоит видавший виды комбайн с латанным-перелатанным бункером, возле которого на земле разложены запчасти и несколько мужиков что то обсуждают. Подъезжаю к ним, - “Здорово, мужики!”. Сдержано отвечают. Меня с интересом рассматривают. “Как бы мне в Казахстан отсюда выехать?”. “А куда тебе надо то?” - “Вообще-то в Кабаний, но хотя бы в Ястребинку выбраться”, - “Кабаний далеко, а сам то откуда?” - “да я с утра с Пресногорьковской выехал, но после Пресноредути заплутал, ошибся дорогой и сюда заехал”. “С Пресногорьковской? На велосипеде?” - мужики смотрят на меня недоверчиво. “да, я историк, ГВ занимаюсь, изучаю места боев, хочу книгу написать, что б в школах можно было ребятишкам преподавать”. Правильно народная мудрость гласит, - люди всегда хорошо относятся к сумасшедшим, настроение у мужиков враз меняется, мне начинают охотно объяснять дорогу через границу. Выясняется, что прямой дороги нет, надо идти тем путем откуда пришел и в поле повернуть к первому же комбайну, где мне объяснят как идти дальше. Главное - наставляли мужики - хоронись от пограничников, они не местные, с Таджикистана приехали, сперва изобъют, а потом разбираться будут, да еще и подстрелить могут. “А как я их узнаю, пограничников то?”, - “А они на “уазике” ездят, как заметишь “уазик”, то беги что есть мочи по полю за столбы и подальше, далеко за тобой они не полезут, тогда может и повезет”. “А как мне заставу с вышкой обойти?”, - “А там сегодня нет никого, они в Половинку уехали, но могут скоро вернуться, так что поспешай скорее, а то заметут”. Все-таки, хорошие у нас в России мужики! Именно на них то, а не на кириенко с чубайсами, земля то наша и держиться, жаль только все меньше их остается. Исчезают они медленно, но неуклонно, как и наше сельское хозяйство. Земной им поклон!

И вот - “опять скрепит потертое седло”, а передо мной вновь расстилаются бескрайние поля. Зорко гляжу вперед, не забывая оглядываться и назад. А то вдруг - граница на замке? И уже следит за мной невидимое дальнозоркое око объектива, а где то звучит команда - “застава в ружье!” и умный молчаливый серый пес прыгает в кузов “уазика”. Надо поспешать. Пролетают 3-4 километров. Вон и комбайн вдалеке. К нему по кромке поля ведет полевая дорога. Еду по ней. Напротив комбайна оставляю велик и по полю подхожу к нему. Комбайнер останавливается, но из за грохота машины ни чего не слышно. Вижу машет рукой - лезь сюда. Карабкаюсь наверх. Объясняю, что ищу дорогу в Ястребинку. Комбайнер охотно указывает мне направление, где на горизонте, кажется прямо за стоящим в поле лесочком, видны крыши домов. Комбайнер поясняет, что пройти можно прямо по полю без дороги, либо ехать по дороге которая проходит вдоль пограничных столбов до леса, но тогда будет крюк в несколько километров. Конечно, по дороге удобнее. Комбайнер поправляет, что тогда могут забрать пограничники, если нагрянут. Да ладно, отвечаю я, - их же вроде не видать нигде. Проеду уж несколько километров, а то и так уже брожу пол дня в приграничной полосе. Ну, смотри, напутствует меня комбайнер. Двигаю по дороге. Не особо конечно хороша, но все же лучше чем по полю. Внезапно сзади раздается громкий звуковой сигнал. Оглядываясь вижу машушего мне руками из кабины комбайнера. Что он там сигнализирует? Что то забыл сказать что-ли? К нему что-ли подойти? Господи, да ведь это “уазик” от Филиповки по дороге мчится! Ходу!!! Сбегаю с дороги и бегу прямо в поле, подальше от пограничных столбов. Бежать по полю неудобно. Трава хоть и не высокая, но очень колючая, больно хлещет по голым ногам, да и поле кочковатое, велик прыгает по нему и толком не разгонишься. Однако наддаю ходу. Пробежав с километр оглядываюсь. Вижу “уазик” подъехал к комбайну и мой спаситель-комбайнер высунувшись из кабины, что то объясняет людям из “уазика”, один из них смотрит на меня в бинокль. Подавив в себе желание продемонстрировать ему поднятый вверх палец, начинаю спешно уходить дальше. Каждый шаг по полю дается с трудом, прежде всего из за колючей степной травы, которая немилосердно режет мои голые ноги. Иногда ощущение такое, словно с тебя с живого сдирают кожу. Несколько особо острых шипов воткнулись прямо в тело и из под них вниз стекают небольшие струйки крови. Вытирать некогда, надо уйти подальше. Мысленно желаю всяких “благ” пограничникам, из за которых приходится терпеть все эти беды, уйти с плохенькой, но все таки дороги. Да, что там дипломатичничать - “благ” желаю, - матерю их от всей души, желая, что б двигатель на их уазном тарантасе закипел на солнцепеке, а квартиры им государство дало в награду за службу - в глухой деревне с водой из озера. Так прохожу несколько километров. Постепенно покрасневшие исцарапанные ноги перестают чувствовать мелкие колючки и лишь порой, какой-нибудь особо острый и длиный шин, воткнувшись в израненную плоть, заставляет содрогнуться все тело. Вот и небольшой лесок посреди поля. Против ожидания, дороги про которую говорил комбайнер я здесь не вижу. Самое ужасное, что домов за лесом не видно так же. Наоборот местность начинает понижаться, растительность приобретает болотистый характер, трава становится гуще и выше. Она уже не колет на каждом шагу, но оплетает и ноги и колеса. Приходится буквально продираться вперед, с трудом вытаскивая велосипед. Дороги нет никакой, лишь какая я то узкая, напоминающая след животного тропа, вьется через этот травянистый бурелом. Такие тропы я видал в детстве в лесу, когда преследуя с дядькой лося, в итоге мы заблудились сами. Наконец этот мучительный путь заканчивается, заболоченный лесок остается позади и я выхожу - .... НА ЧИСТОЕ ПОЛЕ. Никакого жилья, в какую сторону не посмотри! Где же я видел ее - эту деревню?! Я опять заблудился?! Я бросаю велосипед и налегке прохожу еще полста метров вперед. Оглядываюсь по сторонам. НИЧЕГО!!! - Куда не посмотри. Отчаяние просто охватывает меня, с трудом передвигая ноги я дотаскиваюсь до ближайшего куста, дающего куцую тень и без сил падаю под него на траву. Идти дальше я не в состоянии.

