Воспитание КАЗАЧЬЕГО ДУХА
- akutnik70
- Не в сети
10 мая 2011 09:06 #388
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
В общем то моя тема... Предлагаю для начала вот эту статью
www.siberia-cossack.org/?pid=587
Когда я её писал, то имел в виду не столько саму личность, сколько её содержание именно в смысле наличия этого самого "казачьего духа".
И если вдруг найдутся интересующиеся, то я с удовольствием поделюсь и другими сведениями об образовательной (т.е. воспитание + обучение вместе есть образование) системе сибирского казачества.
Уверяю вас, господа, правда жизни часто отличается от исторических мифов.
И если вдруг найдутся интересующиеся, то я с удовольствием поделюсь и другими сведениями об образовательной (т.е. воспитание + обучение вместе есть образование) системе сибирского казачества.
Уверяю вас, господа, правда жизни часто отличается от исторических мифов.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- otetz007
- Автор темы
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2317
- Репутация: 80
- Спасибо получено: 3607
10 мая 2011 15:40 #395
от otetz007
С уважением,
Андрей Иванов
Спасибо, Александр, за ссылку, весьма познавательно!
Так же, мне были бы очень интересны твои сведения об образовательной системе сибирского казачества.
Жду уже...
Так же, мне были бы очень интересны твои сведения об образовательной системе сибирского казачества.
Жду уже...
С уважением,
Андрей Иванов
- akutnik70
- Не в сети
12 мая 2011 10:50 #437
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Вот еще взгляд со стороны -
www.siberia-cossack.org/?pid=560
Статью прислал однажды Евгений Кусков. Она то и озадачила меня: "А так ли хорошо был поставлен в войске образовательный процесс, как мы обычно себе представляем?". Оказывается были разные времена. Правда, справедливости ради, нужно сказать - была тенденция к развитию. А ныне - деградация образования вообще и имитация кадетского в частности. Осталось еще превратить в фарс традиционное казачье (семейное) воспитание и всё - о возрождении казачества можно больше и не говорить.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- otetz007
- Автор темы
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2317
- Репутация: 80
- Спасибо получено: 3607
12 мая 2011 11:20 #438
от otetz007
С уважением,
Андрей Иванов
Так какое же оно - традиционное казачье (семейное) воспитание?
С уважением,
Андрей Иванов
- akutnik70
- Не в сети
13 мая 2011 04:22 #451
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Ладно, попробую начать излагать своё мнение...
Особенности казачьей культуры и её влияние на процесс воспитания молодых казаков.
Казаки известны на Руси, по крайней мере, с середины XV века , хотя упоминания о них есть и в более древних источниках. На протяжении длительного времени складывался феномен казачества – народа, который, приняв крещение раньше славян, всегда был защитником от «басурман», щитом, ограждающим Русь, а позже Россию, от посягательств внешних врагов и уголовного элемента внутри страны. После присяги казаков Белому царю главной идеологемой их стало служение Вере, Царю и Отечеству.
Начинать рассказ о традиционном казачьем воспитании следует с описания особенностей уникальной и самобытной культуры казачества. С одной стороны, никакое общество не может обойтись без воспитания молодежи, если оно хочет обладать какой бы то ни было культурой, и сохранять и развивать эту культуру. А с другой стороны, от специфического характера культуры народа зависит специфический характер ее педагогики , целью которой в нашем случае есть взращивание живого носителя и продолжателя обычаев, традиций, языка, костюма, других национально-культурных ценностей казачества. Но на первом месте среди этих ценностей стоит, безусловно, казачья слава, основа которой воинская доблесть и успешность во всех предприятиях казаков на всём протяжении истории казачества.
Культура казачьего народа является составной частью общерусской культуры и выделяется на общем фоне тем, что проникнута духом воинского служения. Вся система общественных отношений в казачьей среде обусловлена требованиями к этой обязательной для всех мужчин-казаков профессии воина. Воинский дух, правила и нормы воинского поведения представлены в разнообразных знаниях и опыте, культивируемых в этой среде, в казачьем фольклоре, литературе, искусстве и, в первую очередь, в традиционном казачьем мужском воспитании. Культура казачества – это тот редкий случай сложного объединения взаимодействий традиционно-бытовой и профессиональной воинской культуры.
Казачество на протяжении всей своей истории вело непримиримую борьбу со всякого рода рабством. Созданное казаками высокое воинское искусство призвано было способствовать этой борьбе. Воля, личная свобода, самостоятельность, подлинное народовластие являются частью культурного наследия казачества и его лейтмотивом.
Основным началом казачьей жизни и их общественного идеала является – прежде всего – вера в Бога, вера в миропорядок и непреложные законы бытия, вера в абсолютную ценность неповторимой человеческой личности. У казаков личность духовно свободна, не подавлена ничем, а только лишь условиями жизни и традициями, лишена своего буйства, эгоизма, возможности паразитического существования.
Все у казаков основано на любви, доверии и свободе. Каждый, кто вошел в казачью жизнь, где нет примата государственной власти над человеком, чувствует себя свободным, полноправным и невольно становится мужественным, сильным и бесстрашным, чтобы защищать это чувство независимого и полноправного человека.
Эта духовная сущность казачества, их как бы особое национальное самосознание, втянула в казачий мир всех, кто пришел в него: славян, кабардинцев, осетин, цыган, татар, калмыков, киргизов, мещеряков, бурят и др., без конца .
Веками воспитываемые на основе православия мужественные и свободолюбивые воины-казаки искренне верили в незыблемый принцип святоединоначалия, – Богу, Белому царю, Атаману, отцу и старшему по чину или возрасту служили и подчинялись беспрекословно, но без подобострастия и самоунижения. Высший смысл бытия казачества в таком служении Добру и он же источник верования в собственную исключительность и богоизбранность.
Историк Минненков, говорил: «Типичные черты характера донских казаков – патриотизм, монархизм, православная религиозность при склонности, к дохристианским по происхождению, суевериям, ненависть к врагу при полной терпимости в своей среде к людям нерусской этнической и нехристианской религиозной принадлежности, глубокая преданность войсковому братству, любовь к свободе и демократичность». То же в полной мере можно сказать и о представителях других исторических казачьих войск.
«Свои сообщества донцы, как и другие казаки в России и на Украине, рассматривали как рыцарские.
В основе мировоззрения донских казаков лежал средневековый провиденциализм, сочетавшийся с заметно выраженными чертами рационализма нового времени. Это соответствовало уровню своей эпохи. Свою историческую роль донское казачество видело в том, чтобы быть защитником православной христианской веры Российского государства и его государя и народа от "басурман" – турок и крымцев. Культура донского казачества – составная часть общерусской культуры, на которую оказывали известное влияние соседние тюркские народы. Наличие определенных связей прослеживается между культурой донских казаков и средневековой культурой Северо-Запада Руси. Вся культура донского казачества проникнута воинским духом, нашедшим свое яркое проявление в его фольклоре, в письменной литературной традиции и в развитии разнообразных знаний. В целом по своему уровню культура донских казаков была культурой эпохи позднего средневековья», – считал Минненков.
Председатель Донского Правительства, а впоследствии глава эмигрантского казачьего союза Н.М. Мельников выражал своё представление о казачестве следующими словами: «Сущность казачества не в лампасе и не в чубе (есть казачьи войска, и не носящие лампаса и чуба), хотя и это всё дорого казаку, и не в «образе служения», а в казачьем духе, традициях и навыках, казачьей психологии вольного человека, независимом характере и чувстве собственного достоинства, в безграничной любви казака к родному краю, в его широкой терпимости, в его предприимчивости, умении защищать свои права – вообще, прежде всего, во внутренних качествах казака».
Казачье воинское мировоззрение и определило самобытность казачьей культуры, равно как самобытное культурное окружение воспитывало новые поколения казаков с подобными взглядами на жизнь. Не случайно, например, в греческом языке культура и воспитание – слова с одним корнем.
Воспитание как необходимый элемент репродукции казачьего народа представляло собой многоаспектную и комплексную систему и имело целью «воспитание доброго казака».
В течение всей истории развития казачества этот народ накапливал и передавал свои знания и опыт последующим поколениям. Для казаков опыт, полученный как в многочисленных боях и походах, так и в мирной жизни, во все времена имел большое значение. Именно в этом, многовековом, часто оплаченном кровью, опыте черпали казаки жизненные силы, уверенность в собственной исключительности и правоте. Опыт был основой традиций, которые складывались в устойчивое коллективное мировоззрение и поведенческие стереотипы. Передача его в форме воспитания и обучения была предметом заботы семьи, казачьей общины, всего войска. Целью его, начиная с семейного воспитания детей и заканчивая развитием образования среди казаков в самом широком смысле, всегда являлось взращивание целомудренной личности (в смысле целостности ума), иначе говоря, верующего человека, добропорядочного гражданина и мужественного воина.
Истоки такого отношения к воспитанию следует искать в истории казачьего народа. Веками казачество вело полувоенный образ жизни, и поэтому каждый казачий сын воспитывался как воин, прежде всего. Поэтому воспитание мальчиков-казачат можно определить как воинское воспитание, которое, как уже отмечалось, начиналось с колыбели.
Сохранилось много описаний обычаев, обрядов и инициаций, связанных с рождением сына и последующим его воспитанием и обучением, сделанных в разное время в разных местах, но все они в основном похожи и это обстоятельство дает основание утверждать, что эти обычаи, как и многие другие, является общеказачьими, а, следовательно, далее в данном исследовании можно брать за основу историю и опыт других казачьих войск, подразумевая, что и в Сибирском войске существовал похожий порядок вещей, даже если он не был никем описан.
Казак рождался воином. В семье его не называли мальчиком, а казаком, казачьим сыном. Новорожденному все друзья и знакомые отца приносили что-либо на зубок. Этот подарок непременно был военный: патрон пороха, стрела, лук, пуля, дед дарил и шашку или ружье. Дареные вещи развешивались по стене в той горнице, где лежала мать. Когда по истечении сорока дней мать с сыном возвращалась из церкви, ее встречал отец. Он брал сына на руки, надевал на него какую-нибудь саблю, сажал на лошадь, подстригал ножницами волосы в кружок и возвращал матери, поздравляя её с казаком .
Или, для сравнения, другое описание того же обряда: через 40 дней после рождения отец нацеплял мальчугану саблю, сажал его на коня, подстригал в кружок волосы и, возвращая матери, говорил: «Вот тебе казак» . Впоследствии, к началу XX в., этот обычай несколько упростился: казачонка в раннем возрасте торжественно сажали на коня .
Рождение ребенка в казачьей семье всегда было радостным событием. Особенно радовались появлению сына – у оренбургских казаков жителей станицы оповещали об этом событии ружейным выстрелом. Не позднее, чем на вторые-третьи сутки после рождения устраивали крестины. Поздравить родителей являлись все родственники, которые обычно произносили при встрече: «С новорожденным сынком! Дай Бог вскормить, вспоить, на коня посадить...». Крестный отец покупал новорожденному крестик и платил священнику за крещение, кума (крестная мать) дарила «ризки» – полтора-два метра ситца младенцу на рубашки. Крестили ребенка обычно в церкви, только некоторые богатые казаки приглашали для совершения обряда священника к себе в дом.
Во время застолья обязательно подавали кашу – рисовую или просяную, в которую гости клали монеты для бабки-повитухи. Хозяин угощал собравшихся вином, сладким пирогом и собирал с них деньги «на зубок» малышу. По окончании угощения в доме родителей новорожденного крестный отец приглашал всех к себе, а затем посещали поочередно всех участников крестин – шла «круговая» гулянка.
Маленькие казачата были предоставлены сами себе. Много времени проводили зимой лежа на полатях в курене и наблюдая за тем, как и что делают взрослые. Летом большую часть времени находились на улице, самостоятельно организуя групповые купания, прогулки по окрестностям станицы, игры, любимой из которых была игра в бабки, хорошо развивающая глазомер и точность.
Два раза в день казаки выгоняли лошадей на водопой. Маленького мальчика часто садили на одну из них, причём выбирали, всегда самою смирную, смирнее коровы .
Девочки с ранних лет начинали помогать матери в ее домашних хлопотах. Они приучались пасти гусей, встречать коров из табуна, заниматься домашней уборкой и пр. Девочкам приходилось также «водиться» с младшими сестрами и братьями. Сыновья у казаков уже с 6-7 лет работали борноволоками, гребли сено в страду, гоняли на водопой скот, давали корм коровам и лошадям, ухаживали за овцами. Большое внимание уделялось воспитанию у мальчика качеств, необходимых казаку: выносливости, сноровки, смелости. С двух-трехлетнего возраста отец приучал сына к коню. К 10-ти годам казачата становились лихими наездниками: стоя на спине лошади с гиканьем проносились через всю станицу. Падение с коня считалось позором – мальчика могли назвать «бабой», пристыдить: «Какой казачонок, если с лошади упал» .
Процветали подвижные групповые игры, потешные бои, состязания военно-¬прикладного характера. Молодёжь проводила много времени на открытом воздухе, помогая старшим в работе по хозяйству, а в свободное время, устраивая гуляния, посиделки и вечерки. В станицах популярными на вечерках были, например, игры "Венчик", "Вьюн" . На протяжении всего года проводились гуляния в праздничные дни, некоторые из которых, например, на масленицу носили военизированный характер. Молодёжь участвовала в заготовлении продуктов на зиму: собирая грибы, ягоды, учились одновременно заботе о ближнем, о семье; участие в рыбалке и охоте приучало к групповым слаженным действиям и взаимовыручке.
Казаков с детства готовили и к самостоятельным действиям в отрыве от основных сил, нередко в одиночку. Русская поговорка «один в поле не воин» – это не про них, в казачьем варианте «и один в поле воин, если по-казачьи скроен». «Каждый казак сам себе атаман». Это для русского крестьянина «на миру и смерть красна» – казак один, даже атакуя в строю. Успех знаменитой кричащей и свистящей казачьей лавы был, как правило, следствием высочайшей индивидуальной выучки – в том числе в боевых единоборствах, которые культивировались в станицах в разных формах, в том числе в форме праздничных кулачных боёв – знаменитых «кулачек». Казак согласовывает свои действия с соседями по строю и с теми, кто подает команды, а не слепо действует в повиновении кому-то. Иван Иванович Краснов называл управление казаками в бою «военным самоуправлением».
Но со временем, когда жизнь в станицах и посёлках стала приобретать спокойный характер, тогда новая обстановка потребовала от казака не только боевой смётки и сноровки, но настоятельно требовала и общего умственного развития, способствовавшего усилению природных боевых качеств казака.
Грамотный казак приносил больше пользы, чем неуч. Казачьему населению настоятельно требовалась школа. Вопрос об учении грамоте казачьего населения, особенно молодого поколения, – стал вопросом первоочередным – насущным. Неграмотность лишала казаков возможности стать в уровень с требованием военного дела того времени. Необходимо было с ранних лет заложить прочное основание умственному и нравственному развитию молодого поколения – казачат, из которых впоследствии комплектовался строевой состав казачьего войска.
Казачьему населению нужна была школа, где бы казачата, кроме общеобразовательных предметов Закона Божия, чтения, письма, арифметики и истории, – должны были обучаться и строю, ружейным приёмам, владению шашкой и пикой, умению производить сборку и разборку винтовки, а также заниматься гимнастикой. Одновременно с обучением строю, казачата должны были обучаться петь песни и воспринимать рассказы из боевой жизни старших казаков, бывших в походах и боевых схватках, о боевой славе полков, батарей и сотен, а также и отдельных лиц, как офицеров, так и казаков. Короче говоря, казачата со школьной скамьи приготовлялись ко всем условиям их будущей военной службы.
По укладу самой жизни и обычаев казачьей старины, малолетков требовалось упражнять в военных занятиях и играх, с целью развить прирождённую казакам ловкость, находчивость и смелость.
Для достижения первой цели – обучение грамоте – обращено особое внимание на то, чтобы войсковые школы имели по возможности, соответственно подготовленных и способных учителей. С этой целью, для постоянного подготовления педагогически развитых учителей, войсковое начальство на войсковой счёт обучало в учительских семинариях казачьих воспитанников. Имея ежегодно стипендиатов в семинарии, при трехгодичном курсе обучения в ней, войско имело возможность постепенно иметь учителей с семинарским образованием во всех мужских станичных школах. Кроме того, открывая вновь в какой-либо станице школу, войсковое начальство требовало от станичного общества постройки специального здания для школы. Здания строились так, чтобы они представляли необходимые удобства для проживания учителей и учительниц.
Что же касается военной стороны образования, то мальчики-казачата обучались в школах под руководством старых и опытных казаков: гимнастике, маршированию, действию оружием, сигналам, построением пешего строя, а где позволяют средства, то и верховой езде и джигитовке. В школах казачата знакомились под руководством тех же лиц, военным познаниям, не только теоретически, но и практически. В школе же казачатам прививали понятие о строе, как серьёзном, необходимом и нужном деле в жизни казака. Строевые занятия проходили в свободное от классных занятий время и сообразуясь с силами школяров .
С 17-летнего возраста казачьи сыновья числились в подготовительном разряде. В станицах проводились специальные занятия для подготовки их к военной службе в полку. Они обязаны были заниматься в летних лагерях. В это же время семья приобретала жеребенка, который воспитывался бушующим казаком-воином, как его будущий боевой товарищ.
В сыновьях старались также воспитать верность присяге, высокое сознание служебного долга. Старый казак Никита Иванов (пос.Тулатинский Чарышской станицы Бийского уезда) писал, например, сыну Ефиму, мобилизованному в 1914 г. на войну: «Не забывай мой отцовский завет: помни Бога и данную пред Богом клятву. Что ты клялся служить верой и правдой, выполняй в точности присягу. Моли только Бога, чтобы Бог дал тебе здоровья, но не заботься о нас. А заботься о данной клятве» .
Показателен также пример выпускника кадетского корпуса 1889 г., закончившего его с наивысшим балом, впоследствии ставшего Верховным Главнокомандующим. Через годы учебы в 1-м Сибирском кадетском корпусе в Омске и столичном Михайловском артиллерийском училище Лавр Корнилов пронес отцовский подарок. Это было известное в свое время «Собрание писем старого офицера своему сыну». Книга бережно хранилась в отцовской библиотеке и не раз перечитывалась маленьким Лавром, еще до поступления его в Омский кадетский корпус. На титульном листе отставной хорунжий Сибирского казачьего войска четко подписал напутственные слова сыну, выходившему в офицеры: «Кому деньги дороже чести — тот отставь службу. Петр Великий».