За свои тридцать ‘с хвостиком”, жизнь покрутила меня по различным городам и весям, сталкивала с различными людьми из абсолютно разных групп населения. Был в ней и период государственной службы - погоны, дежурства, сложные хитросплетения людских судеб и жизненных ситуаций. Не раз мне приходилось проводить осмотр останков людей умерших прямо на улице. Иногда это были случайные прохожие, упавшие с сердечным приступом на улице и принятые другими прохожими за пьяных. Были это и безымянные “бомжи”, жившие на дне городских цивилизаций и умершие здесь же, в своей родной стихии -в кучах мусора, либо в люках теплотрасс. Как правило, трупы и тех и других, в скором времени находились и, еще в относительно узнаваемом состоянии, осматривались специалистами. Но была и другая категория умерших - те, кто последний свой час, встретил на природе - в лесу, либо в поле, вдали от людского жилья. Находили таких людей, как правило спустя недели, а то и месяцы, такие же грибники, реже охотники, либо бродяги. Состояние останков, при этом оставляло желать лучшего. Природа и дикие звери не щадили людской прах. Иногда только пол трупа и можно было определить, по оставшимся от него частям. Вот их то, всех этих безвестных, чье описание занимало всего полстранички в моих торопливых протоколах, я и вспоминал сейчас, лежа под куцым кустом и глядя на безоблачно-синее небо с висящим в нем нестерпимо ярким, палящим и сжигающим все солнечным диском. Впервые, как то внезапно и отчетливо остро, всей кожей, я вдруг представил, как точно так же, могли бы осматривать и мои останки, здесь, под этим самым куцым кустом, брезгливо трогая одетыми в резиновые перчатки пальцами изъеденное лисами и полевыми грызунами лицо, с окончательно- радостным вердиктом озабоченного процентом раскрываемости местного ‘Опера” - нет криминала, бомж видать. Странно, но мысли об этом, почему то не вызывали никакого внутреннего протеста. душу наполняла какая то пустота, словно она уже вознеслась куда то в облака и смотрит равнодушным взглядом на подлунный мир. Не было сил не встать, ни даже пошевелиться, - а главное - не было даже сил бороться за выживание. Хотелось просто лежать здесь, закрыть глаза и уже никогда их не открывать. Возможно, именно так я бы и поступил, но одна крохотная мысль крепко связывала меня с окружающей реальностью. Эта мысль словно невидимая цепь цепко держала и не давала разуму упасть в непредсказуемое забытие. Эта мысль была о крохотном человечке, чудо-создании, которое именно сегодня, за тысячи километров от меня, пошло первый раз в детский сад и чью фотографию, я по, как я понимал в тот момент, чудовищно-непростительной для себя оплошности, даже не догадался захватить с собой. Почему то именно отсутствие фотографии самого дорогого для меня человечка, особенно остро переживалось мной в тот момент. Говорят, брать с собой фотографии близких - плохая примета. Все мы помним сцены из фильмов, где солдаты- победители, в числе трофеев взятых у своих убитых врагов, рассматривали фотографии красивых женщин с детьми. Было в этих сценах, что то непередаваемо постыдно-неприличное, словно такое вот разглядывание чужыми людьми, обливало грязью изображенных на фото людей. Поэтому, следуя куда-либо в дальнюю дорогу, я никогда не брал с собой семейных фотографий. Боже мой, как же сейчас я сожалел об этом! Злость на себя, за допущенные мной легкомысленные промахи, благодаря которым я фактически заблудился в степи, охватило меня всего. Я лежал и анализировал все свои поступки с самого утра, с далекой и кажущейся какой то не реальной Пресногорьковки и понимал, что ошибки я допускал на каждом шагу. Верхом этих ошибок было то, что я даже не имел при себе фотографии крохотного милого, но такого далекого от меня человечека. Злость на себя, незаметно перекинулась и на все окружающее меня - на это солнце, на эти бескрайние поля, на черт-те как напутанные в этих местах, сплошь проселочные тропы, без единого указателя, на пограничников, из за которых я был вынужден уйти с единственной дороги - словом на все то враждебное мне, чем казалось был пропитан сам воздух. Порыв ожесточения был таков, что буквально подбросил меня на ноги. “Что взяли?! Вот уж хрен-то вам” - словно живому существу, почему то сказал я окружавшей природе. Схватив велосипед, я устремился к кажущемуся далеким березовому лесу. Вновь густая трава стала опутывать мои ноги и колеса, но теперь уже, не просто пройти, а словно бы проломиться, вырвав и растоптав все что встало на моем пути, стремился я. Воды не было, вернее был ее один глоток, который можно было бы растянуть на пять смачиваний потрескавшихся губ. Одно из таких вот микроскопическо-живительных смачиваний я себе и позволил, решив растянуть остальные минимум до середины следующего дня. Постепенно, я стал выходить из болотистой низины, трава стала реже и мельче, а зеленая кромка леса уже не казалась такой далеко-нереальной. Я знал, что его спасительная сень укроет меня от солнца, а несколько найденных ягод смогут дать мне живительную влагу. Да и костер, извечный друг всех путников, обещал укрыть от ночной прохлады. Внезапно, посреди поля я вышел на небольшую проселочную дорогу. Правда говорят, человеку для счастья немного надо. На тот момент, эти две, чуть накатанные, слаборазличимые среди травы колеи, и были для меня высшим счастьем. Они означали, что где то, туда куда они вели, есть люди, а значит появлялась возможность закончить бесплодные скитания и выйти на правильную дорогу. Относительно без проблем, если не считать непрекращающейся тупой боли в перетруженных, крутащих педали ногах, я достиг опушки леса. Здесь дорога раздваивалась, уходя на юг и на север вдоль лесной опушки. Это выглядело уже как насмешка судьбы! В который раз за день, мне вновь, абсолютно наугад, приходилось выбирать какое-то одно направление. Ошибиться было нельзя. Неправильный выбор сулил мне новые скитания, без сил и без воды. Было ясно, что дорога эта, как то связана с деревней Ястребинкой, куда я так сейчас стремился, скорее всего оттуда то она и шла, эта дорога, но другой конец ее вполне мог уходить и разветвляться на десятки полевых дорог, ведущих в никуда и пропадающих посреди бескрайних полей. Весь прошедший день, говорил мне о том, как много сейчас зависит, от этого, кажущегося возможно сейчас незначительным, выбора. Направо или налево? Налево либо направо? От ответа на этот вопрос, в тот момент завесело - ВСЕ...