На высоте было религиозное воспитание. Но и православие, по сути своей – догма, в казачьих краях имело собственный, казачий оттенок. Были времена, когда казаки сами выбирали себе священников для службы в своих храмах, а других, неугодных выдворяли силою, чем часто вызывали неудовольствие церковных иерархов. Были и времена, когда в Империи всерьез обсуждался законопроект о переселении священников родом из казаков в русские селения на территориях инородческого населения для воспитания среди прихожан-крестьян способности к сопротивлению экспансии последнего.
Верность Вере, товариществу, позже – Царю, верная служба возводились в ранг высших христианских добродетелей. Воспитанная годами религиозность подвигала старых и увечных казаков продолжать служение в монашеском чине. Но и в монастырь казак, которому не посчастливилось сложить голову в бою, уходил по казачьему обычаю. Это называлось «перейти майдан», весело, разгульно, одаривая всякого встречного, себе не оставляя ничего, что бы мешало до конца дней своих прибывать в посте и молитве.
В казачьих землях Сибири и Дальнего Востока православная церковь имела особое предназначение и выполняла специфические задачи. Во-первых, распространение Православия, христианизация местного населения являлись важным фактором укрепления русского владычества в новых землях. Во-вторых, содержание православного вероучения, неразрывно связанное с идеей монархизма, составляло мировоззренческую основу казачества. И церковь призвана была поддерживать незыблемую веру в царя. В-третьих, воспитывая казака как слугу государства, православная церковь укрепляла в казачьей среде уважение к закону и доверие к государственной власти. В-четвертых, казачьей психологии воина и пахаря была близка православная проповедь православной церкви с принципами справедливости, благочестия, соборности. Православное мироощущение не противоречило таким нравственным основам казачества, как свободолюбие, стремление к независимости, мужество и др. В-пятых, нельзя не отметить влияние церкви в жизни казачьей семьи в воспитании таких духовных качеств казачества, как верность семье, послушание, стыд, грех и т.д .
Казакам приходилось не единожды начинать всё с начала и селиться на новом месте, как правило, диком, не изведанном и не освоенном. И долгое время среди казачества преобладала серома, голутвенные и бездомовые холостые казаки, не ведущие самостоятельного хозяйства. В Сибири похожее положение было у казаков-годовальщиков, несших подолгу сторожевую службу в отдаленных укреплениях – острогах и зимовьях.
Первое, что строили казаки на новом месте, был крест, храм или часовня. Постепенно казаки осваивали и закрепляли за собой новые земли, составляли станицы и заводили семьи. Жен, как правило, брали среди женщин местного населения. Родственные связи и привлекательность казачьего уклада жизни приводили в казачество и мужчин представителей соседних народов. Не трудно догадаться от кого происходят известные казачьи роды Москалевых, Мещериковых, Калмыковых, Поляковых, Грузиновых, Турчановых, Жидовковых, Татариновых и прочие. Так объясняется еще одна характерная черта казачества, это легкость усвоения и заимствования некоторых элементов культуры народов среди которых или рядом с которыми проживали казаки.
Но, несмотря на это, многие исследователи отмечают, что инонациональное влияние на русские группы казаков было небольшим, чаще всего внешним. Отмечалось, что «прежде всего Православная вера налагала на них (нерусских казаков) первый отпечаток цивилизующего и объединяющего начала народности великорусской» (Н. Харузин).
С течением времени число женского войскового населения заметно выросло и у казаков вошло в обычай выбирать невест среди своих – родовых казачек, что привело, наконец, к заметному укреплению семей, увеличению количества детей и формированию собственного жизнестойкого семейного воспитания, с множеством особенностей. Только простое описание этих особенностей, предоставило поле деятельности не одному поколению этнографов.
Власть мужа над женой была неограниченна. Это влияние востока. Но, несмотря на все это, в военное время при нападении врагов на казачьи городки жены казаков брались за оружие и становились в ряды защитников своей родины, делаясь, таким образом, вполне полноправными членами казачьей военной общины. Казаки ценили семейную жизнь и к женатым относились с большим уважением, и только постоянные военные походы заставляли их быть холостыми. Развратников, как давшие обет целомудрия, холостые казаки в своей среде не терпели. Развратники наказывались смертью.
Дети, по понятиям казаков, – признак «благословения Господня над семьей». Неимение детей считалось Божьим наказанием.
Жизненный цикл каждой семьи отмечался семейными праздниками и обрядами. Они не рассматривались как личное внутрисемейное событие, ибо замкнутость индивидуальной семьи в общине была кажущейся. Семейные праздники и обряды закрепляли связь отдельных семей с общинным бытом, они показывали, как каждый выполняет свои обязанности перед «обществом» (так именовали общину в среде казаков) и делали «общество» непосредственным участником личной жизни его членов.
«Люди родятся, растут, следовательно и воспитываются, если не в школах, нарочно для этого устроенных, то в той жизненной среде, где они живут и из которой льются в души их разнообразнейшие влияния...
Напрасно мы хотим выдумать воспитание: воспитание существует в русском народе столько же веков, сколько существует сам народ – с ним родилось, с ним выросло, отразило в себе всю его историю, все его лучшие и худшие качества. Это почва, из которой вырастали новые поколения России, сменяя одно другое», – писал Константин Дмитриевич Ушинский.
Малолетки в казачьем обществе воспитывались с колыбели в уже сформировавшейся среде, многовековом обычае. Или если случалось принимать в войско пришлого, он также попадал в казачье братство со стойким уставом и совершенно растворялся в казачестве, хотя и приносил с собой в эту среду что-то свое. «Воспитание было самой жизнью народа: все воспитывали, все воспитывало, всех воспитывали» – писал автор «Этнопедагогики» Г.Н. Волков. На сегодняшний день, такая среда (народная традиция), в широком смысле, практически отсутствует, в силу известных исторических причин. Воссоздание её и есть суть возрождения современного русского казачества.
Ссылки, разумеется, "за отдельную плату", если кто интересуется историей вопроса. Если будет реакция читателей - готов продолжить, а нет - так на "нет" и суда нет.
Особенности казачьей культуры и её влияние на процесс воспитания молодых казаков.
Казаки известны на Руси, по крайней мере, с середины XV века , хотя упоминания о них есть и в более древних источниках. На протяжении длительного времени складывался феномен казачества – народа, который, приняв крещение раньше славян, всегда был защитником от «басурман», щитом, ограждающим Русь, а позже Россию, от посягательств внешних врагов и уголовного элемента внутри страны. После присяги казаков Белому царю главной идеологемой их стало служение Вере, Царю и Отечеству.
Начинать рассказ о традиционном казачьем воспитании следует с описания особенностей уникальной и самобытной культуры казачества. С одной стороны, никакое общество не может обойтись без воспитания молодежи, если оно хочет обладать какой бы то ни было культурой, и сохранять и развивать эту культуру. А с другой стороны, от специфического характера культуры народа зависит специфический характер ее педагогики , целью которой в нашем случае есть взращивание живого носителя и продолжателя обычаев, традиций, языка, костюма, других национально-культурных ценностей казачества. Но на первом месте среди этих ценностей стоит, безусловно, казачья слава, основа которой воинская доблесть и успешность во всех предприятиях казаков на всём протяжении истории казачества.
Культура казачьего народа является составной частью общерусской культуры и выделяется на общем фоне тем, что проникнута духом воинского служения. Вся система общественных отношений в казачьей среде обусловлена требованиями к этой обязательной для всех мужчин-казаков профессии воина. Воинский дух, правила и нормы воинского поведения представлены в разнообразных знаниях и опыте, культивируемых в этой среде, в казачьем фольклоре, литературе, искусстве и, в первую очередь, в традиционном казачьем мужском воспитании. Культура казачества – это тот редкий случай сложного объединения взаимодействий традиционно-бытовой и профессиональной воинской культуры.
Казачество на протяжении всей своей истории вело непримиримую борьбу со всякого рода рабством. Созданное казаками высокое воинское искусство призвано было способствовать этой борьбе. Воля, личная свобода, самостоятельность, подлинное народовластие являются частью культурного наследия казачества и его лейтмотивом.
Основным началом казачьей жизни и их общественного идеала является – прежде всего – вера в Бога, вера в миропорядок и непреложные законы бытия, вера в абсолютную ценность неповторимой человеческой личности. У казаков личность духовно свободна, не подавлена ничем, а только лишь условиями жизни и традициями, лишена своего буйства, эгоизма, возможности паразитического существования.
Все у казаков основано на любви, доверии и свободе. Каждый, кто вошел в казачью жизнь, где нет примата государственной власти над человеком, чувствует себя свободным, полноправным и невольно становится мужественным, сильным и бесстрашным, чтобы защищать это чувство независимого и полноправного человека.
Эта духовная сущность казачества, их как бы особое национальное самосознание, втянула в казачий мир всех, кто пришел в него: славян, кабардинцев, осетин, цыган, татар, калмыков, киргизов, мещеряков, бурят и др., без конца .
Веками воспитываемые на основе православия мужественные и свободолюбивые воины-казаки искренне верили в незыблемый принцип святоединоначалия, – Богу, Белому царю, Атаману, отцу и старшему по чину или возрасту служили и подчинялись беспрекословно, но без подобострастия и самоунижения. Высший смысл бытия казачества в таком служении Добру и он же источник верования в собственную исключительность и богоизбранность.
Историк Минненков, говорил: «Типичные черты характера донских казаков – патриотизм, монархизм, православная религиозность при склонности, к дохристианским по происхождению, суевериям, ненависть к врагу при полной терпимости в своей среде к людям нерусской этнической и нехристианской религиозной принадлежности, глубокая преданность войсковому братству, любовь к свободе и демократичность». То же в полной мере можно сказать и о представителях других исторических казачьих войск.
«Свои сообщества донцы, как и другие казаки в России и на Украине, рассматривали как рыцарские.
В основе мировоззрения донских казаков лежал средневековый провиденциализм, сочетавшийся с заметно выраженными чертами рационализма нового времени. Это соответствовало уровню своей эпохи. Свою историческую роль донское казачество видело в том, чтобы быть защитником православной христианской веры Российского государства и его государя и народа от "басурман" – турок и крымцев. Культура донского казачества – составная часть общерусской культуры, на которую оказывали известное влияние соседние тюркские народы. Наличие определенных связей прослеживается между культурой донских казаков и средневековой культурой Северо-Запада Руси. Вся культура донского казачества проникнута воинским духом, нашедшим свое яркое проявление в его фольклоре, в письменной литературной традиции и в развитии разнообразных знаний. В целом по своему уровню культура донских казаков была культурой эпохи позднего средневековья», – считал Минненков.
Председатель Донского Правительства, а впоследствии глава эмигрантского казачьего союза Н.М. Мельников выражал своё представление о казачестве следующими словами: «Сущность казачества не в лампасе и не в чубе (есть казачьи войска, и не носящие лампаса и чуба), хотя и это всё дорого казаку, и не в «образе служения», а в казачьем духе, традициях и навыках, казачьей психологии вольного человека, независимом характере и чувстве собственного достоинства, в безграничной любви казака к родному краю, в его широкой терпимости, в его предприимчивости, умении защищать свои права – вообще, прежде всего, во внутренних качествах казака».
Казачье воинское мировоззрение и определило самобытность казачьей культуры, равно как самобытное культурное окружение воспитывало новые поколения казаков с подобными взглядами на жизнь. Не случайно, например, в греческом языке культура и воспитание – слова с одним корнем.
Воспитание как необходимый элемент репродукции казачьего народа представляло собой многоаспектную и комплексную систему и имело целью «воспитание доброго казака».
В течение всей истории развития казачества этот народ накапливал и передавал свои знания и опыт последующим поколениям. Для казаков опыт, полученный как в многочисленных боях и походах, так и в мирной жизни, во все времена имел большое значение. Именно в этом, многовековом, часто оплаченном кровью, опыте черпали казаки жизненные силы, уверенность в собственной исключительности и правоте. Опыт был основой традиций, которые складывались в устойчивое коллективное мировоззрение и поведенческие стереотипы. Передача его в форме воспитания и обучения была предметом заботы семьи, казачьей общины, всего войска. Целью его, начиная с семейного воспитания детей и заканчивая развитием образования среди казаков в самом широком смысле, всегда являлось взращивание целомудренной личности (в смысле целостности ума), иначе говоря, верующего человека, добропорядочного гражданина и мужественного воина.
Истоки такого отношения к воспитанию следует искать в истории казачьего народа. Веками казачество вело полувоенный образ жизни, и поэтому каждый казачий сын воспитывался как воин, прежде всего. Поэтому воспитание мальчиков-казачат можно определить как воинское воспитание, которое, как уже отмечалось, начиналось с колыбели.
Сохранилось много описаний обычаев, обрядов и инициаций, связанных с рождением сына и последующим его воспитанием и обучением, сделанных в разное время в разных местах, но все они в основном похожи и это обстоятельство дает основание утверждать, что эти обычаи, как и многие другие, является общеказачьими, а, следовательно, далее в данном исследовании можно брать за основу историю и опыт других казачьих войск, подразумевая, что и в Сибирском войске существовал похожий порядок вещей, даже если он не был никем описан.
Казак рождался воином. В семье его не называли мальчиком, а казаком, казачьим сыном. Новорожденному все друзья и знакомые отца приносили что-либо на зубок. Этот подарок непременно был военный: патрон пороха, стрела, лук, пуля, дед дарил и шашку или ружье. Дареные вещи развешивались по стене в той горнице, где лежала мать. Когда по истечении сорока дней мать с сыном возвращалась из церкви, ее встречал отец. Он брал сына на руки, надевал на него какую-нибудь саблю, сажал на лошадь, подстригал ножницами волосы в кружок и возвращал матери, поздравляя её с казаком .
Или, для сравнения, другое описание того же обряда: через 40 дней после рождения отец нацеплял мальчугану саблю, сажал его на коня, подстригал в кружок волосы и, возвращая матери, говорил: «Вот тебе казак» . Впоследствии, к началу XX в., этот обычай несколько упростился: казачонка в раннем возрасте торжественно сажали на коня .
Рождение ребенка в казачьей семье всегда было радостным событием. Особенно радовались появлению сына – у оренбургских казаков жителей станицы оповещали об этом событии ружейным выстрелом. Не позднее, чем на вторые-третьи сутки после рождения устраивали крестины. Поздравить родителей являлись все родственники, которые обычно произносили при встрече: «С новорожденным сынком! Дай Бог вскормить, вспоить, на коня посадить...». Крестный отец покупал новорожденному крестик и платил священнику за крещение, кума (крестная мать) дарила «ризки» – полтора-два метра ситца младенцу на рубашки. Крестили ребенка обычно в церкви, только некоторые богатые казаки приглашали для совершения обряда священника к себе в дом.
Во время застолья обязательно подавали кашу – рисовую или просяную, в которую гости клали монеты для бабки-повитухи. Хозяин угощал собравшихся вином, сладким пирогом и собирал с них деньги «на зубок» малышу. По окончании угощения в доме родителей новорожденного крестный отец приглашал всех к себе, а затем посещали поочередно всех участников крестин – шла «круговая» гулянка.
Маленькие казачата были предоставлены сами себе. Много времени проводили зимой лежа на полатях в курене и наблюдая за тем, как и что делают взрослые. Летом большую часть времени находились на улице, самостоятельно организуя групповые купания, прогулки по окрестностям станицы, игры, любимой из которых была игра в бабки, хорошо развивающая глазомер и точность.
Два раза в день казаки выгоняли лошадей на водопой. Маленького мальчика часто садили на одну из них, причём выбирали, всегда самою смирную, смирнее коровы .
Девочки с ранних лет начинали помогать матери в ее домашних хлопотах. Они приучались пасти гусей, встречать коров из табуна, заниматься домашней уборкой и пр. Девочкам приходилось также «водиться» с младшими сестрами и братьями. Сыновья у казаков уже с 6-7 лет работали борноволоками, гребли сено в страду, гоняли на водопой скот, давали корм коровам и лошадям, ухаживали за овцами. Большое внимание уделялось воспитанию у мальчика качеств, необходимых казаку: выносливости, сноровки, смелости. С двух-трехлетнего возраста отец приучал сына к коню. К 10-ти годам казачата становились лихими наездниками: стоя на спине лошади с гиканьем проносились через всю станицу. Падение с коня считалось позором – мальчика могли назвать «бабой», пристыдить: «Какой казачонок, если с лошади упал» .
Процветали подвижные групповые игры, потешные бои, состязания военно-¬прикладного характера. Молодёжь проводила много времени на открытом воздухе, помогая старшим в работе по хозяйству, а в свободное время, устраивая гуляния, посиделки и вечерки. В станицах популярными на вечерках были, например, игры "Венчик", "Вьюн" . На протяжении всего года проводились гуляния в праздничные дни, некоторые из которых, например, на масленицу носили военизированный характер. Молодёжь участвовала в заготовлении продуктов на зиму: собирая грибы, ягоды, учились одновременно заботе о ближнем, о семье; участие в рыбалке и охоте приучало к групповым слаженным действиям и взаимовыручке.
Казаков с детства готовили и к самостоятельным действиям в отрыве от основных сил, нередко в одиночку. Русская поговорка «один в поле не воин» – это не про них, в казачьем варианте «и один в поле воин, если по-казачьи скроен». «Каждый казак сам себе атаман». Это для русского крестьянина «на миру и смерть красна» – казак один, даже атакуя в строю. Успех знаменитой кричащей и свистящей казачьей лавы был, как правило, следствием высочайшей индивидуальной выучки – в том числе в боевых единоборствах, которые культивировались в станицах в разных формах, в том числе в форме праздничных кулачных боёв – знаменитых «кулачек». Казак согласовывает свои действия с соседями по строю и с теми, кто подает команды, а не слепо действует в повиновении кому-то. Иван Иванович Краснов называл управление казаками в бою «военным самоуправлением».
Но со временем, когда жизнь в станицах и посёлках стала приобретать спокойный характер, тогда новая обстановка потребовала от казака не только боевой смётки и сноровки, но настоятельно требовала и общего умственного развития, способствовавшего усилению природных боевых качеств казака.