К сожалению, сама дорога ни чем не могла мне помочь в этом выборе. Не было на ней ни свежих следов, ни звуки мотора, либо ласковое пофыркивание лошади, так же не доносил до меня спертый, наполненный прелым травянным дурманом воздух. Карта-двухкилометровка, по прежнему показывала мне только ОДНУ, не разветвляющуюся ни куда дорогу, без каких либо перекрестков. Если верить картографам, то я видел сейчас перед собой мираж из трех дорог, ведущих в разные стороны. К сожалению, этот мираж вполне реально ставил меня на грань новых бесконечных и изнурительных испытаний. Мною не раз было замечено, что основная масса жителей нашей страны - средних лет людей с мировозрением постперестроечных времен, достаточно редко вспоминает о Боге. Это, относится в первую очередь и ко мне самому - плоть от плоти своей страны и кровь от крови своего народа. Виной тому видимо и пресловутое атеистические воспитание, которое каждый из нас в той или иной мере успел захватить в пионерской либо комсомольской юности. Лихие 90-е, с их укоренившийся и ставшей почти официальной идеологией - перекрестись и укради”, так же не добавили багажа религиозности в мою душу. Обычно, мы, как говорится “поминаем Бога всуе’, иногда даже стремимся соблюсти внешнюю артрибутику того или иного церковного обряда либо праздника, чем действительно исполняем первейшую христианскую заповедь - носим Бога нашего в душе. Научившись креститься уже в совершеннолетнем возрасте, я зачастую носил крест как дань моде, при этом напрочь забывая, что тот же церковный пост - это прежде всего духовное подвижничество, а не средство лечения от пережора. Однако на тот момент, не к кому было обратиться мне более, как к Нему - Творцу Всего Сущего. И я, человек, задумывавшийся о существовании Всевышнего, лишь в Пасху да Рождество, озабоченный даже в Воскресение, своими привычными суетливо-мирскими заботами, забывший уже когда даже просто посещал Церковь, не говоря уже о Причастии и Покаянии, не удосужившийся даже окрестить своего новорожденного ребенка, оказавшись в этом безлюдном поле, с уже начинающим клониться к закату солнцем, перед новым нелегким для меня выбором, вдруг совершенно интуитивно, по какому то дремлюще-древнему, спрятанному в подсознании инстинкту нашего народа, стал просто - ПРОСИТЬ У БОГА МИЛОСТИ. К стыду моему, выяснилось, что не знал я даже толком и ни одной молитвы, так - пару общеизвестных фраз, и, не мог даже связно сложить мои мысли. Но КРИК МОИ О ПОМОЩИ, к Нему - Единому Творцу и Вседержителю, поверьте мне, не был от этого менее искренним. Я каялся за все! За извечную погоню за деньгами, в ущерб духовным ценностям, за то как легко когда то ломал человеческие судьбы, преступая через одну из главнейших заповедей - “не суди”, за черствость, за такое частое бездушие к нуждающимся, за равнодушие к своим близким, словом - за всю свою жизнь, результатами коей еще недавно я был так доволен и которая казалась мне сейчас сплошь неправильной, несущей на себе какой то неприглядно-отвратной оттенок. Именно здесь, под раскинувшимся небесно-голубым пологом неба, под ласковый шелест росших на опушке леса, белокурых тоненько-нежных березок, многие, уже оцененные мною в жизни вещи и поступки, вдруг стали выглядеть совершенно по иному, вдруг являя мне их сознательно скрытую когда-то моим сознанием, но не ставшую от этого менее неприглядной, сущность. Не знаю, - удастся ли мне когда либо, еще в жизни, повторить такой же силы эмоциональное общение с Небесами, но когда мой незримый монолог закончился, я был измотан не столько физически, сколько душевно. От той силы злости”, которая помогала мне идти до этого по полю не осталось и следа. Но взамен этого, не знаю откуда, но появилось что то другое. Я вдруг почувствовал себя как то легче, что ли... Почувствовал, что могу еще идти, что есть еще силы и что идти надо на юг, сворачивая на этой развилке направо. Я еще по прежнему, во многом атеист, не всегда я еще верю и в Божий Промысел и во многие другие священные для христиан вещи. Но я уже никогда не смеюсь, даже в душе, над верующими людьми. Дальнейшее, угадать в общем то не сложно. Следуя на юг и объехав лесок я увидел перед собой поле, на другом конце которого, на бугре, виднелись крыши Ястребинки. Рядом с ними завораживал взгляд, сияющий блеск воды небольшого озера. Несмотря на продолжавшее налить солнце, подбадривая себя небольшими смачиваниями губ, через полчаса езды я добрался до крайних домов деревни.

Ястребинка была типичной крохотной деревушкой в этой лесо-степной глухомани. два десятка среднего возраста домов, щурились своими подслеповатыми окнами на одну- единственную улицу. Однако рассматривать их мне не было времени. Воды!!! - требовал мой иссохший от жажды организм и я свернул в сторону первого же дома. Уже при входе во двор, сразу стало ясно - какую картину я сейчас увижу. Двор был из тех, про которые говорится - “шаром покати”, входная дверь нараспашку. Вхожу, пустые стены с музейного вида ковром, голые полы на которых не надо думать - следует ли снимать здесь обувь, на кухне - на старой сковороде остатки засохшей пищи. В одной из комнат, на железной кровати обнаруживается и хозяин, 50-60-летний мужик, смотрящий видимо единственно ценную вещь в доме - телевизор 90-х годов. Весь внешний вид его говорил - “человек устал, после вчерашнего”. Тем не менее, на просьбу о воде, охотно, но тяжеловато поднялся, провел меня в сени, где из ведра налил в ковш прозрачной, но слегка желтоватой воды. Выпивая третий ковш, я обратил внимание на вкус воды - она была необычайно пресной. Не верьте, мои читатели, если вам скажут, что пресная вода не имеет вкуса. Это относится лишь к водопроводной воде, а природная живая пресная вода не только имеет вкус, но ее вкус еще везде разный, Я это точно знаю, поскольку довелось мне в жизни, зачастую просто зачерпнув ладонью, попробовать воду и сибирских таежных ручьев, и бескрайнего Байкала, и рязанских студеных ключей. И везде казалось бы одинаковая пресная вода имела разный вкус. Вкус же этой воды был настолько специфичным, что он сразу же, словно дал мне новое понимание этой земли, с ее желто-глинистыми, пропитанными водой почвами. “Вода какая необычная” - заметил я. “Да из озера”, - ответил хозяин, “но - последний год пьем”. “Из какого озера?”, - “Да вот напротив”. “А почему последний год?” “Водопровод проводят”, - с заметной гордостью сказал хозяин. “Водопровод? У вас же деревушка то вроде бы маленькая”, - замечаю я. “Ну и что, президент (Назарбаев) сказал провести водопровод в каждое село, даже к отдельным домам в степи, мы вот одни из последних будем, а так уже везде в округе вода есть”. “Так воду то, наверно так же из озера качать будут, только трубы проложат?”, - пытаюсь я убедиться, в обычной показушности чиновничьих мероприятий. “Да нет, восемь скважин пробурили, вода хорошая идет, сейчас только трубы к домам проложат” - окончательно сражает меня ответом хозяин. “Хорошо вам, а в Филиповке вот из озера воду берут”, - грустно замечаю я. “Так это же Россия”, - окончательно расплющивает меня своим ответом хозяин. Выйдя от него, спускаюсь к тому самому озеру и сбросив одежду с наслаждением погружаюсь в его прохладную пресную воду. Выйдя затем на берег с удовольствием растягиваюсь на травянистом бережке. А в голове все крутятся те же мысли - “Ну почему так?”