Грамотный казак приносил больше пользы, чем неуч. Казачьему населению настоятельно требовалась школа. Вопрос об учении грамоте казачьего населения, особенно молодого поколения, – стал вопросом первоочередным – насущным. Неграмотность лишала казаков возможности стать в уровень с требованием военного дела того времени. Необходимо было с ранних лет заложить прочное основание умственному и нравственному развитию молодого поколения – казачат, из которых впоследствии комплектовался строевой состав казачьего войска.
Казачьему населению нужна была школа, где бы казачата, кроме общеобразовательных предметов Закона Божия, чтения, письма, арифметики и истории, – должны были обучаться и строю, ружейным приёмам, владению шашкой и пикой, умению производить сборку и разборку винтовки, а также заниматься гимнастикой. Одновременно с обучением строю, казачата должны были обучаться петь песни и воспринимать рассказы из боевой жизни старших казаков, бывших в походах и боевых схватках, о боевой славе полков, батарей и сотен, а также и отдельных лиц, как офицеров, так и казаков. Короче говоря, казачата со школьной скамьи приготовлялись ко всем условиям их будущей военной службы.
По укладу самой жизни и обычаев казачьей старины, малолетков требовалось упражнять в военных занятиях и играх, с целью развить прирождённую казакам ловкость, находчивость и смелость.
Для достижения первой цели – обучение грамоте – обращено особое внимание на то, чтобы войсковые школы имели по возможности, соответственно подготовленных и способных учителей. С этой целью, для постоянного подготовления педагогически развитых учителей, войсковое начальство на войсковой счёт обучало в учительских семинариях казачьих воспитанников. Имея ежегодно стипендиатов в семинарии, при трехгодичном курсе обучения в ней, войско имело возможность постепенно иметь учителей с семинарским образованием во всех мужских станичных школах. Кроме того, открывая вновь в какой-либо станице школу, войсковое начальство требовало от станичного общества постройки специального здания для школы. Здания строились так, чтобы они представляли необходимые удобства для проживания учителей и учительниц.
Что же касается военной стороны образования, то мальчики-казачата обучались в школах под руководством старых и опытных казаков: гимнастике, маршированию, действию оружием, сигналам, построением пешего строя, а где позволяют средства, то и верховой езде и джигитовке. В школах казачата знакомились под руководством тех же лиц, военным познаниям, не только теоретически, но и практически. В школе же казачатам прививали понятие о строе, как серьёзном, необходимом и нужном деле в жизни казака. Строевые занятия проходили в свободное от классных занятий время и сообразуясь с силами школяров .
С 17-летнего возраста казачьи сыновья числились в подготовительном разряде. В станицах проводились специальные занятия для подготовки их к военной службе в полку. Они обязаны были заниматься в летних лагерях. В это же время семья приобретала жеребенка, который воспитывался бушующим казаком-воином, как его будущий боевой товарищ.
В сыновьях старались также воспитать верность присяге, высокое сознание служебного долга. Старый казак Никита Иванов (пос.Тулатинский Чарышской станицы Бийского уезда) писал, например, сыну Ефиму, мобилизованному в 1914 г. на войну: «Не забывай мой отцовский завет: помни Бога и данную пред Богом клятву. Что ты клялся служить верой и правдой, выполняй в точности присягу. Моли только Бога, чтобы Бог дал тебе здоровья, но не заботься о нас. А заботься о данной клятве» .
Показателен также пример выпускника кадетского корпуса 1889 г., закончившего его с наивысшим балом, впоследствии ставшего Верховным Главнокомандующим. Через годы учебы в 1-м Сибирском кадетском корпусе в Омске и столичном Михайловском артиллерийском училище Лавр Корнилов пронес отцовский подарок. Это было известное в свое время «Собрание писем старого офицера своему сыну». Книга бережно хранилась в отцовской библиотеке и не раз перечитывалась маленьким Лавром, еще до поступления его в Омский кадетский корпус. На титульном листе отставной хорунжий Сибирского казачьего войска четко подписал напутственные слова сыну, выходившему в офицеры: «Кому деньги дороже чести — тот отставь службу. Петр Великий».
На высоте было религиозное воспитание. Но и православие, по сути своей – догма, в казачьих краях имело собственный, казачий оттенок. Были времена, когда казаки сами выбирали себе священников для службы в своих храмах, а других, неугодных выдворяли силою, чем часто вызывали неудовольствие церковных иерархов. Были и времена, когда в Империи всерьез обсуждался законопроект о переселении священников родом из казаков в русские селения на территориях инородческого населения для воспитания среди прихожан-крестьян способности к сопротивлению экспансии последнего.
Верность Вере, товариществу, позже – Царю, верная служба возводились в ранг высших христианских добродетелей. Воспитанная годами религиозность подвигала старых и увечных казаков продолжать служение в монашеском чине. Но и в монастырь казак, которому не посчастливилось сложить голову в бою, уходил по казачьему обычаю. Это называлось «перейти майдан», весело, разгульно, одаривая всякого встречного, себе не оставляя ничего, что бы мешало до конца дней своих прибывать в посте и молитве.
В казачьих землях Сибири и Дальнего Востока православная церковь имела особое предназначение и выполняла специфические задачи. Во-первых, распространение Православия, христианизация местного населения являлись важным фактором укрепления русского владычества в новых землях. Во-вторых, содержание православного вероучения, неразрывно связанное с идеей монархизма, составляло мировоззренческую основу казачества. И церковь призвана была поддерживать незыблемую веру в царя. В-третьих, воспитывая казака как слугу государства, православная церковь укрепляла в казачьей среде уважение к закону и доверие к государственной власти. В-четвертых, казачьей психологии воина и пахаря была близка православная проповедь православной церкви с принципами справедливости, благочестия, соборности. Православное мироощущение не противоречило таким нравственным основам казачества, как свободолюбие, стремление к независимости, мужество и др. В-пятых, нельзя не отметить влияние церкви в жизни казачьей семьи в воспитании таких духовных качеств казачества, как верность семье, послушание, стыд, грех и т.д .
Казакам приходилось не единожды начинать всё с начала и селиться на новом месте, как правило, диком, не изведанном и не освоенном. И долгое время среди казачества преобладала серома, голутвенные и бездомовые холостые казаки, не ведущие самостоятельного хозяйства. В Сибири похожее положение было у казаков-годовальщиков, несших подолгу сторожевую службу в отдаленных укреплениях – острогах и зимовьях.
Первое, что строили казаки на новом месте, был крест, храм или часовня. Постепенно казаки осваивали и закрепляли за собой новые земли, составляли станицы и заводили семьи. Жен, как правило, брали среди женщин местного населения. Родственные связи и привлекательность казачьего уклада жизни приводили в казачество и мужчин представителей соседних народов. Не трудно догадаться от кого происходят известные казачьи роды Москалевых, Мещериковых, Калмыковых, Поляковых, Грузиновых, Турчановых, Жидовковых, Татариновых и прочие. Так объясняется еще одна характерная черта казачества, это легкость усвоения и заимствования некоторых элементов культуры народов среди которых или рядом с которыми проживали казаки.
Но, несмотря на это, многие исследователи отмечают, что инонациональное влияние на русские группы казаков было небольшим, чаще всего внешним. Отмечалось, что «прежде всего Православная вера налагала на них (нерусских казаков) первый отпечаток цивилизующего и объединяющего начала народности великорусской» (Н. Харузин).
С течением времени число женского войскового населения заметно выросло и у казаков вошло в обычай выбирать невест среди своих – родовых казачек, что привело, наконец, к заметному укреплению семей, увеличению количества детей и формированию собственного жизнестойкого семейного воспитания, с множеством особенностей. Только простое описание этих особенностей, предоставило поле деятельности не одному поколению этнографов.
Власть мужа над женой была неограниченна. Это влияние востока. Но, несмотря на все это, в военное время при нападении врагов на казачьи городки жены казаков брались за оружие и становились в ряды защитников своей родины, делаясь, таким образом, вполне полноправными членами казачьей военной общины. Казаки ценили семейную жизнь и к женатым относились с большим уважением, и только постоянные военные походы заставляли их быть холостыми. Развратников, как давшие обет целомудрия, холостые казаки в своей среде не терпели. Развратники наказывались смертью.
Дети, по понятиям казаков, – признак «благословения Господня над семьей». Неимение детей считалось Божьим наказанием.
Жизненный цикл каждой семьи отмечался семейными праздниками и обрядами. Они не рассматривались как личное внутрисемейное событие, ибо замкнутость индивидуальной семьи в общине была кажущейся. Семейные праздники и обряды закрепляли связь отдельных семей с общинным бытом, они показывали, как каждый выполняет свои обязанности перед «обществом» (так именовали общину в среде казаков) и делали «общество» непосредственным участником личной жизни его членов.
«Люди родятся, растут, следовательно и воспитываются, если не в школах, нарочно для этого устроенных, то в той жизненной среде, где они живут и из которой льются в души их разнообразнейшие влияния...
Напрасно мы хотим выдумать воспитание: воспитание существует в русском народе столько же веков, сколько существует сам народ – с ним родилось, с ним выросло, отразило в себе всю его историю, все его лучшие и худшие качества. Это почва, из которой вырастали новые поколения России, сменяя одно другое», – писал Константин Дмитриевич Ушинский.
Малолетки в казачьем обществе воспитывались с колыбели в уже сформировавшейся среде, многовековом обычае. Или если случалось принимать в войско пришлого, он также попадал в казачье братство со стойким уставом и совершенно растворялся в казачестве, хотя и приносил с собой в эту среду что-то свое. «Воспитание было самой жизнью народа: все воспитывали, все воспитывало, всех воспитывали» – писал автор «Этнопедагогики» Г.Н. Волков. На сегодняшний день, такая среда (народная традиция), в широком смысле, практически отсутствует, в силу известных исторических причин. Воссоздание её и есть суть возрождения современного русского казачества.
Ссылки, разумеется, "за отдельную плату", если кто интересуется историей вопроса. Если будет реакция читателей - готов продолжить, а нет - так на "нет" и суда нет.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Спасибо сказали: tulata1964
- otetz007
- Автор темы
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2317
- Репутация: 80
- Спасибо получено: 3607
13 мая 2011 07:33 #453
от otetz007
С уважением,
Андрей Иванов
Александр, а что значит для тебя "превратить в фарс традиционное казачье (семейное) воспитание"?
С уважением,
Андрей Иванов
- akutnik70
- Не в сети
13 мая 2011 09:54 #454
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Это я не совсем правильно и слишком лаконично выразился. Конечно никакого особенного казачьего семейного воспитания уже не существует. Масса объективных причин, ни о них речь. В лучшем случае мы можем говорить лишь о сохранении некоторых элементов такового. И, как правило, говоря о "традиционном" воспитании, мы говорим о современной культивации некогда существовавшей системы. Вот на этой педагогической ниве и открывается простор не только для авторских экспериментов (не всегда удачных), но и для злоупотреблений и фарса.
donskoi.org/news/1829.html Вот, например, имитация бурной деятельности в области кадетского образования.
donskoi.org/news/1829.html Вот, например, имитация бурной деятельности в области кадетского образования.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- akutnik70
- Не в сети
16 мая 2011 13:50 - 16 мая 2011 14:20 #494
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Итак, продолжим...
Образование сибирских казаков в допетровский период.
С именем казачества в Сибири связано многое: и не только военный захват и географическое освоение всего обширного региона, но культурное преобразование этой территории. Процесс этот начался одновременно с проникновением в Сибирь православия.
Исследователь данного вопроса, – проникновения православия в Сибирь, В.Ю. Софронов считает, что происходило оно в три этапа, а все эти этапы, так или иначе связаны и с казачеством, и одновременно начатками казачьего образования в Сибири:
Первым этапом проникновения православия в Сибирь стал поход дружины Ермака и последовавшее затем строительство первых сибирских городов. Летописец, говоря о походе Ермака в Сибирь и появлении там христианства, называл «костёлами» мусульманские мечети: «И посла их Бог очистити место, где быти святыне, и победити бусурманского царя Кучюма, и разорити богомерзкие и нечестивые их капища и костёлы... И от казаков поставишася грады и святыя Божия церкви воздвигошася и благочестие просияша. Отпаде вся бесовская служба и костёлы, и требища идольская вся разорися и сокрушися и боговидение всадися...» .
Здесь мы видим прямое указание летописца на главную, с его точки зрения, цель похода – очищение сибирской земли от «богомерзостей». И нет пока речи о расширении Руси и присоединении к ней территории соседнего государства. О «прирастании России Сибирью» будет заявлено много позже. Летописец же воспринимает деяние дружины Ермака именно как подготовку сибирской земли к приходу туда православия. Следовательно, деяния дружины Ермака необходимо воспринимать не только как подвиг воинский, но и духовный, нравственный .
Центральная фигура похода в Сибирь сам Ермак. Ничего не известно о книжной грамотности атамана, но мнение историков единодушно в оценке его интеллектуальных способностей и опытности, в первую очередь в деле военном, умении управлять воинским коллективом. За Ермаком признано знание им географии, тактики, (причём самых её эффективных на то время приёмов), даже фортификации. Из описаний похода можно сделать вывод о том, что Ермак Тимофеевич владел военной хитростью, знанием военной психологии или как писал о нём Карамзин – был «ума проницательного»; особо отмечался его дар красиво и убедительно говорить – «велеречие».
Первого сибирского атамана – покорителя Сибири – Ермака Кунгурская летопись характеризует: «... бо бе вельми мужьственен и разумен и человечен и зрачен и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы прикудряв, возраст средний, и плоск, плечист». Образ казака, наделенного описанными качествами, на первом месте из которых стоят мужество, разумность и мудрость, стал настолько популярен среди народа, что Ермака в народном эпосе возвели в пантеон святорусских богатырей, провозгласив его даже племянником самого «старого казака», атамана Ильи Муромца:
...А Владимир-князь Илью ждет-пождет,
Илью ждет-пождет и не дождется,
Посылает ко Илье он племянника,
Молодова Ермака Тимофеевича.
или
... Как приехал он [Ермак] к городу Киеву,
Что нельзя ему в город въехати:
Обступила вокруг чужа сила.
Как въезжал Ермак на круту гору,
И стал он силу посмечивать,
Что посмечивать стал, посписывать:
А силы-то было видимо-невидимо,
Ни сметать силы, ни списать нельзя...
Таким образом, герою приписывалась еще и грамотность, как свойство любого военачальника – воинского лидера в представлениях русского народа. Этот образ богатыря, для которого нет ничего невозможного, стал примером для многих последующих поколений сибирских казаков. Окрыленные примером победы Ермака «со товарищи», казаки получили мощный творческий и пассионарный импульс, который не ослабевает и в последующие три столетия.
По свидетельству Ремезовской летописи, принимаемому большинством историков, в отряде атамана Ермака было три православных священника и некий «старец бродяга», который хорошо знал и исполнял все сложные правила церковного богослужения. По сведениям той же летописи, использованной Г.Ф. Миллером, Ермак во время зимовки на Урале построил в своем лагере часовню во имя святителя Николая Чудотворца.
Строительство церковных сооружений с самых первых лет проникновения в 80-х гг. XVI в. русских отрядов в Сибирь – бесспорный факт. Согласно археологическим данным православная церковь имелась, например, в Лозьвинском городке, построенном в 1587–88 гг., который использовался как база продвижения в Сибирь и просуществовал не более десяти лет. Начиная с тех же 1580-х гг. православные храмы строили в возникавших один за другим в Сибири русских городах – в Тюмени, Тобольске, Пелыме, Сургуте, Таре, Нарыме и др. Все эти города были основаны именно казаками. Как писал П.А. Словцов: «Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня» .
Ко второму этапу выше названного процесса можно отнести учреждение Сибирской епархии с размещением архиерейской кафедры в Тобольске и назначение на неё (8 сентября 1620 г.) первого архиепископа Киприана (Старорусенкова) .
10 января 1621 г. обоз сибирского владыки выехал из Москвы и в первый сибирский город, Верхотурье, прибыл лишь 12 марта, где вынужден был оставаться более двух с половиной месяцев. Столь длительное путешествие объясняется отнюдь не трудностями пути, а иными причинами, которые преосвященный подробно изложил в своем письме к Патриарху. Дело в том, что священнослужители, направленные с ним «по государеву указу, а не по доброй воле», числом 59 человек, едва ли не все или отказались ехать в Сибирь или разбежались в пути: «попы ехали все по сторонам, своим произволом, как кто хотел, для самовольства и пьянства». Когда же церковнослужителей собрали и направили к дожидавшемуся их Владыке, то, «как съехались они в Верхотурье, то подняли шум и слезы и вопли с женами и детьми и говорили — Бог судит их разлучника, кто разлучил их с домами, родом и племенем, да и едучи с Верхотурья по всем сибирским городам и в Тобольске тех своих речей не переменили ... говорили непригожие слова про Патриарха, а мне бесчестие многое учинили...». В результате в Тобольск преосвященный прибыл лишь 19 июня. Здесь он нашел среди вверенной ему паствы «великое нестроение», которое заключалось в том, что многие русские люди ходят без крестов, едят «всякую скверну» вместе с инородцами, живут «не по закону» с калмыцкими, татарскими и вогульскими женами, кровосмесничают – женятся на сестрах двоюродных и родных, на дочерях своих, «блудом посягают» на своих матерей и дочерей, закладывают жен на сроки, а те люди, у которых они бывают в закладе, живут с ними и «блуд творят беззазорно» до тех пор, пока мужья их обратно не выкупят. К тому же архиепископу стали поступать многочисленные жалобы от сибиряков, в которых они жаловались на отсутствие в их селениях церквей; у других же они были построены, но стояли «без пения» из-за отсутствия священников; практически повсеместно отсутствовали духовные книги, колокола и пр. Письма обычно заканчивались тем, что младенцы умирают без крещения, взрослые — без покаяния, что некому хоронить, венчать и т.п.
Такого рода поведение можно считать типичным для русских людей, оказавшихся на чужбине. Подтверждение этому находим и в «Летописи Московской» за 1613 г., где сообщается: «Русские, особливо знатного рода, согласятся скорее уморить, нежели отправить своих детей в чужие земли. Они думают, что одна Россия есть государство христианское; что в других странах обитают люди поганые, некрещеные, не верующие в истинного Бога; что их дети навсегда погубят свою душу, если умрут на чужбине между неверными, и только тот придет прямо в рай, кто скончает свою жизнь на родине» .