. Почему курганский губернатор Богомолов считает для себя возможным отгрохать роскошный особняк в центре города (молчим уже про вырубленную при этом часть сада декабриста Розена), когда жители его области живут на грани нищеты и вынуждены пить воду из озер. Уж не потому ли бегут от нас даже те народы, с кем мы всю жизнь жили как добрые соседи и братья, что наша власть, начиная с низшего районного уровня, ведет себя у нас дома, словно в чужой оккупированной стране, заботясь лишь о собственном благе. Так может и нам пора уже начать относится к ним аналогично - как к оккупантам, которые нас грабят, разоряют, захватывают и распродают наши природные богатства и не дают работать на своей земле. А то, ведь так и внуки современных молодых жителей Филипповки будут по прежнему воду из озерца хлебать, если она останется конечно, к тому времени, эта самая Филиповка - одна из тысяч российских весей, являющихся по сути главным богатством нашей страны. Как писал классик: “и в мрачны думы погружен”, я еду дальше. Проезжая по Ястребиновке, обращаю внимание на видимое отсутствие брошенных домов, но рассматривать подробно, уже больше ничего не хочется, хватит с меня уже впечатлений. Мой путь лежит в село Семиозерное, где в конце сентябре 1919 года вел тяжелые бои красный 307-й полк, потерявший там смертельно раненным, своего командира Горского. Со слов хозяина, существовала короткая полевая дорога от Ястребиновки до Семиозерного, но боязнь заплутать, погнала меня в объезд и сделав лишний пяток верст, но по тракту, уже на закате, я въехал в село. Вскоре нашел и бывшего директора школы - пожилую бабушку, распросы которой, к сожалению никаких сведений о ГВ не дали. Она, прожив всю жизнь в этом селе, никогда не слышала, что бы в период ГВ здесь были какие-либо бои. Занятно... Впрочем это село, имеет одну ярко выраженную особенность. Его название происходит от семи озер расположенных вокруг него. Не исключено, что позиции красных могли располагаться именно в дефиле этих озер, то есть на некотором удалении от села. Однако сейчас обследовать эти дефиле, из за отсутствия металлодетектора невозможно, придется оставить этот вопрос для будущей экспедиции. Не имея возможно помочь мне информативно, бабуля-директор помогает мне практически, а именно - пристраивает меня на ночлег к соседу-казаху. Огромный, с множеством комнат дом, хозяин - 40-летний мужик, имеющий несколько достаточно взрослых детей. С ним же живут и несколько родственников. На правах практически таких же членов семьи живут и несколько его работников-односельчан. Я успеваю как раз к вечернему ужину. На просторной веранде накрыт длинный стол, за которым сидит около двух десятков человек. Все только что вернулись с поля, с работ. Обильный ужин с несколькими блюдами. Хозяин не пьет, но работники пропускают по паре-тройке рюмок, после чего бутылку убирают со стола. Как поясняет хозяин - Что бы завтра не болеть”. Я тоже в завязке, чем сразу же вызываю видимое уважение хозяина. Весь разговор за столом вокруг меня. Я новый человек из фантастического далека - Москвы. Темы обсуждаются самые практичные цены на продукты, бензин и товары, а так же в целом “за жизнь”. для них кажется фантастикой тот путь, который я проделал с утра из Пресногорьковки. Хозяин знает всю округу и видимо сомневаясь в самой возможности проделать такой путь на велосипеде, незаметно старается меня проверить, расспрашивая в каком селе, в какой дом я заезжал и с кем именно разговаривал, по какой дороге ехал и на каком именно перекрестке свернул. Мои ответы видимо сходятся даже в мелочах. Цель моего путешествия, конечно кажется этим людям, как минимум странной, но ее практическое применение - написание книги для преподавания детям в том числе в здешних школах, встречает их полное одобрение. Я даже провожу небольшую лекцию рассказывая о ГВ в их краях. Выясняется, что слышат все об этом впервые. Мне усиленно накладывают порции, говоря, что такого пути как я никто никогда здесь за день не проделывал. Попутно выясняются интересные подробности. В Казахстане, как и в России действует программа поддержки сельского хозяйства. Но если в России, это один из способов дележа денег местными чиновничье-коммерческими шайками, то в Казахстане, по словам хозяина, основной приоритет направлен на воссоздание крупных сельскохозяйственных товаропроизводителей, по типу бывших совхозов. При этом, государство само скупает ранее розданные по рукам и неиспользуемые сейчас сельскохозяйственные земли и передает их бесплатно, назовем так - “новым совхозам. Этим совхозам, со слов хозяина государством компенсируется 40% затрат на ГСМ и даются беспроцентные ссуды на приобретение новой техники - тракторов и комбайнов. При этом, все работающие в сельском хозяйстве освобождены от уплаты каких-бы то ни было налогов. Как пояснил хозяин, он сам держит стадо, которое пасут его работники, продает мясо и не платит при этом официально с продажи ни одного налога. С его слов сейчас работать в сельском хозяйстве стало очень выгодно, при этом цены на продукты и товары значительно ниже. Так например, если в соседней Курганской области мясо говядины стоит 160 рублей, то у них в переводе на рубли только 40. Мой рассказ о цене мяса в Москве в 250 рублей, вызывает просто изумление. Цены на товары так же пониже и, со слов хозяина, по выходным на рынке в Пресновской, очень много приезжих за товаром и продуктами из Курганской области. Разговор переходит на детей, хозяин рассказывает, что его сын готовятся к поступлению в сельскохозяйственный техникум. “А что потом?’ - задаю вопрос я. “домой вернуться, тут сейчас денег можно больше заработать, чем в городе, главное не бухать, а предприимчивому человеку сейчас раздолье. Я вот вообще не работаю, только за работниками присматриваю и организовываю”. “А работники то из местных, смотрю?” - уточняю я. “да, они тут спивались, а я им работу даю и смотрю, что бы не пили. Русские вообще много пьют, привычка такая, мы казахи, намного меньше”. Кстати, работники у хозяина, действительно преимущественно русские. В целом отношение к России очень неплохое, как к единому народу, оказавшемуся сейчас волей судьбы в разных условиях. Очень жалеет, что в российских селах словно бы застыли 90-е годы, с их нищетой, пьянством и разбазариванием. Вот в чем он безусловно поддерживает Путина, так это в его стремлении противодействовать Америке, которую здесь считают причиной всех мировых бед. Хозяин очень опасается, что американцам удасться “влезть” со своими “правами человека” и в Казахстан, и тогда здесь начнется такой же хаос как в соседней Киргизии. Казалось, мы могли бы проговорить до утра, но я начал засыпать прямо за столом. Выяснилось, что пока мы разговаривали, уже стопилась баня. Боже мой, о таком чуде я не мог даже и мечтать! Затем мне отводится роскошнейшая кровать с мягчайшей периной и я засыпаю еще только падая в нее.

Вроде бы только сомкнул глаза, но уже первый предрассветный лучик пробившись между штор, коснулся моего лица. Батюшки, кажись проспал, хотел ведь засветло выехать! Однако еще только половина седьмого утра, ну не так страшно. Тело все ноет и вставать с мягкой перины очень не хочется. Однако, слышно, что по дому уже кто то ходит, значит пора и мне подниматься. Выхожу на улицу. Там уже жена хозяина. “Рано вы встаете”, - говорю ей. “Скотину выгоняла, а вы что так рано?”. “Да ехать надо”. “Подождите сейчас завтрак сделаю”. Сажусь на улице возле крыльца и наслаждаюсь утренней прохладой. Слышно, как на кухне уже что то шкворчит, вскоре выходит и сам хозяин. Он немного заспан и видно, что вставать так рано не привык. Странно, я помню в селе где я несколько лет работал, в 05 часов скотину выгоняли. Перебрасываемся несколькими фразами, а тут уже и к завтраку зовут. Завтрак очень обилен, хозяин интересуется планами. Объясняю, что хотел бы доехать до Пресновки, он очень подробно объясняет дорогу. Вскоре, по утреннему холодку выезжаю из села. Попутно обращаю внимание, что на большинстве домов стоят спутниковые тарелки. Ну, что-ж, остается только порадоваться за людей. Как говориться, - нам бы так! дорога от Семиозерного до Кабаньего пролетает как то незаметно и вот я уже въезжаю в эту бывшую старинную казачью крепость. На улицах пустынно, видно выгнав скотину, жители еще пытаются ухватить остаток сладкого утреннего сна. Вскоре замечаю характерной формы возвышение - видимо остаток крепостного вала, а недалеко, практически в центре поселка, рядом с улицей - и поросший травой холм с памятником. Самый обычный безликий памятник, какими усеяны наши просторы. Ну ничего, скоро у меня будут списки погибших солдат 35-й дивизии, так может мы и историческую справедливость сможем восстановить. В любом случае, эти места требуют более тщательного исследования с применением металлодетектора. Значит - это и будет задачей будущих экспедиций. Вообще - охватить все сразу невозможно. Необходимо сделать главное - создать основу работы, на базе которой можно уже более детально изучать отдельные эпизоды. Фотографирую монумент и продолжаю путь дальше. Сразу за Кабаньим сворачиваю на юг и мимо озера поднимаюсь к селу Буденное. Видимо это то самое село, из которого в последних числах сентября 1919г четыре казачьих полка совершили по степям рейд, выйдя кружным путем, аж западнее Пресногорьковки, чем остановили наступление частей 35-й дивизии. Как там говорил пленный казак в опросном листе: “...вышли (в рейд) из хохляцкого села что южнее Кабаньего...”. При въезде в село сразу попадается какое то предприятие, у ворот уже толпится народ, видно, что люди только что пришли на работу. да-а-а, словно 70-е годы на селе, когда все были заняты. Подъезжаю и спрашиваю воды. “да здесь плохая по трубам течет, лучше из колодца наберите’. Колодец на окраине села, в густых зарослях кустарника, в ограде чьего то дома. Подъезжаю к ограде, вижу средних лет женщину, которая охотно разрешает набрать воды. Вода желтоватого цвета, но студено-холодная, зубы ломит. Женщина объясняет дорогу на тракт Кустанай-Петропавловск. С ее слов дорога полевая, но все ездят именно по ней, так как ехать вокруг по грейдеру уж больно много. Делать нечего, еду в путь. Следуя данным мне указанием, спускаюсь с грейдера и качу по накатанной полевой дороге. Вокруг поля за горизонт, небольшие перелески. Где то курлычат птицы. Вот она - Воля! Степь! А нужны ли мне вообще эти каменные городские джунгли? Ведь можно создать там себе источник постоянного дохода, например сдавая квартиру и жить здесь, на лоне матери природы. Вести небольшое хозяйство, в охотку, так скажем, заботясь больше о своем здоровье и плюнув на государство с его системой социального обеспечения, точнее пенсионного издевательства. В таких вот занимательных раздумиях, я внезапно оказываюсь на развилке полевых дорог. Блин, по какой ехать? Вспоминаю, что обогнавшая меня перед этим машина, поехала по правой дороге. Ну что ж, еду и я по ней. Однако, замечаю, что скорость моего пути уменьшилась. Тело с непривычки к таким путешествиям ломит во всех мышцах и отдыхать требуется больше. Кстати, - об отдыхе, - у дороги замечается огромный стог сена, все - привал на полчаса. Нащипав немного сена, с наслаждением разваливаюсь прямо на земле и гляжу в проплывающие вверху облака. Эх, хорошо то как, хоть весь день, вот так бы лежал.

Однако, надо и в дорогу. Проехав с полкилометра, замечаю полевой стан. Вокруг расставлена техника, видно, что после позднего завтрака - трудовой люд перекуривает. Обращаю внимание, что техника достаточно свежая, по крайней мере не советских годов, хотя уже и бэушная. Более-менее старенький только автобус, кстати родной - курганский КАВЗ, который видимо и привез механизаторам по поле завтрак. Спрашиваю дорогу, мужики объясняют, что мне надо было свернуть на полевой развилке, но ничего страшного, через пару-тройку километров выеду на тракт, просто немного лишнего дал. Следую их советам и вскоре выезжаю на видимо единственную в этих местах асфальтированную двухполосную дорогу. Это и есть тракт Кустанай-Петропавловск. Движение не особо какое, так что свободно кручу педали, наслаждаясь, как велосипедист, всеми прелестями укатанного шоссе. Вот и какое то придорожное село. Возле одного из домов, мужик с маленьким сыном возятся с мотоциклом. Подъезжаю к ним и спрашиваю воды, сын тут же посылается наполнить мою фляжку. Попутно мужик. сообщает, что утром он видел двух японских (!) туристов. которые на велосипедах путешествуют по Казахстану. Вот, блин, людям время девать некуда! Интересуюсь далеко ли до Екатериновки, - “Да с околицы ее уже увидишь”, - отвечают мне. Ну, что ж, не задерживаясь продолжаю путь. Вот и Екатериновка, лежащая на пару сотен метров в стороне от тракта. Солнце уже начинает припекать, а потому добравшись до автобусной остановки, сажусь передохнуть в тени. Екатериновка, если мне память не изменяет, - это бывшее крестьянское селение, жители которого в середине 19-го века были приписаны к Сибирскому казачьему войску. Из имеющихся у меня сведений - 09 сентября 1919г находившийся здесь 307-й красный полк всю ночь отбивал атаки казаков, отойдя утром на Кабаний. Оглядываю местность, с юга и востока Екатериновка окружена лесами, впрочем не подходящими к ней вплотную. Примерно в пределах километра между станицей и лесками идет поскотина. Видимо из этих перелесков и атаковали