Одновременно в связи с событиями учреждения новой епархии мы имеем первые свидетельства о грамотности сибирских казаков. Новая епархия еще не имела собственных святых, собственной истории, а значит, и собственных богослужебных и агиографических памятников. Чтобы восполнить этот пробел, епископ Киприан предпринял смелый шаг: он обратился к фигуре Ермака, решив придать завоевателю Сибири черты православного просветителя Сибири.
В то время еще были живы многие участники похода Ермака. Тобольский архиерей «повеле разспросити» их, «како они приидоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и каво где убили погании на драке. Казаки ж принесоша к нему написание». Это казачье «написание», до нас не дошедшее, и было первым произведением сибирской литературы. На его основе был составлен Синодик – не простой помянник, а краткое описание похода, с рассказом о сражениях и о гибели Ермака. В Синодике и проведена мысль о том, что казаки шли в Сибирь, косневшую во тьме язычества, со «щитом истинныя веры». Таким образом, казачьи предания приобрели провиденциальный колорит .
Началом третьего этапа В.Ю. Софронов предлагает считать событие когда «в 1636 году, 25 июля, в Тобольске явилась одной жене пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем, повелевая сказать о своем святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтоб во имя ее святого, честнаго и славного знамения, которое было в Новгороде, воздвигнули в Тобольском уезде, в селе Абалак, другую церковь подле Преображения церкви». Т.е. чтобы построили на Абалакском погосте, по правую сторону ветхой Преображенской церкви, новый деревянный храм во имя «Знамения» Пресвятой Богородицы, что в древнем Новгороде, с приделами святителя Николая и преподобной Марии Египетской . Погост же этот находится недалеко от места гибели атамана Ермака Тимофеевича.
В первой половине XVII века появляются новые собственные сибирские святыни – в 1637 году протодьякон Матвей Мартынов написал икону Богоматери Абалакскую, ставшей чудотворной и палладиумом Сибири. Вскоре, в 1641 году, создается "Повесть об Абалакской иконе Богородицы". "Бысть явлена в Сибири, в Тобольском уезде села, нарицаемого Абалак... государева пашенного крестьянина Ивана Симанова дочери вдове именем Марии" .
Обретение святынь способствовало исправлению нравов сибиряков, так как Сибирь более не считалась местом чужим и стала частью Руси – страной христианской, где жить в грехе не дозволяется. В том числе и на казачьи семьи снова распространились подзабытые православные нормы и правила семейного бытия – Домострой.
В этой связи уместно упомянуть мнение русского философа В.С. Соловьёва, который вряд ли исходил прямо из текста Домостроя, но в своих этических построениях отражал тот самый менталитет, который представлен в памятнике: «… Нравственное зерно семьи осталось и останется до конца истории». «Уже условная житейская нравственность требует от человека, чтоб он передавал в наследие своим детям не только то добро, которое он нажил, но еще и способность трудиться для дальнейшего обеспечения своей жизни», что оказывается возможным только на основе традиции. «… Воспитание неразрывно связано с почитанием прошедшего, составляет его естественное восполнение. Этим традиционным элементом воспитания обусловлен и его прогрессивный элемент, так как нравственный прогресс может состоять только в дальнейшем и лучшем исполнении тех обязанностей, которые вытекают из предания» .
Применительно к сибирскому казачеству обязанности его были определены сразу по формированию в Тюмени первого казачьего подразделения – «старой стони» под руководством сподвижника Ермака Матвея Мещеряка. Казаки взяли на себя охранительную и разведывательную функции. Силою обстоятельств, а также особенностей казачьего характера, унаследованное от первых покорителей Сибири дело открытия и завоевания азиатских стран исполнялось сибирскими казаками вплоть до начала XX века .
Особенностью сибирского казачества является следующая черта: с самого начала своего существования оно было служилым; и движение его на восток и колонизация окраин были не только собственным его самостоятельным стремлением к познанию неизвестного, совмещённым с жаждой относительно быстрой и лёгкой добычи, но и волею и желанием правительства. Исследователь Сибирского казачьего войска Ф. Усов вообще считал, что своим существованием сибирского казачество совершенно обязано правительству. Кроме того он утверждал, что только усилиями правительства было влито образование в «невежественную тёмную массу» казачества и только государственная власть «из общего ультра-плебейского уровня массы выдвинуло на поверхность, путём служебной выслуги и научного воспитания, привилегированный класс личных дворян и офицеров» .
Более объективным представляется мнение другого историка сибирского казачества Г.Е. Катанаева, который не отрицал грамотности казаков и особенно казачьих атаманов на всём протяжении истории завоевания края, в XVII – начале XVIII века, когда ни о каком «научном воспитании» в Сибири не было и речи.
Читая и просматривая сохранившиеся в архивах документы за первые столетия занятия русскими Сибири, Г.Е. Катанаев поражался массою всякого рода донесений, челобитных, отчетов, отписок, росписей, доезжих записей, сказок, статейных списков, писанных простыми казаками без помощи писарей или подьячих. Немало встречалось, приложенных к тем же донесениям, чертежей, маршрутов, карт пройденных и осмотренных казаками стран. И у него невольно родился вопрос: где, у кого и когда учились эти рядовые казаки книжному искусству в эпоху, когда это искусство по господствовавшему по тому времени взгляду с великим трудом давалось только духовенству, и то не всему, да еще профессиональным дьякам и подьячим разных рангов, когда даже для именитых и титулованных бояр грамота не считалась обязательной? Он предположил, что или сведения о поголовной, так сказать, безграмотности русских людей допетровского времени, в том числе сибирских казаков, недостаточно верны .
Оставим без внимания, вслед за Катанаевым, известия о землепроходцах-открывателях и завоевателях Восточной Сибири, которыми переполнены целые тома «Актов Исторических», а также сборники ученых и неученых рассказов о подвигах русских людей в далёких странах. Об открытиях Пояркова, Хабарова, Бузы, Стадухина, Атласова, Анциферова, Московитина и Дежнева написано много. О последнем, совершившем Великое географическое открытие, которое можно поставить в один ряд с открытиями Фернана Магеллана и Христофора Колумба, – прибывшем на берега Беренгова пролива за 80 лет до самого Беренга, написана замечательная монография М.И. Белова «Подвиг Семёна Дежнева». Обнаруженные подлинные «скаски» первопроходца поражают своей подробностью и красотой художественного слога и не оставляют не малейшего сомнения в высокой степени образованности атамана.
Сконцентрируем своё внимание на службах и, как следствие, участии в географическом освоении и научном исследовании Западной Сибири, городовыми казаками, давших основание Сибирскому казачьему войску.
В шестнадцатом, семнадцатом и в первую половину восемнадцатого столетия, все военнослужащие в Сибири назывались общим именем служилых людей; в частности же все служилые люди подразделялись на дворян, детей боярских, стрельцов, служилых татар и казаков разных наименований. Последние составляли главную массу сибирского служилого люда, особенно в первые два из названных столетий, так что слова «казак» и «служилый человек» на языке и в понятиях того времени были как бы синонимами, и потому часто даже в официальных документах заменялись одно другим.
Общее название этих казаков было: «сибирский казак»; в частности же они подразделялись на более или менее многолюдные группы: по городам и местностям, к которым были приписаны, по роду относимой ими службы и по происхождению. Таким образом, например, были Тобольские, ядром которым послужила так называемая «старая сотня» оставшихся в живых сподвижников Ермака, Тюменские, Пелымские, Березовские, Томские, Кузнецкие городовые казаки; когда же с начала XVIII столетия, вновь возводимые на южных и юго-восточных окраинах русские поселения вместо городков и острожков стали именоваться «крепостями», то и водворяемые в них казаки стали именоваться крепостными; таковы например — Омские, Железинские, Ямышевские, Семипалатинские, Усть-Каменогорские крепостные казаки. По мере сплочения разбросанных по разным городам и крепостям казаков в более многолюдные группы по линиям и дистанциям и казаки их населявшие стали именоваться по тем линиям и дистанциям, — таковы Иртышские крепостные казаки, Колыванские (или Бийские), Кузнецкие, Ишимские, Tapcкие (Горькая линия), Тобольские (Пресновская и Пресногорьковская станицы) и проч.
Во второй половине XVIII столетия, когда все крепостные казаки и большая часть водворенных на линии городовых тобольских, тарских, тюменских, томских казаков поступили под одну общую команду или атаманство, проживавшего в Омской крепости войскового атамана, они стали называться собирательным именем «сибирских линий казаков».
По роду относимой казаками службы, они делились на пеших и конных. Ермак и его сподвижники — все были пешие (или судовой ратью); но необходимость быстрых передвижений и погони за конным неприятелем по его «сакмам и воровским перелазам» заставила в первые же годы водворения в Сибири казаков, обратить их в конные, а затем, постепенно увеличивая число конников, обратить и всех казаков в конные. Крепостные и линейные казаки с самого их образования были уже конные. Служившие при пушках казаки назывались «пушкарями», а те, которые блюли за исправностью и охраною острожных или крепостных входов, насыпей и тына, — «затинщиками» и «воротниками». В каждом городе или остроге были свои конные и пешие казаки, свои пушкари, затинщики и воротники. Те же казаки несли за неимением специалистов морского или речного дела и так называемые «стружную» и «лыжную» службы. Строгого подразделения на специальности военного дела, ни в шестнадцатом, ни в семнадцатом столетиях еще не было, почему одни и те же люди, смотря по надобности, исполняли то ту, то другую, то третью из специальных воинских служб. В челобитных и донесениях за то время, постоянно встречаются перечисления служб в роде следующего: «И был я, Государь, во всяких твоих службах и в службишках и в пешей, и в конной, и в лыжной, и в стружной, и в пушкарях, и в затинщиках, и у строения острогов, и у сбора Твоего, Государева, ясака, и в толмачах, и в вожах, и у проведывания новых землиц, и у подведения неверных под Твою высокую руку…» и т.д.
Недостаток специальных родов оружия восполнялся, насколько возможно, подбором, или «прибором» в служилые люди, не только начальницкого, но и рядового звания, всякого рода «видальцев» и «бывальцев», как русских, так и иноземных. В противоположность «вольному» Донскому, Яицкому и Запорожскому казачеству, пополнявшемуся по вольной воле всякими беглыми и недовольными московскими порядками людьми, сибирское «служилое» казачество комплектовалось исключительно по Царскому указу и воеводскому наказу, не только нарядом потребных людей, но и прямо ссылкою в Сибирь как преступников, так и всякого рода пленных «черкас» (малороссов и запорожцев), «литвы» (поляков) и «немцев». Состав сибирских служилых людей, можно сказать, переполнен был всякими иноземцами, до «францужан» включительно. Поляки даже составляли особые команды «казаков литовскаго списка»; «черкасы» также. Раз, попавши в казаки, эти иноземцы обыкновенно навсегда в казаках и оставались со всем своим потомством, принимавшим православие и менявшим даже свою фамилию.
«И ссылаются в Сибирь с Москвы и из городов (писал известный Котошихин в своей книге) на вечное житье всякого чина люди за вины; а тех ссылочных людей в тамошних (т.е. в сибирских) городах верстают в службы, смотря по человеку, в дворяне, и в дети боярские, и в казаки, и в стрельцы». Грамотные и многобывалые люди при зачислении в службу ценились всегда высоко и получали более видные назначения в качестве казацких или стрелецких и татарских пятидесятников, сотников, атаманов и голов.
Служилые дворяне и дети боярские в Сибири, не составляя особо организованного рода войска или сословия, служили, как сказано, с теми же казаками и стрельцами в качестве более или менее начальственных людей; многие из них совместно со званием дворянина или боярского сына, носили и звание казацких или стрелецких голов и атама¬нов. В свою очередь и казаки со стрельцами «за свои и своих предков службы» нередко жаловались в дети боярские и дворяне. Истории некоторых из старинных казачьих родов можно проследить по архивным документам и челобитным; причём оказывается, например, что прадед челобитчика был зачислен в казаки «по прибору» из «гулящих людей»; сыновья его, один служит казаком же, а другой за сверхкомплектом и неспособностью числится до старости «в детях казачьих»; внуки родоначальника семьи, частью продолжают служить казаками же в рядовом и пятидесятницком звании, часть же за грамотность и распорядительность жалуются в дети боярские; их же дети или правнуки родоначальнаго казака служат: трое по-прежнему в казаках разных рангов до атамана включительно, а четвертый, пройдя звание десятника, пятидесятника и сотника «за многия его службы» жалуется в дворяне с назначением казацким головою; два сына этого последнего служат один в детях боярских, а другой пятидесятником казацким и т.д.
Дворянства и казачества, как строго обособленных сословий, в старинной Сибири не было. Как казаки, так и дети боярские, стрельцы и дворяне были просто служилыми людьми разных рангов, обязанными постоянной и бессрочной службой «доколе в силах», за определенное (очень ничтожное) «денежное и хлебное жалование» .
Но что особенно выделяет «службы» сибирских казаков, из таковых же вольно-казачьих, — это их, так сказать, культурность и гражданственность. Будучи классом, собственно военным или боевым, сибирские казаки в то же время, по необходимости, за невозможностью замениться кем-либо другим, исполняли зачастую поручения, ничего общего с воинским делом не имевшие. Таковы, например, в длинном ряду всякого рода других служб, службы «у казенной или Государевой пашни», служба «в толмачах и переводчиках», служба «у проведывания новых землиц» и составлена им «росписей» и «чертежей», «разведки о заграничных обстоятельствах», посольская служба и т.д.
Многообразие, самостоятельность и ответственность всякого рода ближних и дальних командировок, по ведомым и неведомым, русским и иноплеменным краям обширной и далеко еще не мирной в те времена Сибири, требовало от тогдашних казаков необычайной энергии, выносливости, расторопности, находчивости, решимости и даже самоотвержения, соединенных с способностью к инициативе и готовностью принять на собственный страх и ответственность все последствия тех или иных своих действий. Спрашивать постоянно начальственных указаний за сотни и тысячи верст было нельзя; нужно было все брать на себя и брать притом не на день — на два, а на целые месяцы и годы, ибо не только дальние, но и сравнительно ближние командировки для «проведывания новых землиц», — разведок «о заграничных обстоятельствах» и многие другие продолжались нередко целые годы, вдали не только от русских, но и от всяких других живых людей. Требовалась наблюдательность и умение не только передать или пересказать подлежащему начальству обо всём виденном и слышанном за время продолжительных странствий по пустыням и населённым странам, но нередко и описать всё это на бумаге; нужно было время от времени давать знать далекому начальству о положении, в каком находятся командированные, с приложением «росписи» о всех обстоятельствах; нужно было, одним словом, уметь грамоте, если не всем, то по крайней мере ближайшим начальникам и при том не только старшим, но и самым младшим, так как командированные самостоятельные партии были в большинстве случаев очень малы, всего в пять, десять, двадцать человек.
Зная условия сибирской службы и требования, предъявляемые тамошнему служилому человеку, правительство наше и сибирские воеводы, как в московский период, так и в петербургский, всегда придавали должное значение надлежащему «прибору» сибирских служилых людей из «нетяглых» — «добрых молодцов к воинскому делу обыклых и стрелять умелых»; особенно при назначениях в должности мелких начальников, в звании десятников, пятидесятников, детей боярских и т.д.
Знание грамоты всегда высоко ценилось между сибирскими служилыми людьми, прокладывая им дорогу ко всякого рода служебным повышениям и усилению Государева денежного и хлебного жалования. Отсюда понятно и то стремление к верстанию в служилые люди, в дети боярские и конные казаки всякого рода выезжих и пленных «черкас» и «литвы», как людей более грамотных, бывалых и видалых; понятно формирование из них целых команд «литовскаго списка» и посылки во всякие более или менее видные и ответственные командировки .
Необходимые для службы грамотные люди комплектовались почти исключительно высылкою с Москвы и пленными грамотеями из черкас и литвы. Из желания удержать в потомстве приобретённое дедами и отцами видное служебное положение, учили грамоте своих детей и многие из служилых дворян, голов и атаманов; подготовляли себе сведущих помощников, переписчиков и преемников также и дьяки с подьячими, при воеводских приказных избах. Все это было, однако же, более или менее случайная подготовка.
Образование сибирских казаков в допетровский период.
С именем казачества в Сибири связано многое: и не только военный захват и географическое освоение всего обширного региона, но культурное преобразование этой территории. Процесс этот начался одновременно с проникновением в Сибирь православия.
Исследователь данного вопроса, – проникновения православия в Сибирь, В.Ю. Софронов считает, что происходило оно в три этапа, а все эти этапы, так или иначе связаны и с казачеством, и одновременно начатками казачьего образования в Сибири:
Первым этапом проникновения православия в Сибирь стал поход дружины Ермака и последовавшее затем строительство первых сибирских городов. Летописец, говоря о походе Ермака в Сибирь и появлении там христианства, называл «костёлами» мусульманские мечети: «И посла их Бог очистити место, где быти святыне, и победити бусурманского царя Кучюма, и разорити богомерзкие и нечестивые их капища и костёлы... И от казаков поставишася грады и святыя Божия церкви воздвигошася и благочестие просияша. Отпаде вся бесовская служба и костёлы, и требища идольская вся разорися и сокрушися и боговидение всадися...» .
Здесь мы видим прямое указание летописца на главную, с его точки зрения, цель похода – очищение сибирской земли от «богомерзостей». И нет пока речи о расширении Руси и присоединении к ней территории соседнего государства. О «прирастании России Сибирью» будет заявлено много позже. Летописец же воспринимает деяние дружины Ермака именно как подготовку сибирской земли к приходу туда православия. Следовательно, деяния дружины Ермака необходимо воспринимать не только как подвиг воинский, но и духовный, нравственный .
Центральная фигура похода в Сибирь сам Ермак. Ничего не известно о книжной грамотности атамана, но мнение историков единодушно в оценке его интеллектуальных способностей и опытности, в первую очередь в деле военном, умении управлять воинским коллективом. За Ермаком признано знание им географии, тактики, (причём самых её эффективных на то время приёмов), даже фортификации. Из описаний похода можно сделать вывод о том, что Ермак Тимофеевич владел военной хитростью, знанием военной психологии или как писал о нём Карамзин – был «ума проницательного»; особо отмечался его дар красиво и убедительно говорить – «велеречие».