казаки, а скорее просто вели перестрелку с красным охранением, которое стояло очевидно на окраине станицы. В пользу этого говорит, относительно небольшое количество потерь с обоих сторон. Со слов СН, на кладбище Екатериновки, есть яма-провал, которая, со слов жителей, якобы образовалась на месте бывшего братского захоронения. Впрочем, про само захоронение не ясно - было ли оно последствием ГВ, либо широко прокатившегося здесь мятежа 1921 года. Еду дальше. Впереди меня ждет главная цель моего путешествия - поле атаки Сибирского казачьего корпуса у поселка Островного. Надо сказать, что событие это практически не отражено в отечественной историографии. Хотя это была одна из самых грандиозных (одновременно атаковало две конных дивизии - несколько тысяч всадников) в истории ГВ на востоке России, конная атака. Разгромлена была в ней целая красная бригада - три полка 5-й дивизии, одним из которых командовал кстати будущий советский маршал и герой Сталинграда Чуйков, а так же захвачены две батареи. Со слов Гинса, за атакой якобы наблюдал лично Колчак. Описаний этого боя практически не имеется. Советские историки не любили смаковать неудачи, а архивы Сибирского казкорпуса, где то канули в пути отступления в Китай. Помимо воспоминаний Чуйкова, в моем распоряжении имеется буквально одна газетная статья за 1919 год, где казачий офицер описал все произошедшее. Ну что ж, будем сверяться с тем, что имеем. Сразу от Екатериновки, на восток дорога проходит через довольно приличный лесной массив. Уже полдень и солнце, отражаясь от асфальта жарит вовсю. Стараюсь заехать в небольшие участки тени, падающей на шоссе, от придорожных деревьев. Вскоре попадается указатель направо - “озеро Горькое”. Так, если верить Чуйкову, то именно с его стороны вылетели казачьи лавы. Кажись подъезжаю. лес заканчивается и начинается огромное степное плато на котором видимо и разворачивались все события. Несмотря, на буквально испепеляющее солнце, двигаюсь неторопливо и все с интересом разглядываю. Плато относительно ровное, справа с юга, чуть угадывается водная гладь озера Горькое. Левее его видны два сходящихся небольших перелеска. Ну-ка, ну-ка... Что там писал безымянный казачий офицер - казачьи дивизии встав у озера за перелесками, атаковали по промежутку между ними, вылетая словно из жерла на степное плато, где разворачивались на ходу в лаву. Штаб корпуса расположился у перелесков на стоге сена. Итак, если я не ошибся с перелесками, а других в этом месте вроде бы не заметно, то выходит, что я нахожусь как раз на месте, где казачьи лавы шли в атаку на красноармейские каре. Воды остается мало, но жажда как то отходит на второй план. Изучаю местность. Где же была основная рубка? Если верить офицеру, то красные выйдя из поселка Островного успели пройти 1-1,5км и находились чуть юго-восточнее поселка. Я нахожусь так же прямо на этом месте, но примерно в 2,5 км от поселка. Значит основное место боя находится примерно в полукилометре от меня севернее, там где сейчас колосится спелая пшеница бескрайних хлебов. Фотографирую местность. Однако, неясно одно. Это каким таким образом, красные имея несколько десятков пулеметов и несколько тысяч штыков, а так же как минимум 4 орудия, не смогли отбиться? Местность то ровная абсолютно. Атаковать от перелесков даже до меня с полтора-два километра надо, а красные то еще немного к северу находились, дорога то асфальтовая позже и чуть немного южнее старого тракта построена была. Что же такое должно было случиться, что два красных каре допустили вплотную к себе атакующих всадников? Изучавший эту тему Шулдяков, в своей книге “Гибель Сибказвойска”, считает, что казаки прорвались сквозь огонь. Что-то мне очень сомнительно это. Местность по крайней мере, хороша для взаимной конной рубки, но очень невыгона в смысле конной атаки на пехоту. Тем более, что по мемуарам, порублено было до 500 красноармейцев. Ладно, двигаюсь по дороге дальше к поселку Островному.

Проложенное в советские годы асфальтовое шоссе, огибает поселок Островной несколько с юга, удлиняя мой путь на несколько километров. Вскоре я уже находился напротив поселка. Только между мной, находящемся на трассе и крышами поселка, расстилалось обширное озеро с поросшими камышом берегами. Какого-либо съезда в поселок видно не было, вероятно он находился где то дальше за озером и таким образом мне предстояло, фактически проехав мимо поселка по трассе, затем найти съезд и вернуться в него. Этого страшно не хотелось. Меж тем солнце припекало и вода во фляжке стремительно заканчивалась. Необходимо было срочно добраться в поселок, но не плыть же к нему через озеро. Может быть можно обогнуть озеро левее, полевыми дорогами? Решив сойти наконец с горячего асфальта, я свернул на первую же полевую дорогу, уходящую левее, куда то вдоль берега. Через километр прибрежного пути, я заметил впереди пару стоящих легковых иномарок типа “джип”. Ого, кто это интересно в такую глушь забрался? Подъезжаю ближе, это - охотники, 4-5 мужиков, живут в Петропавловске, преподают в СКГУ, но родом из этих мест, приехали на открытие охотничьего сезона. Вот это удача! Рассказываю о цели своего путешествия. Мужики сразу же заинтересовываются, расспрашивают о ГВ. В свою очередь, прошу их разъяснить некоторые моменты. Мужики охотно рассказывают, что со слов их отцов, при вспашке поля западнее поселка, часто находили предметы времен гражданской войны, но более по мелочам, хотя попадались и штыки, а восточнее поселка, трактор, при вспашке целины, вывернул однажды из земли целый трехдюймовый снаряд. В самом же озере, мальчишки при купании, так же находили оружие - винтовки и пистолет-маузер, который один из рассказчиков самолично даже держал в руках. Рассказываю им об истории прорыва красных из Пресновки и их уничтожении на этом поле. Мужики тут же предлагают на машине провести меня по старой дороге идущей из Пресновки к Островному. И вот уже не крутя в изнеможении педали, а удобно развалившись на переднем сиденье “джипа”, я еду в сторону Пресновки. По дороге мужики показывают на большой курган посреди вспаханного поля и говорят, что со слов их отцов, в этом кургане захоронены расстрелянные в ГБ сотни красноармейцев. Я припоминаю показания одного подводчика, который говорил, что на его глазах после парада белых частей перед Колчаком в Островском, пленные красноармейцы - более 400 человек, были выведены в ближайший лес и расстреляны. Может это и есть их могила? Правда не в лесочке, а на поле, но за сто-то лет местность могла и поменяться. На кургане никаких памятных знаков нет, только стоит большой тригонометрический треугольник. Вот и станица, на восточной окраине ее, слева от дороги, возле строений электростанции, заметна большая стелла. Надпись гласит, что здесь похоронен комиссар Раевский и красноармейцы. Это могила бойцов 3 10-го и 3 12-го красных полков, которые не ушли на прорыв к Островке, а сражались в станице. По свидетельству знаменитого местного писателя Шухова И.