Первого сибирского атамана – покорителя Сибири – Ермака Кунгурская летопись характеризует: «... бо бе вельми мужьственен и разумен и человечен и зрачен и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы прикудряв, возраст средний, и плоск, плечист». Образ казака, наделенного описанными качествами, на первом месте из которых стоят мужество, разумность и мудрость, стал настолько популярен среди народа, что Ермака в народном эпосе возвели в пантеон святорусских богатырей, провозгласив его даже племянником самого «старого казака», атамана Ильи Муромца:
...А Владимир-князь Илью ждет-пождет,
Илью ждет-пождет и не дождется,
Посылает ко Илье он племянника,
Молодова Ермака Тимофеевича.
или
... Как приехал он [Ермак] к городу Киеву,
Что нельзя ему в город въехати:
Обступила вокруг чужа сила.
Как въезжал Ермак на круту гору,
И стал он силу посмечивать,
Что посмечивать стал, посписывать:
А силы-то было видимо-невидимо,
Ни сметать силы, ни списать нельзя...
Таким образом, герою приписывалась еще и грамотность, как свойство любого военачальника – воинского лидера в представлениях русского народа. Этот образ богатыря, для которого нет ничего невозможного, стал примером для многих последующих поколений сибирских казаков. Окрыленные примером победы Ермака «со товарищи», казаки получили мощный творческий и пассионарный импульс, который не ослабевает и в последующие три столетия.
По свидетельству Ремезовской летописи, принимаемому большинством историков, в отряде атамана Ермака было три православных священника и некий «старец бродяга», который хорошо знал и исполнял все сложные правила церковного богослужения. По сведениям той же летописи, использованной Г.Ф. Миллером, Ермак во время зимовки на Урале построил в своем лагере часовню во имя святителя Николая Чудотворца.
Строительство церковных сооружений с самых первых лет проникновения в 80-х гг. XVI в. русских отрядов в Сибирь – бесспорный факт. Согласно археологическим данным православная церковь имелась, например, в Лозьвинском городке, построенном в 1587–88 гг., который использовался как база продвижения в Сибирь и просуществовал не более десяти лет. Начиная с тех же 1580-х гг. православные храмы строили в возникавших один за другим в Сибири русских городах – в Тюмени, Тобольске, Пелыме, Сургуте, Таре, Нарыме и др. Все эти города были основаны именно казаками. Как писал П.А. Словцов: «Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня» .
Ко второму этапу выше названного процесса можно отнести учреждение Сибирской епархии с размещением архиерейской кафедры в Тобольске и назначение на неё (8 сентября 1620 г.) первого архиепископа Киприана (Старорусенкова) .
10 января 1621 г. обоз сибирского владыки выехал из Москвы и в первый сибирский город, Верхотурье, прибыл лишь 12 марта, где вынужден был оставаться более двух с половиной месяцев. Столь длительное путешествие объясняется отнюдь не трудностями пути, а иными причинами, которые преосвященный подробно изложил в своем письме к Патриарху. Дело в том, что священнослужители, направленные с ним «по государеву указу, а не по доброй воле», числом 59 человек, едва ли не все или отказались ехать в Сибирь или разбежались в пути: «попы ехали все по сторонам, своим произволом, как кто хотел, для самовольства и пьянства». Когда же церковнослужителей собрали и направили к дожидавшемуся их Владыке, то, «как съехались они в Верхотурье, то подняли шум и слезы и вопли с женами и детьми и говорили — Бог судит их разлучника, кто разлучил их с домами, родом и племенем, да и едучи с Верхотурья по всем сибирским городам и в Тобольске тех своих речей не переменили ... говорили непригожие слова про Патриарха, а мне бесчестие многое учинили...». В результате в Тобольск преосвященный прибыл лишь 19 июня. Здесь он нашел среди вверенной ему паствы «великое нестроение», которое заключалось в том, что многие русские люди ходят без крестов, едят «всякую скверну» вместе с инородцами, живут «не по закону» с калмыцкими, татарскими и вогульскими женами, кровосмесничают – женятся на сестрах двоюродных и родных, на дочерях своих, «блудом посягают» на своих матерей и дочерей, закладывают жен на сроки, а те люди, у которых они бывают в закладе, живут с ними и «блуд творят беззазорно» до тех пор, пока мужья их обратно не выкупят. К тому же архиепископу стали поступать многочисленные жалобы от сибиряков, в которых они жаловались на отсутствие в их селениях церквей; у других же они были построены, но стояли «без пения» из-за отсутствия священников; практически повсеместно отсутствовали духовные книги, колокола и пр. Письма обычно заканчивались тем, что младенцы умирают без крещения, взрослые — без покаяния, что некому хоронить, венчать и т.п.
Такого рода поведение можно считать типичным для русских людей, оказавшихся на чужбине. Подтверждение этому находим и в «Летописи Московской» за 1613 г., где сообщается: «Русские, особливо знатного рода, согласятся скорее уморить, нежели отправить своих детей в чужие земли. Они думают, что одна Россия есть государство христианское; что в других странах обитают люди поганые, некрещеные, не верующие в истинного Бога; что их дети навсегда погубят свою душу, если умрут на чужбине между неверными, и только тот придет прямо в рай, кто скончает свою жизнь на родине» .
Одновременно в связи с событиями учреждения новой епархии мы имеем первые свидетельства о грамотности сибирских казаков. Новая епархия еще не имела собственных святых, собственной истории, а значит, и собственных богослужебных и агиографических памятников. Чтобы восполнить этот пробел, епископ Киприан предпринял смелый шаг: он обратился к фигуре Ермака, решив придать завоевателю Сибири черты православного просветителя Сибири.
В то время еще были живы многие участники похода Ермака. Тобольский архиерей «повеле разспросити» их, «како они приидоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и каво где убили погании на драке. Казаки ж принесоша к нему написание». Это казачье «написание», до нас не дошедшее, и было первым произведением сибирской литературы. На его основе был составлен Синодик – не простой помянник, а краткое описание похода, с рассказом о сражениях и о гибели Ермака. В Синодике и проведена мысль о том, что казаки шли в Сибирь, косневшую во тьме язычества, со «щитом истинныя веры». Таким образом, казачьи предания приобрели провиденциальный колорит .
Началом третьего этапа В.Ю. Софронов предлагает считать событие когда «в 1636 году, 25 июля, в Тобольске явилась одной жене пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем, повелевая сказать о своем святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтоб во имя ее святого, честнаго и славного знамения, которое было в Новгороде, воздвигнули в Тобольском уезде, в селе Абалак, другую церковь подле Преображения церкви». Т.е. чтобы построили на Абалакском погосте, по правую сторону ветхой Преображенской церкви, новый деревянный храм во имя «Знамения» Пресвятой Богородицы, что в древнем Новгороде, с приделами святителя Николая и преподобной Марии Египетской . Погост же этот находится недалеко от места гибели атамана Ермака Тимофеевича.
В первой половине XVII века появляются новые собственные сибирские святыни – в 1637 году протодьякон Матвей Мартынов написал икону Богоматери Абалакскую, ставшей чудотворной и палладиумом Сибири. Вскоре, в 1641 году, создается "Повесть об Абалакской иконе Богородицы". "Бысть явлена в Сибири, в Тобольском уезде села, нарицаемого Абалак... государева пашенного крестьянина Ивана Симанова дочери вдове именем Марии" .
Обретение святынь способствовало исправлению нравов сибиряков, так как Сибирь более не считалась местом чужим и стала частью Руси – страной христианской, где жить в грехе не дозволяется. В том числе и на казачьи семьи снова распространились подзабытые православные нормы и правила семейного бытия – Домострой.
В этой связи уместно упомянуть мнение русского философа В.С. Соловьёва, который вряд ли исходил прямо из текста Домостроя, но в своих этических построениях отражал тот самый менталитет, который представлен в памятнике: «… Нравственное зерно семьи осталось и останется до конца истории». «Уже условная житейская нравственность требует от человека, чтоб он передавал в наследие своим детям не только то добро, которое он нажил, но еще и способность трудиться для дальнейшего обеспечения своей жизни», что оказывается возможным только на основе традиции. «… Воспитание неразрывно связано с почитанием прошедшего, составляет его естественное восполнение. Этим традиционным элементом воспитания обусловлен и его прогрессивный элемент, так как нравственный прогресс может состоять только в дальнейшем и лучшем исполнении тех обязанностей, которые вытекают из предания» .
Применительно к сибирскому казачеству обязанности его были определены сразу по формированию в Тюмени первого казачьего подразделения – «старой стони» под руководством сподвижника Ермака Матвея Мещеряка. Казаки взяли на себя охранительную и разведывательную функции. Силою обстоятельств, а также особенностей казачьего характера, унаследованное от первых покорителей Сибири дело открытия и завоевания азиатских стран исполнялось сибирскими казаками вплоть до начала XX века .
Особенностью сибирского казачества является следующая черта: с самого начала своего существования оно было служилым; и движение его на восток и колонизация окраин были не только собственным его самостоятельным стремлением к познанию неизвестного, совмещённым с жаждой относительно быстрой и лёгкой добычи, но и волею и желанием правительства. Исследователь Сибирского казачьего войска Ф. Усов вообще считал, что своим существованием сибирского казачество совершенно обязано правительству. Кроме того он утверждал, что только усилиями правительства было влито образование в «невежественную тёмную массу» казачества и только государственная власть «из общего ультра-плебейского уровня массы выдвинуло на поверхность, путём служебной выслуги и научного воспитания, привилегированный класс личных дворян и офицеров» .
Более объективным представляется мнение другого историка сибирского казачества Г.Е. Катанаева, который не отрицал грамотности казаков и особенно казачьих атаманов на всём протяжении истории завоевания края, в XVII – начале XVIII века, когда ни о каком «научном воспитании» в Сибири не было и речи.
Читая и просматривая сохранившиеся в архивах документы за первые столетия занятия русскими Сибири, Г.Е. Катанаев поражался массою всякого рода донесений, челобитных, отчетов, отписок, росписей, доезжих записей, сказок, статейных списков, писанных простыми казаками без помощи писарей или подьячих. Немало встречалось, приложенных к тем же донесениям, чертежей, маршрутов, карт пройденных и осмотренных казаками стран. И у него невольно родился вопрос: где, у кого и когда учились эти рядовые казаки книжному искусству в эпоху, когда это искусство по господствовавшему по тому времени взгляду с великим трудом давалось только духовенству, и то не всему, да еще профессиональным дьякам и подьячим разных рангов, когда даже для именитых и титулованных бояр грамота не считалась обязательной? Он предположил, что или сведения о поголовной, так сказать, безграмотности русских людей допетровского времени, в том числе сибирских казаков, недостаточно верны .
Оставим без внимания, вслед за Катанаевым, известия о землепроходцах-открывателях и завоевателях Восточной Сибири, которыми переполнены целые тома «Актов Исторических», а также сборники ученых и неученых рассказов о подвигах русских людей в далёких странах. Об открытиях Пояркова, Хабарова, Бузы, Стадухина, Атласова, Анциферова, Московитина и Дежнева написано много. О последнем, совершившем Великое географическое открытие, которое можно поставить в один ряд с открытиями Фернана Магеллана и Христофора Колумба, – прибывшем на берега Беренгова пролива за 80 лет до самого Беренга, написана замечательная монография М.И. Белова «Подвиг Семёна Дежнева». Обнаруженные подлинные «скаски» первопроходца поражают своей подробностью и красотой художественного слога и не оставляют не малейшего сомнения в высокой степени образованности атамана.
Сконцентрируем своё внимание на службах и, как следствие, участии в географическом освоении и научном исследовании Западной Сибири, городовыми казаками, давших основание Сибирскому казачьему войску.
В шестнадцатом, семнадцатом и в первую половину восемнадцатого столетия, все военнослужащие в Сибири назывались общим именем служилых людей; в частности же все служилые люди подразделялись на дворян, детей боярских, стрельцов, служилых татар и казаков разных наименований. Последние составляли главную массу сибирского служилого люда, особенно в первые два из названных столетий, так что слова «казак» и «служилый человек» на языке и в понятиях того времени были как бы синонимами, и потому часто даже в официальных документах заменялись одно другим.
Общее название этих казаков было: «сибирский казак»; в частности же они подразделялись на более или менее многолюдные группы: по городам и местностям, к которым были приписаны, по роду относимой ими службы и по происхождению. Таким образом, например, были Тобольские, ядром которым послужила так называемая «старая сотня» оставшихся в живых сподвижников Ермака, Тюменские, Пелымские, Березовские, Томские, Кузнецкие городовые казаки; когда же с начала XVIII столетия, вновь возводимые на южных и юго-восточных окраинах русские поселения вместо городков и острожков стали именоваться «крепостями», то и водворяемые в них казаки стали именоваться крепостными; таковы например — Омские, Железинские, Ямышевские, Семипалатинские, Усть-Каменогорские крепостные казаки. По мере сплочения разбросанных по разным городам и крепостям казаков в более многолюдные группы по линиям и дистанциям и казаки их населявшие стали именоваться по тем линиям и дистанциям, — таковы Иртышские крепостные казаки, Колыванские (или Бийские), Кузнецкие, Ишимские, Tapcкие (Горькая линия), Тобольские (Пресновская и Пресногорьковская станицы) и проч.
Во второй половине XVIII столетия, когда все крепостные казаки и большая часть водворенных на линии городовых тобольских, тарских, тюменских, томских казаков поступили под одну общую команду или атаманство, проживавшего в Омской крепости войскового атамана, они стали называться собирательным именем «сибирских линий казаков».
По роду относимой казаками службы, они делились на пеших и конных. Ермак и его сподвижники — все были пешие (или судовой ратью); но необходимость быстрых передвижений и погони за конным неприятелем по его «сакмам и воровским перелазам» заставила в первые же годы водворения в Сибири казаков, обратить их в конные, а затем, постепенно увеличивая число конников, обратить и всех казаков в конные. Крепостные и линейные казаки с самого их образования были уже конные. Служившие при пушках казаки назывались «пушкарями», а те, которые блюли за исправностью и охраною острожных или крепостных входов, насыпей и тына, — «затинщиками» и «воротниками». В каждом городе или остроге были свои конные и пешие казаки, свои пушкари, затинщики и воротники. Те же казаки несли за неимением специалистов морского или речного дела и так называемые «стружную» и «лыжную» службы. Строгого подразделения на специальности военного дела, ни в шестнадцатом, ни в семнадцатом столетиях еще не было, почему одни и те же люди, смотря по надобности, исполняли то ту, то другую, то третью из специальных воинских служб. В челобитных и донесениях за то время, постоянно встречаются перечисления служб в роде следующего: «И был я, Государь, во всяких твоих службах и в службишках и в пешей, и в конной, и в лыжной, и в стружной, и в пушкарях, и в затинщиках, и у строения острогов, и у сбора Твоего, Государева, ясака, и в толмачах, и в вожах, и у проведывания новых землиц, и у подведения неверных под Твою высокую руку…» и т.д.
Недостаток специальных родов оружия восполнялся, насколько возможно, подбором, или «прибором» в служилые люди, не только начальницкого, но и рядового звания, всякого рода «видальцев» и «бывальцев», как русских, так и иноземных. В противоположность «вольному» Донскому, Яицкому и Запорожскому казачеству, пополнявшемуся по вольной воле всякими беглыми и недовольными московскими порядками людьми, сибирское «служилое» казачество комплектовалось исключительно по Царскому указу и воеводскому наказу, не только нарядом потребных людей, но и прямо ссылкою в Сибирь как преступников, так и всякого рода пленных «черкас» (малороссов и запорожцев), «литвы» (поляков) и «немцев». Состав сибирских служилых людей, можно сказать, переполнен был всякими иноземцами, до «францужан» включительно. Поляки даже составляли особые команды «казаков литовскаго списка»; «черкасы» также. Раз, попавши в казаки, эти иноземцы обыкновенно навсегда в казаках и оставались со всем своим потомством, принимавшим православие и менявшим даже свою фамилию.
«И ссылаются в Сибирь с Москвы и из городов (писал известный Котошихин в своей книге) на вечное житье всякого чина люди за вины; а тех ссылочных людей в тамошних (т.е. в сибирских) городах верстают в службы, смотря по человеку, в дворяне, и в дети боярские, и в казаки, и в стрельцы». Грамотные и многобывалые люди при зачислении в службу ценились всегда высоко и получали более видные назначения в качестве казацких или стрелецких и татарских пятидесятников, сотников, атаманов и голов.
Служилые дворяне и дети боярские в Сибири, не составляя особо организованного рода войска или сословия, служили, как сказано, с теми же казаками и стрельцами в качестве более или менее начальственных людей; многие из них совместно со званием дворянина или боярского сына, носили и звание казацких или стрелецких голов и атама¬нов. В свою очередь и казаки со стрельцами «за свои и своих предков службы» нередко жаловались в дети боярские и дворяне. Истории некоторых из старинных казачьих родов можно проследить по архивным документам и челобитным; причём оказывается, например, что прадед челобитчика был зачислен в казаки «по прибору» из «гулящих людей»; сыновья его, один служит казаком же, а другой за сверхкомплектом и неспособностью числится до старости «в детях казачьих»; внуки родоначальника семьи, частью продолжают служить казаками же в рядовом и пятидесятницком звании, часть же за грамотность и распорядительность жалуются в дети боярские; их же дети или правнуки родоначальнаго казака служат: трое по-прежнему в казаках разных рангов до атамана включительно, а четвертый, пройдя звание десятника, пятидесятника и сотника «за многия его службы» жалуется в дворяне с назначением казацким головою; два сына этого последнего служат один в детях боярских, а другой пятидесятником казацким и т.д.
Дворянства и казачества, как строго обособленных сословий, в старинной Сибири не было. Как казаки, так и дети боярские, стрельцы и дворяне были просто служилыми людьми разных рангов, обязанными постоянной и бессрочной службой «доколе в силах», за определенное (очень ничтожное) «денежное и хлебное жалование» .
Но что особенно выделяет «службы» сибирских казаков, из таковых же вольно-казачьих, — это их, так сказать, культурность и гражданственность. Будучи классом, собственно военным или боевым, сибирские казаки в то же время, по необходимости, за невозможностью замениться кем-либо другим, исполняли зачастую поручения, ничего общего с воинским делом не имевшие. Таковы, например, в длинном ряду всякого рода других служб, службы «у казенной или Государевой пашни», служба «в толмачах и переводчиках», служба «у проведывания новых землиц» и составлена им «росписей» и «чертежей», «разведки о заграничных обстоятельствах», посольская служба и т.д.