П, который был тогда еще совсем мальчиком, пленные красноармейцы были расстреляны. Видимо здесь они и похоронены. Могила и стелла на ней выглядят достаточно ухоженными, возможно стоят на балансе электростанции. дальше едем прямо по полю, дороги фактически нет, но чувствуется, что когда то она здесь была. Мужики говорят, что до постройки новой асфальтовой дороги, старый тракт проходил как раз вдоль линии телефонных столбов. Примерно в 5км от станицы начинается лес. Рассказываю мужикам, что, согласно мемуарам Чуйкова, именно в пересекающей тракт березовой роще, его полк наткнулся на казачий бивак. При этом, согласно одной из газет за 1919 года здесь погибли неосторожно разложившие костер трое казаков, которые были похоронены, как писала газета: ‘на том месте где их скосила пуля”. Мужики говорят, что про какое-нибудь захоронение здесь никогда не слышали, но в лесочке, стоящем на небольшой возвышенности справа от тракта, местные женщины как то нашли скелет одетый в старую дореволюционную форму, с ремнями и портупеей. Голова скелета была наполовину срезана как при сабельном ударе. документов при нем не было, затем дорогой мне показывается место. где был обнаружен снаряд. до поселка отсюда еще полкилометра, по свидетельству Чуйкова, поселок обстреливался артиллерией, видимо это они и потеряли. Заезжаем в поселок. Мужики показывают, где когда то жили они сами, где стояла школа. Попутно показывается один дом. С их слов, в нем когда то проживал местный казак Норкин Андрей. Его якобы
недолюбливали в поселке, за какие то проступки времен ГВ, но сам дом, со слов мужиков, строил еще отец этого Андрея. Получается - дому больше ста лет. Он деревянный, из бревен, с четырехскатной крышей. Сейчас в нем никто не живет, потомки Норкиных построили себе новые дома рядом. Но этот пра-дом продолжает все так же возвышть свою крышу среди буйной заросли кустарников и чертополоха. Мужики же тем временем рассказывают про какого-то деда, который до самой смерти любил одев по праздникам казачий мундир с лампасами, выходить на улицу и греться на завалинке. Вот мы и проезжаем поселок. На западной окраине его, слева от дороги, в поле сразу за оградой старого кладбища, в зарослях кустарника виден обелиск. Это все та же обшарпаная временем пирамида. Подъезжаем ближе. На мое удивление, на памятнике даже имеется табличка, надпись на коей гласит, что здесь захоронены красноармейцы погибшие в 1919 году. Видимо это бойцы 5-й дивизии, погибшие на поле при казачьей атаке. А может и пленных тут же расстреляли? С места где находится могила поле видно хорошо. Оно ровное, открытое и несколько ползающих по нему комбайнов хорошо различимы. Нет, все таки интересно - как это удалось казакам довести дело до холодного оружия? Как их всех не перебили еще при подходе сюда?

Все так же на машине, возвращаемся к месту стоянки охотников. Время чуть за полдень, жара стоит страшнейшая и лучше немного переждать, пока солнце уйдет из зенита. Отдых продолжается. Мы все дружно купаемся в прохладной воде чистого озера, после чего охотники радушно приглашают меня отобедать. Соглашаюсь, хотя кроме пары банок перловки с мясом, поддержать их застолье мне особо не чем. Впрочем продуктов у них - как на зимовку. Располагаемся прямо на земле, расстелив небольшую импровизированную скатерку, в тени машин. Мужики разливают по стопкам, я - на ‘сухом законе” и поддерживаю их прохладной минералкой. И вот, в тот момент когда наши стопки взаимно чокнусь, импровизированно “дзинькнули”, внезапно прямо в полуметре позади себя, под машиной, я услышал громкий шорох травы с явным перемещением чего-то по массе превосходящего кузнечиков. Поднятый стакан застыл у меня в руке, в мыслях судорожно промелькнуло - “Зверь?!! Змея?!!!”. Стараясь не производить резких движений, я стал медленно поворачивать голову. К моему изумлению, механическое чудо железной техники стало проявлять явные признаки жизни - из под него появилась чья то рука, затем лохматая голова и вскоре наружу вылез 60-ти летний заспанный мужик, со слегка похмельным лицом. “О-о-о, Алексеич пожаловал, садись к столу!”, - дружно прокомментировали появление нового собрата охотники. Выяснилось, что “Алексееич” - это местный житель-охотник, слегка перебравший с ночи и проспавший мое появление. Знакомимся, он всю жизнь прожил в этих местах, работал бульдозеристом, сейчас промышляет охотой и случайными заработками. Узнав, за тему загнавшую меня в эти края, он рассказывает, как в 60-х годах, руководством Пресновского района было решено для строительства новых зданий, разработать песчаный карьер у озера Филатово, в 7-8км от станицы Пресновской. “Алексеичу”, в числе прочих бульдозеристов поручили сдвигать отвалы из под ковша экскаватора. С его слов, как только ковш отвалил первый пласт, то на поверхность были вывалены целые груды порубленных и прострелянных человеческих костей, черепов, остатков обмундирования и поломанного вооружения. Работы сразу же были прекращены, на место приехало районное начальство. При попытке копнуть чуть в стороне, всюду по песчаному берегу озера, находили человеческие останки. Со слов старожилов, в этих местах в годы ГБ, был полностью перебит целый красный полк. Казаки якобы напали из засады, на шедших строем вдоль берега красноармейцев и всех перерубили. Руководил нападением какой-то местный уроженец, хорошо знавший всю округу. Он и организовал засаду в таком месте, где дорога проходит по узкому перешейку между двух озер, так что красноармейцам даже некуда было бежать. После этого, разработку песка в данном месте прекратили и установили памятник. Рассказываю мужикам, что по воспоминаниям Чуйкова, у озера Филатово были перебиты два батальона его 43-го полка. При этом, нескольким десяткам красноармейцев удалось уйти берегом озера по камышам. Мужики уважительно смотрят - “да ты все знаешь!”. Ну, - что ж, - вот и определен маршрут моего дальнейшего следования.