Многообразие, самостоятельность и ответственность всякого рода ближних и дальних командировок, по ведомым и неведомым, русским и иноплеменным краям обширной и далеко еще не мирной в те времена Сибири, требовало от тогдашних казаков необычайной энергии, выносливости, расторопности, находчивости, решимости и даже самоотвержения, соединенных с способностью к инициативе и готовностью принять на собственный страх и ответственность все последствия тех или иных своих действий. Спрашивать постоянно начальственных указаний за сотни и тысячи верст было нельзя; нужно было все брать на себя и брать притом не на день — на два, а на целые месяцы и годы, ибо не только дальние, но и сравнительно ближние командировки для «проведывания новых землиц», — разведок «о заграничных обстоятельствах» и многие другие продолжались нередко целые годы, вдали не только от русских, но и от всяких других живых людей. Требовалась наблюдательность и умение не только передать или пересказать подлежащему начальству обо всём виденном и слышанном за время продолжительных странствий по пустыням и населённым странам, но нередко и описать всё это на бумаге; нужно было время от времени давать знать далекому начальству о положении, в каком находятся командированные, с приложением «росписи» о всех обстоятельствах; нужно было, одним словом, уметь грамоте, если не всем, то по крайней мере ближайшим начальникам и при том не только старшим, но и самым младшим, так как командированные самостоятельные партии были в большинстве случаев очень малы, всего в пять, десять, двадцать человек.
Зная условия сибирской службы и требования, предъявляемые тамошнему служилому человеку, правительство наше и сибирские воеводы, как в московский период, так и в петербургский, всегда придавали должное значение надлежащему «прибору» сибирских служилых людей из «нетяглых» — «добрых молодцов к воинскому делу обыклых и стрелять умелых»; особенно при назначениях в должности мелких начальников, в звании десятников, пятидесятников, детей боярских и т.д.
Знание грамоты всегда высоко ценилось между сибирскими служилыми людьми, прокладывая им дорогу ко всякого рода служебным повышениям и усилению Государева денежного и хлебного жалования. Отсюда понятно и то стремление к верстанию в служилые люди, в дети боярские и конные казаки всякого рода выезжих и пленных «черкас» и «литвы», как людей более грамотных, бывалых и видалых; понятно формирование из них целых команд «литовскаго списка» и посылки во всякие более или менее видные и ответственные командировки .
Необходимые для службы грамотные люди комплектовались почти исключительно высылкою с Москвы и пленными грамотеями из черкас и литвы. Из желания удержать в потомстве приобретённое дедами и отцами видное служебное положение, учили грамоте своих детей и многие из служилых дворян, голов и атаманов; подготовляли себе сведущих помощников, переписчиков и преемников также и дьяки с подьячими, при воеводских приказных избах. Все это было, однако же, более или менее случайная подготовка.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Последнее редактирование: 16 мая 2011 14:20 от akutnik70.
- akutnik70
- Не в сети
17 мая 2011 13:00 - 21 мая 2011 00:49 #508
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Влияние реформ Петра Великого на казачье образование в Сибири и его состояние до конца XVIII века.
Преобразования Петра I в организации всей русской военной службы нашли отражение и в Сибири. И здесь, как в европейской Руси, первыми исчезли из рядов служилых людей прежнего типа — стрельцы; за ними вскоре упразднились дети боярские и дворяне; остались только одни казаки, хотя и на них стремление обратить все прежнее служилое население «в регулярство» отразилось, в первое время, крайним истощением служилого состава. Все вновь сформированные драгунские и солдатские полки — Тобольский, Сибирский и Новоучреждённый, равно как и гарнизонные команды всех иртышских крепостей, были укомплектованы исключительно теми же сибирскими служилыми людьми: дворянами, детьми боярскими, стрельцами, казаками и детьми казачьими. При этом многие из дворян, казацких и стрелецких голов, атаманов и сотников переименовались в полковники, полуполковники, капитаны и поручики; дети же боярские и пятидесятники казацкие — в сержанты и капралы, а все прочие стрельцы, казаки и их дети — в драгуны и солдаты.
Оставшиеся свободными от регулярства дворяне и дети боярские, совместно с таковыми же казаками вносятся, с этого времени, в общую рубрику «нерегулярных казацких чинов»; а к концу XVIII столетия и совсем исчезают из списков воинских званий.
Сильно поредевшие ряды сибирского казачества скоро, впрочем, снова укомплектовываются, как естественным приростом «самих в себе», так и всякого рода вольными и невольными (как сказано выше) причислениями извне .
К XVIII в. в Сибири, кроме некоторых отдаленных её районов, было уже достаточно русских женщин: по официальным данным переписи 1710 г. в Сибири количество душ женского пола почти не уступало количеству мужчин. Этот факт положительно сказался на семейном строе у казаков. По сведениям 1702 г., из 488 служилых Березова и Сургута лишь 192 не имели сыновей или родственников мужского пола. К тому же среди этих 192 казаков было, очевидно, немало женатых, но бездетных или глав семей, состоявших из лиц женского пола. Немало служилых из числа указанных 192 состояли в "женатом окладе". Если семейный казак получал иногда жалованье холостяка, то одиночка никак не мог рассчитывать на оклад семейного. В 1701 г., например, поверстан был в казаки на место умершего Василия Нестерова, состоявшего в "женатом окладе", сургутский казачий сын Иван Новосильцев, но с "холостым окладом", потому что еще не успел жениться. В том же году вступил в казачью службу бессемейный житель Сургута Михайло Вергунов — тоже с окладом холостяка .
Очевидно, что власти, таким образом, стимулировали именно процесс самовоспроизводства служилого казачества. Власти нуждались в том, чтобы был постоянный мобилизационный резерв привыкших с детства к обращению с оружием «детей казачьих».
Обучение грамоте велось первоначально, видимо, главным образом в семейном кругу. Об этом говорят конкретные биографии служилых "грамотников". Со временем возрастает роль частных учителей из числа подьячих, церковнослужителей, ссыльных и пр. В начале XVIII в. в Тобольске была открыта светская начальная общеобразовательная школа, в которую принимались и дети служилых людей. В апреле 1701 г. тобольский воевода М.Я. Черкасский получил предписание «великого государя» взять из Томска распопа (лишенного за какой-то проступок священнического сана) Григория Дровнина «для учения грамоте» тобольских «детей поповских и дьяконских и иных охочих людей». Вместе с Григорием по настоянию воеводы в сибирскую столицу был доставлен его брат Василий, «чтоб он, Василий, ему, Григорью, во учении учеников чинил вспоможение». Вблизи Троицкой церкви, на воеводском дворе, выстроили для училища дом. «И велели мы, холопи твои, — говорилось в послании воеводы Черкасского и дьяков А. Парфенова и И. Обрютина на имя великого государя, — собрать у тобольских дворян и детей боярских и иных чинов детей их, и тех собранных людей ему, Григорью, и брату ево для учения отдали и учить велели».
После приезда в Тобольск нового митрополита Филофея по его настоянию первое школьное здание было перенесено на митрополичий двор, так как оно предназначалось для архиерейской школы, а для училища Дровниных Черкасский приказал выстроить новое здание и произвести в него дополнительный набор учащихся из детей тобольских служилых и «всяких чинов людей». В апреле 1702 г. в этом училище насчитывалось уже 96 учеников.
Первоначально в школе обучали славянской грамоте и латыни, а с 3 мая 1702 г. ввели также арифметику, затем геометрию, фортификацию и артиллерийское дело; для преподавания математических и военных предметов был приглашен пленный швед Антон Деловал. Учителям платили жалованье (деньгами и хлебом); ученики, которых к августу 1702 г. насчитывалось 120 человек, получали по 1,5 копеек «кормовых» в день.
Первая попытка ввести системное казачье образование в Сибири была предпринята с момента создания Тобольской и Томской гарнизонных школ. В Тобольской гарнизонной школе обучались дети служилых людей из Тары, Туринска, Тюмени, Верхотурья, Пелыма, Сургута, Березова, Кетска и, конечно же, самого Тобольска, а из Красноярска и Кузнецка — в Тобольской и Томской гарнизонных школах.
Обучали в гарнизонных школах военному делу, элементарной грамоте и различным ремеслам. Так, в Омской главной гарнизонной школе учили «воинскому артикулу», «солдатской экзерциции», чтению, письму, часослову, псалтырю, арифметике и геометрии, а «нерадивых» и «непонятливых» переводили в полки для обучения слесарной, столярной, сапожной и другим специальностям. Сын кузнецкого казака Н. Казаков, просивший в 1763 г. о поверстании его в казачью службу на место умершего отца, писал, что с 1 июля 1758 г. он учился в Тобольской гарнизонной школе «псалтиря и писал письменный склад, а 761 году генваря с 19 числа находитца в предейной науке» (учится прясть).
В качестве преподавателей в гарнизонных школах использовались офицеры местных гарнизонов, воспитанники геодезических школ, грамотные люди из ссыльных (например, в Омской школе преподавали одно время колодники И. Лукьянов и Птицын, в Ямышевской П. Истомин). Деньги на обмундирование и довольствие казачьих детей отпускались из казны. Выпускники школ назначались в основном на низшие командные, канцелярские и хозяйственные должности.
С сибирских пограничных линий первоначально дети казаков и солдат выезжали на учебу в гарнизонные школы Тобольска и Томска. С середины XVIII в. школы типа гарнизонных создаются в крепостях Иртышской линии. Так, не позже 1758 г. начала действовать школа в Петропавловской крепости. В 1765 г. по ходатайству главного командира Сибирского корпуса генерал-поручика И.И. Шпрингера Военная коллегия разрешила открыть гарнизонные школы в Омской, Ямышевской, Бийской и Петропавловской (до этого местная школа действовала неофициально и обучали в ней лишь солдатских детей) крепостях, всего на 450 (150 — в Омской и по 100 в остальных крепостях) школьников из солдатских детей местных войск.
Тогда же, впрочем, оказалось, что всего этого комплекта школьников заполнить исключительно солдатскими детьми нельзя. С разрешения Шпрингера, в гарнизонные школы, охотно стали принимать и казачат. Мало того: даже начальником главнейшей из школ Омской, был назначен никто другой, как казак же, казацкий атаман Анциферов, из Железенской крепости, на которого возложено было и заведование хозяйственною частью всех прочих линейных гарнизонных школ. В первый же год открытия школ, в них поступило 306 казачат. На детей же линейных драгун и гарнизонных солдат, осталось всего 144 вакансии . К 1767 г. в школах насчитывалось: казачат – 176, а детей драгун и солдат – 227.
31 декабря 1765 года И.И. Шпрингером была спущена инструкция комендантам крепостей, в которых наблюдение за устроенными школами возлагалось на их самих. Обмундирование и всё денежное довольствие для учащихся в школах отпускалось от казны. Кроме того, на приобретение учебных пособий отпускалось ежегодно в Омскую школу 150 рублей, в остальные три по 100 рублей. Полное годовое содержание школ обходилось в 2850 рублей 50 копеек. Заведование школами было возложено на офицеров гарнизонных батальонов.
Также на основании инструкции, школьники обучались «всему строевому и до воинской службы и ея порядку принадлежащему, грамоте, арифметике, музыке барабанщичьей, науке играть на флейте, разделяя на сии науки часы по пристойности». По субботам перед школьниками читали выдержки из воинского артикула «о предпочитании команды и прочие приличные пункты, касающиеся до повиновения, а также о том, какие наказания определены за кражу, за слабое состояние на карауле, за робость против неприятеля, за ослушание команды и т.п.» .
В 1777 г. командир Сибирского корпуса генерал-порутчик Скалон приказал «всех казачьих детей из школ исключить да и впредь во оные не определять», полагая, что необходимое количество учащихся школы могут набрать из солдатских детей. В результате 292-х детей линейных казаков исключили из гарнизонных школ.
О мотивах такого решения А.Д. Скалона ничего не известно. Сам он скончался в этом же году во время инспекторской поездки в Усть-Каменогорскую крепость, где и был погребен. Коль скоро при жизни он "тщился более о принесении краю мирных польз от устроения хлебопашества и торговли" то, можно предположить, что отстранение казаков от правильного учения было мерой в пользу их занятия сельским хозяйством.
Однако деятельность гарнизонных школ во многом содействовала распространению грамотности в казачьей среде — в первую очередь на западно-сибирских линиях. Известно, что в 1761 г. сотники и атаманы у линейных казаков все были грамотными, а среди капралов и пятидесятников они составляли более 60% (47 чел. из 78). За 1793 г. имеются сведения и о рядовых казаках. Согласно полному именному и формулярному списку старшин и казаков Сибирского войска за 1793 г., в этом году на действительной службе состояло 37 атаманов, сотников и старшин офицерского ранга и 2745 чел. в ранге пятидесятников, капралов, десятников и рядовых. Из 37 офицеров 36 были грамотными, в том числе некоторые «с познаниями» в арифметике, геометрии, тригонометрии и топографии. Из остального состава грамотными оказались 405 чел. (15%).
Политика царя-реформатора только подстегнула интерес к исследовательской деятельности сибирских казаков-первопроходцев. Само же движение на юг – в Киргизские степи, на Алтай, в Центральную Азию и далее в Китай началось гораздо раньше – с начала XVII века, и роль сибирских казаков в научном изучении края можно без преувеличения назвать основной.
Начал эту исследовательскую деятельность Тарский казацкий атаман Василий Тюменец, посетивший в 1616 году Среднюю Сибирь и Северо-Западную Монголию; он первый из русских людей, пробрался через пустыни Гоби во Внутренний Китай (1618 — 1620 г.). Томский казак Иван Петлин с Андреем Мундовым и другими «товарищи» – чрезвычайно интересно и занимательно (по тому времени), описали свой длинный путь и все виденное и слышанное при этом. Тарский казачий атаман Гроза Иванов, с боярским сыном Дмитрием Черкасовым, двукратно посетившие в 1624 — 1626 г. и описавшие знаменитое Ямыш озеро и Верхний Иртыш, до бывшей станицы Семиярской, и впервые привезшие оттуда отличнейший слоистый и кристаллический алебастр. Боярский сын Петр Сабанский с атаманом Дорофеевым, двукратно проникали с томскими казаками в 1638 — 1642 г. к слиянию рек Бии и Катуни, открыли при этом Телецкое озеро и описали его и окрестных обитателей. Дети боярские Гречанин и Стариков с томскими атаманами и казаками, неоднократно, начиная с 1633 года, проникали в Северно-Западную Монголию к тамошним Алтын-Ханам в качестве русских посланцев и обстоятельно описали всё ими виденное и слышанное в тех странах. Тарский боярский сын Федор Байков, с тарскими казаками проехал 1654 году и описал свой путь от Тары по Иртышу к озеру Нор-Зайсану и далее по Монголии во внутренний Китай и Пекин. Последователи Байкова — казаки Малинин и Перфильев, один за другим проникали в Китай по тем же путям. Многократные казацкие экспедиции вверх по Иртышу к уже упомянутому Ямыш озеру в течение всего XVII столетия. Посольство в 1691 году из Тобольска к киргиз-кайсацкому хану Тявке в Туркестан сына боярского Андрея Неприпасова, с казаками Василием Кобяковым и Алемасовым. Вторичное посольство туда же в 1694 году казаков Федора Скибина и Матвея Трошина, подробно описавших свое крайне интересное странствие через нынешнюю Киргизскую степь к Туркестану и отсюда через Бухару и Хиву на Яик, Волгу и оттуда, через Уфу, обратно в Тобольск.
В XVIII-м столетии нельзя не отметить уже названные поездки внутрь Джунгарии в 1713 и 1720 гг., в качестве посла к тогдашнему Контайши, тарского казацкого головы Ивана Чередова, подробно им описанные в донесениях начальству. Путешествие в 1714 — 1716 г.г. из Тобольска в Северный Тибет к прославленному впоследствии путешествиями Н.М. Пржевальского озеру Куку-Нор и в страну Тангутов тобольского служилого дворянина Трушникова с казаками. Две посольских же поездки внутрь киргизских степей в 1716 — 1717 гг. к тогдашним киргизским ханам Каину и Абулхаиру боярских детей Белоусова и Брянцева с казаками. Посольство к Аблай-хану сотника Ерофеева в 1745 году. Поездка на реку Бухтарму к китайским пограничным пикетам сотника Волошанина в 1769 году и его же замечательная поездка внутрь Семиречья и в Кульджу в 1771 году, весьма подробно, интересно и обстоятельно описанная им в путевом журнале. Наконец научная поездка в киргизские степи в 1789 г. казацкого «в минералогии сведущего» атамана Телятникова и его же посольство, в тех же целях изыскания рудных богатств в Ташкент и окружавшие его страны, в 1797 г., и вызванная этим посольством научная командировка туда же в 1800 году Бурнашева и Поспелова с казаками .
Участие казаков в экспедициях, научном изучении и описании Азии не только не прекратилось в последующее столетие, но расширилось и приобрело более системный, глубокий и научно обоснованный характер.
Начавшееся еще с первой четверти XVII века движение сибирского казачества вглубь Азии «встречь солнцу» на восток, постепенно поменяло свой вектор в южном направлении. С начала реформ Петра I это направление стало основным, а также поменялся характер военных экспедиций, которые имели целью не только сбор ясака, но и занимались разведкой ресурсов края. Правительство требовало подробного описания всего увиденного и узнанного. Так практическая деятельность казаков-первопроходцев во многом стимулировала их умственное развитие и способствовала распространению грамотности в казачьей среде, которая среди атаманов была почти 100%-ной.
Первые попытки введения правильного казачьего образования в Сибири носили прагматический характер и имели целью поднять боевой потенциал, прежде всего линейных казаков. С появлением и развитием в гарнизонах укреплённых линий регулярных войск, интерес начальства к обучению казаков заметно снизился. Образование городовых казаков вообще не входило в сферу интересов начальства и существовало в форме самообразования или в рамках программ гарнизонных школ Томска и Тобольска. Сведений о школьном обучении беломестных казаков вообще не обнаружено и сами они ко второй половине столетия прекратили своё существование, прежде дав основание большинству русских населённых пунктов Западной Сибири.
Основная профессиональная деятельность казаков заметно повлияла на их традиционно-бытовой уклад. Жизнь в постоянном соприкосновении с кочевыми народами также повлияла на культурный облик сибирцев. Всё вместе привело к постепенному формированию собственной сибирской казачьей субкультуры со своими характерными особенностями. Одна из них, ярко выражена, – способность, не соизмеряясь с трудностями выполнять поставленные задачи, добиваться цели, во что бы то ни стало. И другие.
Качества характера и боевые достоинства казаков вполне удовлетворяли тем требованиям, которые предъявляло правительство к своему передовому отряду, выполнявшего роль не только завоевателей, но и исследователей и цивилизаторов обширного пространства. Желание начальства сохранить природные качества казаков в их первозданном виде и привело впоследствии к сословному обособлению казачества и замедленному развитию их полипрофессионализма. Это определило последующее одностороннее (явно с уклоном в военную область знаний) развитие казачьего образования, компенсируемого только собственным семейным и общественным воспитанием.
Преобразования Петра I в организации всей русской военной службы нашли отражение и в Сибири. И здесь, как в европейской Руси, первыми исчезли из рядов служилых людей прежнего типа — стрельцы; за ними вскоре упразднились дети боярские и дворяне; остались только одни казаки, хотя и на них стремление обратить все прежнее служилое население «в регулярство» отразилось, в первое время, крайним истощением служилого состава. Все вновь сформированные драгунские и солдатские полки — Тобольский, Сибирский и Новоучреждённый, равно как и гарнизонные команды всех иртышских крепостей, были укомплектованы исключительно теми же сибирскими служилыми людьми: дворянами, детьми боярскими, стрельцами, казаками и детьми казачьими. При этом многие из дворян, казацких и стрелецких голов, атаманов и сотников переименовались в полковники, полуполковники, капитаны и поручики; дети же боярские и пятидесятники казацкие — в сержанты и капралы, а все прочие стрельцы, казаки и их дети — в драгуны и солдаты.
Оставшиеся свободными от регулярства дворяне и дети боярские, совместно с таковыми же казаками вносятся, с этого времени, в общую рубрику «нерегулярных казацких чинов»; а к концу XVIII столетия и совсем исчезают из списков воинских званий.
Сильно поредевшие ряды сибирского казачества скоро, впрочем, снова укомплектовываются, как естественным приростом «самих в себе», так и всякого рода вольными и невольными (как сказано выше) причислениями извне .
К XVIII в. в Сибири, кроме некоторых отдаленных её районов, было уже достаточно русских женщин: по официальным данным переписи 1710 г. в Сибири количество душ женского пола почти не уступало количеству мужчин. Этот факт положительно сказался на семейном строе у казаков. По сведениям 1702 г., из 488 служилых Березова и Сургута лишь 192 не имели сыновей или родственников мужского пола. К тому же среди этих 192 казаков было, очевидно, немало женатых, но бездетных или глав семей, состоявших из лиц женского пола. Немало служилых из числа указанных 192 состояли в "женатом окладе". Если семейный казак получал иногда жалованье холостяка, то одиночка никак не мог рассчитывать на оклад семейного. В 1701 г., например, поверстан был в казаки на место умершего Василия Нестерова, состоявшего в "женатом окладе", сургутский казачий сын Иван Новосильцев, но с "холостым окладом", потому что еще не успел жениться. В том же году вступил в казачью службу бессемейный житель Сургута Михайло Вергунов — тоже с окладом холостяка .
Очевидно, что власти, таким образом, стимулировали именно процесс самовоспроизводства служилого казачества. Власти нуждались в том, чтобы был постоянный мобилизационный резерв привыкших с детства к обращению с оружием «детей казачьих».
Обучение грамоте велось первоначально, видимо, главным образом в семейном кругу. Об этом говорят конкретные биографии служилых "грамотников". Со временем возрастает роль частных учителей из числа подьячих, церковнослужителей, ссыльных и пр. В начале XVIII в. в Тобольске была открыта светская начальная общеобразовательная школа, в которую принимались и дети служилых людей. В апреле 1701 г. тобольский воевода М.Я. Черкасский получил предписание «великого государя» взять из Томска распопа (лишенного за какой-то проступок священнического сана) Григория Дровнина «для учения грамоте» тобольских «детей поповских и дьяконских и иных охочих людей». Вместе с Григорием по настоянию воеводы в сибирскую столицу был доставлен его брат Василий, «чтоб он, Василий, ему, Григорью, во учении учеников чинил вспоможение». Вблизи Троицкой церкви, на воеводском дворе, выстроили для училища дом. «И велели мы, холопи твои, — говорилось в послании воеводы Черкасского и дьяков А. Парфенова и И. Обрютина на имя великого государя, — собрать у тобольских дворян и детей боярских и иных чинов детей их, и тех собранных людей ему, Григорью, и брату ево для учения отдали и учить велели».
После приезда в Тобольск нового митрополита Филофея по его настоянию первое школьное здание было перенесено на митрополичий двор, так как оно предназначалось для архиерейской школы, а для училища Дровниных Черкасский приказал выстроить новое здание и произвести в него дополнительный набор учащихся из детей тобольских служилых и «всяких чинов людей». В апреле 1702 г. в этом училище насчитывалось уже 96 учеников.
Первоначально в школе обучали славянской грамоте и латыни, а с 3 мая 1702 г. ввели также арифметику, затем геометрию, фортификацию и артиллерийское дело; для преподавания математических и военных предметов был приглашен пленный швед Антон Деловал. Учителям платили жалованье (деньгами и хлебом); ученики, которых к августу 1702 г. насчитывалось 120 человек, получали по 1,5 копеек «кормовых» в день.
* * *
Первая попытка ввести системное казачье образование в Сибири была предпринята с момента создания Тобольской и Томской гарнизонных школ. В Тобольской гарнизонной школе обучались дети служилых людей из Тары, Туринска, Тюмени, Верхотурья, Пелыма, Сургута, Березова, Кетска и, конечно же, самого Тобольска, а из Красноярска и Кузнецка — в Тобольской и Томской гарнизонных школах.
Обучали в гарнизонных школах военному делу, элементарной грамоте и различным ремеслам. Так, в Омской главной гарнизонной школе учили «воинскому артикулу», «солдатской экзерциции», чтению, письму, часослову, псалтырю, арифметике и геометрии, а «нерадивых» и «непонятливых» переводили в полки для обучения слесарной, столярной, сапожной и другим специальностям. Сын кузнецкого казака Н. Казаков, просивший в 1763 г. о поверстании его в казачью службу на место умершего отца, писал, что с 1 июля 1758 г. он учился в Тобольской гарнизонной школе «псалтиря и писал письменный склад, а 761 году генваря с 19 числа находитца в предейной науке» (учится прясть).
В качестве преподавателей в гарнизонных школах использовались офицеры местных гарнизонов, воспитанники геодезических школ, грамотные люди из ссыльных (например, в Омской школе преподавали одно время колодники И. Лукьянов и Птицын, в Ямышевской П. Истомин). Деньги на обмундирование и довольствие казачьих детей отпускались из казны. Выпускники школ назначались в основном на низшие командные, канцелярские и хозяйственные должности.
С сибирских пограничных линий первоначально дети казаков и солдат выезжали на учебу в гарнизонные школы Тобольска и Томска. С середины XVIII в. школы типа гарнизонных создаются в крепостях Иртышской линии. Так, не позже 1758 г. начала действовать школа в Петропавловской крепости. В 1765 г. по ходатайству главного командира Сибирского корпуса генерал-поручика И.И. Шпрингера Военная коллегия разрешила открыть гарнизонные школы в Омской, Ямышевской, Бийской и Петропавловской (до этого местная школа действовала неофициально и обучали в ней лишь солдатских детей) крепостях, всего на 450 (150 — в Омской и по 100 в остальных крепостях) школьников из солдатских детей местных войск.
Тогда же, впрочем, оказалось, что всего этого комплекта школьников заполнить исключительно солдатскими детьми нельзя. С разрешения Шпрингера, в гарнизонные школы, охотно стали принимать и казачат. Мало того: даже начальником главнейшей из школ Омской, был назначен никто другой, как казак же, казацкий атаман Анциферов, из Железенской крепости, на которого возложено было и заведование хозяйственною частью всех прочих линейных гарнизонных школ. В первый же год открытия школ, в них поступило 306 казачат. На детей же линейных драгун и гарнизонных солдат, осталось всего 144 вакансии . К 1767 г. в школах насчитывалось: казачат – 176, а детей драгун и солдат – 227.
31 декабря 1765 года И.И. Шпрингером была спущена инструкция комендантам крепостей, в которых наблюдение за устроенными школами возлагалось на их самих. Обмундирование и всё денежное довольствие для учащихся в школах отпускалось от казны. Кроме того, на приобретение учебных пособий отпускалось ежегодно в Омскую школу 150 рублей, в остальные три по 100 рублей. Полное годовое содержание школ обходилось в 2850 рублей 50 копеек. Заведование школами было возложено на офицеров гарнизонных батальонов.
Также на основании инструкции, школьники обучались «всему строевому и до воинской службы и ея порядку принадлежащему, грамоте, арифметике, музыке барабанщичьей, науке играть на флейте, разделяя на сии науки часы по пристойности». По субботам перед школьниками читали выдержки из воинского артикула «о предпочитании команды и прочие приличные пункты, касающиеся до повиновения, а также о том, какие наказания определены за кражу, за слабое состояние на карауле, за робость против неприятеля, за ослушание команды и т.п.» .
В 1777 г. командир Сибирского корпуса генерал-порутчик Скалон приказал «всех казачьих детей из школ исключить да и впредь во оные не определять», полагая, что необходимое количество учащихся школы могут набрать из солдатских детей. В результате 292-х детей линейных казаков исключили из гарнизонных школ.
О мотивах такого решения А.Д. Скалона ничего не известно. Сам он скончался в этом же году во время инспекторской поездки в Усть-Каменогорскую крепость, где и был погребен. Коль скоро при жизни он "тщился более о принесении краю мирных польз от устроения хлебопашества и торговли" то, можно предположить, что отстранение казаков от правильного учения было мерой в пользу их занятия сельским хозяйством.
Однако деятельность гарнизонных школ во многом содействовала распространению грамотности в казачьей среде — в первую очередь на западно-сибирских линиях. Известно, что в 1761 г. сотники и атаманы у линейных казаков все были грамотными, а среди капралов и пятидесятников они составляли более 60% (47 чел. из 78). За 1793 г. имеются сведения и о рядовых казаках. Согласно полному именному и формулярному списку старшин и казаков Сибирского войска за 1793 г., в этом году на действительной службе состояло 37 атаманов, сотников и старшин офицерского ранга и 2745 чел. в ранге пятидесятников, капралов, десятников и рядовых. Из 37 офицеров 36 были грамотными, в том числе некоторые «с познаниями» в арифметике, геометрии, тригонометрии и топографии. Из остального состава грамотными оказались 405 чел. (15%).
* * *
Политика царя-реформатора только подстегнула интерес к исследовательской деятельности сибирских казаков-первопроходцев. Само же движение на юг – в Киргизские степи, на Алтай, в Центральную Азию и далее в Китай началось гораздо раньше – с начала XVII века, и роль сибирских казаков в научном изучении края можно без преувеличения назвать основной.
Начал эту исследовательскую деятельность Тарский казацкий атаман Василий Тюменец, посетивший в 1616 году Среднюю Сибирь и Северо-Западную Монголию; он первый из русских людей, пробрался через пустыни Гоби во Внутренний Китай (1618 — 1620 г.). Томский казак Иван Петлин с Андреем Мундовым и другими «товарищи» – чрезвычайно интересно и занимательно (по тому времени), описали свой длинный путь и все виденное и слышанное при этом. Тарский казачий атаман Гроза Иванов, с боярским сыном Дмитрием Черкасовым, двукратно посетившие в 1624 — 1626 г. и описавшие знаменитое Ямыш озеро и Верхний Иртыш, до бывшей станицы Семиярской, и впервые привезшие оттуда отличнейший слоистый и кристаллический алебастр. Боярский сын Петр Сабанский с атаманом Дорофеевым, двукратно проникали с томскими казаками в 1638 — 1642 г. к слиянию рек Бии и Катуни, открыли при этом Телецкое озеро и описали его и окрестных обитателей. Дети боярские Гречанин и Стариков с томскими атаманами и казаками, неоднократно, начиная с 1633 года, проникали в Северно-Западную Монголию к тамошним Алтын-Ханам в качестве русских посланцев и обстоятельно описали всё ими виденное и слышанное в тех странах. Тарский боярский сын Федор Байков, с тарскими казаками проехал 1654 году и описал свой путь от Тары по Иртышу к озеру Нор-Зайсану и далее по Монголии во внутренний Китай и Пекин. Последователи Байкова — казаки Малинин и Перфильев, один за другим проникали в Китай по тем же путям. Многократные казацкие экспедиции вверх по Иртышу к уже упомянутому Ямыш озеру в течение всего XVII столетия. Посольство в 1691 году из Тобольска к киргиз-кайсацкому хану Тявке в Туркестан сына боярского Андрея Неприпасова, с казаками Василием Кобяковым и Алемасовым. Вторичное посольство туда же в 1694 году казаков Федора Скибина и Матвея Трошина, подробно описавших свое крайне интересное странствие через нынешнюю Киргизскую степь к Туркестану и отсюда через Бухару и Хиву на Яик, Волгу и оттуда, через Уфу, обратно в Тобольск.
В XVIII-м столетии нельзя не отметить уже названные поездки внутрь Джунгарии в 1713 и 1720 гг., в качестве посла к тогдашнему Контайши, тарского казацкого головы Ивана Чередова, подробно им описанные в донесениях начальству. Путешествие в 1714 — 1716 г.г. из Тобольска в Северный Тибет к прославленному впоследствии путешествиями Н.М. Пржевальского озеру Куку-Нор и в страну Тангутов тобольского служилого дворянина Трушникова с казаками. Две посольских же поездки внутрь киргизских степей в 1716 — 1717 гг. к тогдашним киргизским ханам Каину и Абулхаиру боярских детей Белоусова и Брянцева с казаками. Посольство к Аблай-хану сотника Ерофеева в 1745 году. Поездка на реку Бухтарму к китайским пограничным пикетам сотника Волошанина в 1769 году и его же замечательная поездка внутрь Семиречья и в Кульджу в 1771 году, весьма подробно, интересно и обстоятельно описанная им в путевом журнале. Наконец научная поездка в киргизские степи в 1789 г. казацкого «в минералогии сведущего» атамана Телятникова и его же посольство, в тех же целях изыскания рудных богатств в Ташкент и окружавшие его страны, в 1797 г., и вызванная этим посольством научная командировка туда же в 1800 году Бурнашева и Поспелова с казаками .
Участие казаков в экспедициях, научном изучении и описании Азии не только не прекратилось в последующее столетие, но расширилось и приобрело более системный, глубокий и научно обоснованный характер.
* * *
Начавшееся еще с первой четверти XVII века движение сибирского казачества вглубь Азии «встречь солнцу» на восток, постепенно поменяло свой вектор в южном направлении. С начала реформ Петра I это направление стало основным, а также поменялся характер военных экспедиций, которые имели целью не только сбор ясака, но и занимались разведкой ресурсов края. Правительство требовало подробного описания всего увиденного и узнанного. Так практическая деятельность казаков-первопроходцев во многом стимулировала их умственное развитие и способствовала распространению грамотности в казачьей среде, которая среди атаманов была почти 100%-ной.
Первые попытки введения правильного казачьего образования в Сибири носили прагматический характер и имели целью поднять боевой потенциал, прежде всего линейных казаков. С появлением и развитием в гарнизонах укреплённых линий регулярных войск, интерес начальства к обучению казаков заметно снизился. Образование городовых казаков вообще не входило в сферу интересов начальства и существовало в форме самообразования или в рамках программ гарнизонных школ Томска и Тобольска. Сведений о школьном обучении беломестных казаков вообще не обнаружено и сами они ко второй половине столетия прекратили своё существование, прежде дав основание большинству русских населённых пунктов Западной Сибири.
Основная профессиональная деятельность казаков заметно повлияла на их традиционно-бытовой уклад. Жизнь в постоянном соприкосновении с кочевыми народами также повлияла на культурный облик сибирцев. Всё вместе привело к постепенному формированию собственной сибирской казачьей субкультуры со своими характерными особенностями. Одна из них, ярко выражена, – способность, не соизмеряясь с трудностями выполнять поставленные задачи, добиваться цели, во что бы то ни стало. И другие.
Качества характера и боевые достоинства казаков вполне удовлетворяли тем требованиям, которые предъявляло правительство к своему передовому отряду, выполнявшего роль не только завоевателей, но и исследователей и цивилизаторов обширного пространства. Желание начальства сохранить природные качества казаков в их первозданном виде и привело впоследствии к сословному обособлению казачества и замедленному развитию их полипрофессионализма. Это определило последующее одностороннее (явно с уклоном в военную область знаний) развитие казачьего образования, компенсируемого только собственным семейным и общественным воспитанием.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Последнее редактирование: 21 мая 2011 00:49 от akutnik70.
- akutnik70
- Не в сети
18 мая 2011 11:08 - 20 мая 2011 09:26 #531
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Казачье образование в Сибирском линейном казачьем войске. Часть 1
Как уже отмечалось, казачье образование в Сибири имело практическое назначение. В народной среде – в большей степени было посвящено вопросам взращивания казака-воина, способного выживать в сложных условиях боёв и походов, имеющего четко обозначенные морально-этические нормы и правила, верящего в непреложные истины бытия, основанные на идеалах православия. Со стороны правительства отношение к казачьему образованию постоянно менялось – от полного отрицания необходимости обучать казаков грамоте до введения всеобщего начального образования в войске. Если первое можно считать постоянным стабильным фактором, то второе всегда имеет переменный и прагматичный характер, зависящий от конкретных интересов государственной власти в конкретных исторических обстоятельствах. Причём прослеживается явная тенденция – извлекать максимальную выгоду от казачества, при минимуме вложений, опираясь на самовоспроизводство, самообеспечение и отчасти на самоуправление последнего.
Системное казачье образование, таким образом, складывалось под влиянием постоянно изменяющихся потребностей государственной власти в Сибири, но при нескольких стабилизирующий факторах: во-первых, под влиянием традиционной казачьей культуры остается почти неизменной воспитательная часть образования, во-вторых, учебная его часть так или иначе, посвящена основной профессиональной деятельности казаков – военной службе. В XIX веке казачье образование развивалось в разнообразных формах: от начального до высшего, от ремесленного до офицерского, от элитарного до всеобщего.