Солнце перевалило уже за зенит, пекло прошло, хотя жара так и не спала. Ну, что ж - пора в путь. Прощаюсь с мужиками и вновь выезжаю на асфальтовый тракт. По уже знакомой дороге, еду к Пресновской. По дороге анализирую услышанное от охотников. Если раньше, мне доводилось общаться в основном с жителями села, то теперь судьба свела меня с горожанами, да еще и уровня преподавателей университета. Общий вывод - вместо оголтелого казахского национализма 90-х годов, на смену пришел “ползучий” национализм. Суть его, с 90-х годов осталась неизменно-антирусской, но тактика стала более мягкой. Наиболее яркие его проявления - это приоритет изучения казахской истории и государственности, вытеснение всего связанного с русским населением на второй план, а так же постепенное переименование исторических названий, связанных с Россией, с казачеством и с русским народом. Последнее, вызывает особое возмущение, так как несет явную историческую несправедливость и, кроме того, создает элементарные бытовые трудности. дело в том, что по своему звучанию казахский язык не особо то мелодичен, звучит грубовато, что вроде “гыр-гыр”, а иногда просто сложно произносим. Так например исторически сложившийся Пресновский район переименован в какой-то джамбыльский (не уверен, что не пропустил пару согласных), по слухам планируется переименовать исторический казачий поселок Кладбинский. Впрочем, никто не запрещает русскому населению заниматься в сфере бизнеса, но сфера ?начальник - прочно закреплена за казахами. При этом, со слов моих невольных визави, степень профессионализма и общей эрудированности таких вот начальников-султанов, оставляет желать намного лучшего - видимо сказывается в целом, слишком позднее приобщение этого народа к цивилизации с вытекающим отсюда, более низким уровнем образованности. Ну и естественно, плюс восточные традиции – родство-кумовство, бакшиш и т.п. Впрочем последним, Россию сейчас стало трудно удивить. Вот и Пресновка, вновь останавливаюсь у памятника на западной окраине станицы. Именно отсюда и пошли в ночь с 08 на 09 сентября 1919г в прорыв красные полки З-й бригады 5-й дивизии. Пошли, что бы затем лечь на поле у Островного. Ну, - глоток воды, в память всех погибших в братоубийственной бойне и вот я уже въезжаю в станицу. На первый взгляд, станица производит очень благоприятное впечатление. Среднего возраста дома, с видимым небольшим, но прочным достатком. Много спутниковых тарелок и машин, за околицей виден такая редкость российских сел - пасущийся табун лошадей. Брошенных домов не заметно. Продвигаясь по огибающей озеро улице, поражаюсь обширности селения с множеством переплетенных между собой улиц. Наконец, на другой окраине села нахожу музей местного писателя - И.П.Шухова. Он уже закрыт, но словоохотливая женщина-бухгалтер объясняет мне где проживает директор музея. Это практически на другой стороне станицы - там откуда я заехал. Вот, е-ма-е! Качу обратно, с помощью прохожих скоро обнаруживается искомый дом. Однако - он закрыт, директора нет дома. Уже вечереет и словоохотливая соседка- казашка предлагает мне обратиться по вопросам истории к местному активисту - председателю Совета ветеранов, проживающему неподалеку. Еду туда. Ветерана застаю на огороде. Узнав суть вопроса, пригнавшего меня в столь дальние края, он уделяет мне время для беседы. Особыми сведениями о Гн он не располагает, но будучи в свое время на одной из руководящих должностей в районе, подтверждает рассказ “Алексеича” об обнаружении останков на озере Филатово, рассказывает, что костей было так много, что экскаваторщики отказались работать. Про могильный курган у Островного, он уверяет, что это обычный скифский курган, а никакое не захоронение времен ГВ. Вообще, с его слов, в станице только одно захоронение периода ГВ - уже виденная мною, могила комиссара Раевского с красноармейцами, да было еще в центре несколько могил местных коммунистов, времен мятежа 1921 года, но сейчас они вроде бы снесены. Со столь скудными сведениями, вновь пытаюсь застать дома директора музея. Никого нет. Где ее под вечер носит? Ну да ладно, - пора устраиваться на ночлег. Любезная соседка-казашка вновь выглядывает за ограду и предлагает остановиться у них. Вежливо отказываюсь - решаю, хоть одну ночь провести в палатке, не зря же я ее с собой вожу. Не спеша еду по станице на ее восточную окраину и внезапно выезжаю на центральную площадь. Очень красивое место! Весь вид ее просто располагает к отдыху и вечерним посиделкам. Прекрасно отстроенная, даже по меркам Подмосковья. Аналога в российских селах и даже небольших городах мне просто никогда не встречалось. Прохожие подтверждают, что все здания строились, либо приводились в порядок, в последнее десятилетие. Видно, что прохожие, как местные жители, очень гордятся, что у них в станице такая красивая площадь. Могу только подтвердить их мнение - да, действительно, очень красивое место. Кстати, именно на этой площади 09 сентября 1919 года, казаками была захвачена красная батарея, стрелявшая до последней возможности. При этом был заколот штыками ее командир Яков Самуилович Роман. Сфотографировав площадь, вскоре я уже выезжаю на восточную окраину станицы.
За крайними домами, здесь на 1-1,5 километра расстилается обширная поскотина, за которой с севера и востока виднеются опушки лесов. По направлению к этим лесам, особенно на север, местность начинает немного подниматься и, таким образом, с опушки леса кажется, что станица лежит несколько в низине. По отчету командира белой 11-й Уральской стрелковой дивизии, чьи бойцы, именно ударом с севера и востока, брали штурмом станицу 09 сентября 1919 года, красными были сооружены на поскотине перед станицей три ряда окопов, превращавших селение фактически в полевой редут. Тем не менее, чуть ли не с первой же атакой, как указано в донесении, - следуя быстрым шагом...”, белые бойцы двух полков, достигли красных укреплений и ворвались в станицу. Судя по донесению - это случилось едва ли не с ходу. Глядя сейчас на это поле с окраины станицы, я понимал, что спрятаться на нем наступающим уральцам было абсолютно невозможно. Несколько уклонная местность, возможно и позволяла увеличить темп атаки, но абсолютно лишала естественных укрытий самих атакующих. Ну что ж, - еще один вопрос в копилку истории. Буду надеяться, что когда-нибудь архивы смогут дать мне на него ответ. Каких-либо остатков окопов совершенно не заметно, но это и не удивительно - прошло почти сто лет, а здесь в Казахстане все свободные земли пашутся. Отъехав немного от окраины станицы, невдалеке от опушки леса разбиваю палатку. Небольшой костер, скоро радует меня горячей перловой кашей с мясом, а горячий чай согревает тело и душу. Языки пламени пляшут в наступившей ночной темноте и хочется просто сидеть и неотрывно смотреть на их бесконечную игру. Постепенно костер угасает, лишь слабовидимыми красноватыми угольками, продолжая притягивать взгляд. Начинает подступать ночная прохлада, однако уходить не хочется. Я продолжаю сидеть и смотреть на огромный ковер звезд, раскинувшихся надо мной по бескрайнему небосклону. Не хватает только фырканья лошадей пасущегося рядом табуна, что бы действительно почувствовать себя в иной, какой-то давно минувшей жизни, без ее, кажущихся сейчас такими мелочными, забот о курсе бакса, ценах на бензин и квартиры. Постепенно ночная прохлада все больше и больше обнимает меня, последний уголек коротко вспыхнув в костре, погасил свою красноватую точку, пора спать.