По сведениям за 1812 год видно, что из общего числа 5950-ти состоявших тогда на службе сибирских линейных казаков нижнего звания, грамотных было 745 человек; из 43-х офицеров, за исключением одного, все были грамотные, со знанием многими из них алгебры и геометрии и черчения планов.
Замечательно уважение, с каким относились в то время, в среде сибирского казачества к образованию, не только высшие его представители, но и все мало-мальски выделявшиеся из народной неграмотной среды люди.
Просматривая послужные списки казачьих офицеров, начала XIX столетия, Г.Е. Катанаев поражался той старательности, с которой отмечается в этих списках всякое малейшее сведение, могущее показать хотя бы самую слабую прикосновенность того или иного из офицеров к науке. Тщательность отметок по этой части доходит в некоторых из формуляров до смешного: например, про одного офицера в его формуляре значится, что он в числе прочей книжной мудрости знает «географию России до торговли», про другого пишется, что он превзошел ту же науку, «до северной полосы»; третий знает – «артиллерийские записки первую главу»; четвертый усвоил алгебру «до пропорций гармонических», «российскую грамматику до спряжений» и т.д. Против некоторых значится, что они знают «науку сельского хозяйства и гражданскую архитектуру». Чаще всего у лиц прошедших войсковое училище отмечается знакомство их с арифметикою, алгеброю, геометрией, тригонометрией и практикой (т.е. топографией и геодезией). Особенно ценилось умение чертить, рисовать и иллюминовать планы и разного рода технически чертежи. Отметки: «черчению ситуации пером, черчению и иллюминованию артиллерийских и фортификационных планов, искусствам рисования рашкулем и кистью знает», – встречаются весьма часто. Против офицеров, не проходивших школьного учения, писалось обыкновенно, что они «российской грамоте читать и писать умеют, по-киргизски говорят». Значение киргизского языка между офицерами этой категории, как и вообще между сибирскими казаками, очевидно, было очень распространено.
Впоследствии, во 2-й половине XIX века, знание киргизского языка и усвоение казаками некоторых обычаев этого народа ставились современниками в качестве признака низкого культурного развития. Сами же казаки в быту говорили по-киргизски, только потому, что этот язык, с их точки зрения, проще.
В связи с частыми сношениями с сопредельными странами на востоке, для российского правительства всегда остро стоял вопрос о подготовке в Сибири переводчиков, знающих языки местного населения и соседних народов. 11 июня 1696 г. царской грамотой предписывалось тобольскому воеводе А.Ф. Нарышкину отобрать несколько молодых казаков, «которые б писать умели», и «выучить» их «у иноземцов калмыцкой грамоте, чтоб они и калмыцкому языку научены были». В конце XVII в. в Тобольске числилось на жалованье 8 толмачей (вогульский, калмыцкий, два остяцких, четыре татарских) и 2 «переводчика писем» (с монгольского и калмыцкого).
В начале 1760-х гг. в Тобольске открыли школу татарского языка. При этом инициатор открытия губернатор Ф.И. Соймонов ссылался на пример Астрахани, где существовала «Азиатская школа» на 12 учеников.
Из детей местных служилых Соймонов отобрал 6 мальчиков (одного казачьего сына и 5 — из тобольских дворян и детей боярских), которые достаточно хорошо умели читать и писать, и отдал их в обучение переводчику калмыцкого языка Девятияровскому и бухарскому старшине М. Алимову.
Первым в 1789 г. в Омске на базе гарнизонной школы открыли «Азиатское училище» для подготовки переводчиков и толмачей. Мысль об ее учреждении принадлежала еще основателю второй Омской крепости, командиру Сибирского корпуса, генерал-поручику И.И. Шпрингеру. Укрепляя линию крепостей на Иртыше, он ставил своей задачей и обеспечение дружественных отношений с коренным населением. Но реализовать свою идею об открытии такой школы И.И. Шпрингер не сумел. Школа была открыта спустя 18 лет после его смерти, 25 апреля 1789 при генерал-майоре Штрандмане, занимавшем в то время пост командующего Сибирскими линиями.
Первоначально штат училища состоял из 25 учеников, двух учителей и офицера местного гарнизона для присмотра за учениками. Учеников набирали из детей казаков, солдат и чиновников-магометан, служивших в пограничных штатах. В 1790 г. в училище обучалось 18 русских (12 казачьих детей и 6 солдатских) и 7 татар и казахов. В училище этом, кроме русской грамоты и основ математики, преподавались языки татарский, турецкий, арабский и персидский .
На все её содержание в год отпускалось по 443 рубля 94 1/2 копеек ассигнациями . Известно, что на содержание училища с 1792 года было добавлено еще 197 рублей 40 копеек в год, и приказано ученикам выдавать провиант в натуральном виде. Либо до тех пор ученики питались полностью за свой счёт, либо начальство озаботилось тем, что полученные на пропитание деньги, дети не всегда тратили по назначению и вследствие чего, оставались голодными. На следующий год и обмундирование для воспитанников стали отшивать за казённый счёт, что потребовало дополнительных расходов еще на 110 рублей ассигнациями ежегодно. Ученики же получали жалования 6 рублей в год. В школе не было интерната, ученики жили на квартирах и собирались в ней только в часы, назначенные для учебных занятий.
В начале 19 века в школе стали обучаться и вольноприходящие ученики из сибирских магометан. В 1804 г. азиатская школа была переведена в здание бывшего военно-сиротского отделения (позднее военная прогимназия). Ее материальное положение значительно улучшилось при Генерал-губернаторе П.М. Капцевиче, увеличившем сумму расходов на содержание школы. Кроме того, ей предоставлялось право направлять для продолжения образования в Казанскую гимназию и университет лучших своих учеников. По окончании курса обучения они должны были вернуться в школу в качестве преподавателя или же поступить переводчиками восточных языков в ведомство сибирского начальства.
В 1828 при губернаторе И.А. Вельяминове школа была присоединена к училищу Сибирского линейного казачьего войска, а управление ею было поручено директору училища. Должность эту занимал полковник Н.Л. Черкасов, человек весьма образованный, служивший в 1812-14 гг. адъютантом в лейб-гвардейском полку Цесаревича Константина. Для помещения школы был нанят дом, принадлежавший Сибирскому казачьему войску. В 1829 г. был открыт класс топографов, ученики которого зачислялись в полуроту Сибирского Отдельного корпуса. Этот класс целиком набирался из казачьих детей. В это же время школу посетил уже тогда знаменитый путешественник и ученый Александр фон Гумбольт.
Preuss. Staats-Zeitung (1829 г.) написала статью по этому поводу, перевод которой осуществил популярный российский журнал "Сын Отечества" (т. VII, ч. 129), также информировавший читателей о столь значимом событии. Вот фрагмент из этой статьи. «…В Омске г. фон Гумбольдт с удовольствием осматривал Военное Училище Сибирских казаков, с которым соединена Азиатская Школа для образования переводчиков на Иртышской линии. Сие важное для просвещения тех стран заведение обязано существованием своим покойному ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ. В Военном Училище около 250 сыновей казачьих бесплатно обучаются Математике (по руководствам Лакруа), черчению и рисованию, Истории, Географии и началам Естественной истории. В Азиатской Школе 18 молодых людей обучаются языкам Монгольскому и Татарскому; вскоре начнут обучать их и Французскому. В обучении грамоте употребляется метода Ланкастерская. Не многие Военные Училища в Европе могут сравниться с сим заведением, в коем образуются обер и унтер-офицеры, под главным начальством Генерала Броневского. Чистота, порядок и нравственность необыкновенная. Путешественников приветствовали речами на Русском, Монгольском и Татарском языках…».
Сам Гумбольдт, отправивший письмо 15 августа 1829 министру финансов Российской империи графу Е.Н. Канкрину, уделил Омску всего лишь одно предложение, и то адресует его в сторону Азиатской школы: «…Омск. Здесь меня порадовала казачья школа, где нас приветствовали на русском, татарском и монгольском языках» .
В 1835 г. Генерал-губернатор Н.С. Сулима принял решение о слиянии азиатской школы с училищем, образовав в нём особый класс восточных языков. В 1836 число учеников в классе было увеличено до 30.
Распределение курсов предметов было составлено на педагогической конференции училища и утверждено Генерал-губернатором Западной Сибири князем П.Д. Горчаковым 16 ноября 1837 г. Согласно этому, в классе восточных языков имелось 3 отделения: одно готовило топографов (15 воспитанников), другое – переводчиков монгольского языка (5), третье – переводчиков татарского языка (10). Общими предметами для обучения на всех 3-х отделениях были: Закон Божий, русский, татарский, арабский, персидский языки, арифметика, история, география, и статистика. Помимо этого, ученики 1-го отделения дополнительно изучали алгебру, геометрию и тригонометрию с применением её к съемкам топографических планов и топографическое черчение, а на 2-м отделении было введено преподавание монгольского языка. Курс обучения всех 3-х отделениях был рассчитан на 8 лет, принимали сюда детей от 10 до 12 лет. Класс восточных языков существовал до 17 января 1847 (в это время училище Сибирского линейного казачьего войска было переименовано в Сибирский кадетский корпус). Ученики были переведены в особое отделение, учрежденное при Омском батальоне военных кантонистов. В 1870 в связи с реформой во внутреннем управлении киргизской степи отделение переводчиков и толмачей восточных языков было упразднено, а ее воспитанники были обращены в писари.
Для заселения казаками вновь строящихся укреплённых линий в конце XVIII века войскового населения было недостаточно. В сибирские казаки записывали запорожцев, захваченных после уманской резни, военнопленных, ссыльных. В 1797 году к линейным казакам присоединили 2 000 солдатских детей, живших в Тобольской и Томской губерниях. Одновременно были приняты меры по улучшению качества жизни казачат – с 2-х летнего возраста и до выхода на действительную службу, им полагалось по 1 четверику ? гранца муки ежемесячно.
При мужском населении войска в начале XIX века около 13 000 человек (6 000 находились на службе) такое массовое вливание извне не могло сказаться положительно на качестве сибирских казаков, особенно новых. Уже на следующий год после принятие в казаки солдатских детей Генерал-губернатор Западной Сибири Г.Г. Штрандман признал, что для того, чтобы усилить линейное казачье войско, необходимо не только увеличить жалование казакам, но и устроить школы для обучения казачат «грамоте, арифметике и геометрии».
К 1800 г. войсковое начальство озаботилось, наконец, развитием грамотности среди казачьего населения и сделало распоряжение об открытии во всех крепостях школ для обучения чтению и письму казачьих детей. В каждой школе положено было иметь не менее 10 учеников.
Вероятно, эти меры не были достаточными, потому что заступивший на должности Начальника пограничной линии и впоследствии ставший Командиром Отдельного Сибирского корпуса (1816 г.) генерал-лейтенант Г.И. Глазенап, приехавший в Сибирь в 1807 году, был поражен невежеством и полным отсутствием образования среди казачьего населения.
Из донесения генерал-лейтенанта Глазенапа Сенату (1808 г.): «Люди в войске и в физическом и в нравственном отношении превосходны: честность, доброта, верность своему долгу вместе с казачьей удалью и расторопностью, сохранились неприкосновенно от первобытных времён. Семейная жизнь со стороны нравственной стояла на высокой степени. Линейные казаки, за некоторым исключением, не были собственно земледельцы, а скотоводы и торговцы. Домостроительство было довольно удовлетворительно, не смотря на то, что их всякий, кто хотел, без разбора и отчёта кому-либо, гонял во все стороны. Офицеры были большею частью престарелые, мало или вовсе безграмотные. Между урядниками и казаками много стариков, служивших свыше 40 лет, между тем как в отставных и малолетках считались люди молодые и совершенно годные к службе…». Рискнём предположить, что последние и есть те самые уже возмужавшие солдатские дети.
Таким образом, один из образованнейших людей того времени в Сибири признавал одновременно успехи народной педагогики, воспитавшей в казаках положительные качества их характера и недостаток формального школьного образования, или точнее сказать – недостаток чисто научных знаний в казачьей среде.
В своём стремлении устроить правильное образование казаков Г.И. Глазенап нашел верного помощника в лице штабс-капитана гвардии С.Б. Броневского, которого поставил во главе войска. По распоряжению Глазенапа во всех 10-ти отделениях войска были учреждены школы для начального обучения казаков грамоте. Учителями в этих школах были урядники и казаки по выбору войскового начальства.
В 1815 г. Броневский осмотрел войско и заметил, что казачьи дети очень мало обучаются грамоте и «по бездействию своему остаются праздными, обращаются в шалостях и воспитываются в невежестве, лености, толико гибельных общественному благосостоянию». Во всех полках он приказал завести училища на 40 мальчиков в каждом. Школьные помещения устроить за счёт полковых экономических сумм или отвести под школы хорошие квартиры. Детей казаков обязывали посещать школы в обязательном порядке с 7 лет. Занятия проходили ежедневно по 4 часа утром и 3 часа после обеда. В полковых школах преподавались чтение и письмо, катехизис, священная история и арифметика. Указывалось также завести в каждом поселении станичные школы. К 1818 г. число учеников в школах достигло 2 000 , в 1820 только в полковых и эскадронных школах войска обучалось 2107 казачат , а в 1825 г. насчитывалось уже 117 станичных школ, в которых обучалось 2638 учеников .
С именем Глазенапа связано еще одно нововведение в войске: Незадолго до своей смерти (1819 г.) Григорий Иванович ходатайствовал о приготовлении 10 казачьих воспитанников при Омском военном госпитале. Это не первая попытка профессионального образования казачьих детей, но, возможно, первый случай обучения профессионалов для нужд войска на стороне. По мере развития казачьего образования в Сибири, такой порядок стал общепринятым.
26 декабря того же года Броневский предписывал полковым командирам, чтобы учебное время в полковых и сотенных школах сократить с 8-ми до 4-х часов в сутки, в летнее время вообще увольнять детей от занятий в школе в распоряжение родителей. Мотивы специально не объясняются, но вполне ясно, что новое предписание является следствием охватившего всю Сибирь того времени духа рационализма и необходимости самообеспечения казачьих полков за счёт производства казаками товаров сельского хозяйства. Однако это же предписание обязывало командиров принять меры к лучшей подготовке казачьих малолетков к военной службе. Предписывалось перед занятиями в классах и после обучать их строю и владению оружием, учить рубить саблями (деревянными), а для формирования этих навыков использовать в качестве наставников строевых урядников или «искусных в сём деле воспитанников полковых училищ».
Уже на следующий год приемник Г.И. Глазенапа новый корпусной командир генерал Капцевич прямо указывает завести во всех 10-ти казачьих полках казённое хлебопашество с целью улучшить материальное состояние казачьего войска и, в продолжение своей идеи, в 1822 году распоряжается командировать для обучения в земледельческой школе при Императорском Московском обществе сельского хозяйства 2-х казачьих малолетков стипендиатами с платою из войскового капитала по 500 рублей в год за каждого. Все эти нововведения повлияли, так или иначе, не только на обучение казачьих детей, но и на боевую учёбу в казачьих полках.
Если сравнивать положение дел того времени военного и гражданского ведомств в области образования, то сравнение будет не в пользу последнего. В 1806 году в Сибири было всего 2-е гимназии – в Тобольске и Иркутске, причём до 1823 года число учеников в Тобольской гимназии не превышало 27. О народном образовании в Сибири в то время еще только начинали говорить, но не более того.
Назначенный в 1819 г. сибирским Генерал-губернатором М.М. Сперанский пришел к самым неутешительным выводам по поводу современного ему положения дел, в том числе касаемо образования в крае. «Сибирь есть просто Сибирь», – писал он своим друзьям: «…прекрасное место для ссыльных, выгодное для некоторых частей торговли, любопытное и богатое для минералогии, но не место для устроения собственности твёрдой, основанной на хлебопашестве, фабриках и внутренней торговле».
Тем не менее, сразу по приезду Сперанский взялся правильно устраивать учебную часть. Он стал также новатором в деле методического обеспечения учебного процесса. Именно он привёз в Сибирь книжку о ланкастерской методе, которая в то время в России только начала вводиться и пытался распространить её в Сибири, что в какой-то степени удалось, например, позже ей пользовались в Войсковом казачьем училище. Не останавливаясь на перечислении всех его административных нововведений, заметим, что в разработанном при Сперанском Уставе о сибирских городовых казакам (1822 г.) были главы о детях полковых казаков и об обучении детей станичных казаков.
Вменялось при попечении Гражданских Губернаторов учреждать в полках и станицах школы, а в сотнях и других местах, где квартируют городовые казаки – их отделения. В этих школах преподавали Закон Божий, чтение, письмо и арифметику. Полковые школы должны были содержаться за счёт казны, а станичные за счёт самих казаков. Станичникам можно было отправлять своих детей в полковые школы, но при условии содержания их за собственный счёт (за обучение ничего не платили), а детям, демонстрирующим особенные успехи, разрешалось поступать в уездные училища и губернские гимназии. При школах призревались сироты казаков, не имеющие родственников.
О наличии или отсутствии у городовых казаков собственных школ до публикации Устава ничего не известно. Вероятнее всего, до 1822 года они довольствовались лишь гарнизонными школами.
Вследствие реформ Сперанского управление Сибири было разделено на Восточное и Западное. Рекомендуя П.М. Капцевича на должность Генерал-губернатора Западной Сибири, М.М. Сперанский стремился завершить конфликт между гражданской и военной властями, назначив Генерал-губернатором командующего войсками, расквартированными в крае. Относительно административных способностей П.М. Капцевича и методов его управления Сперанский не питал особых иллюзий. В свою очередь П.М. Капцевич, познакомившись с местными условиями, пришел к выводу о нереальности и даже отяготительности для сибирского населения некоторых преобразований Сперанского.
П.М. Капцевич в продолжение своей политики в отношении сибирского казачества значительно сократил число начальных школ по всем 10-ти полкам войска. Тем он желал дать возможность казачьим детям помогать своим отцам расширить обработку земли под общественную пашню с конечной целью якобы поднять благосостояние казаков, старался научить казака в одно и то же время «и шашкой владеть и пашню пахать».
В 1825 г. войсковое командование отменило обязательное обучение и станичные школы стали закрываться.
Народное образование с момента отъезда Сперанского и до 50-х годов вообще шло довольно медленно, многие сельские школы закрылись, и только после ревизии Западной Сибири генерал-адъютанта Анненкова снова настоятельно возник вопрос о народном образовании.
Правда, сменивший на посту Генерал-губернатора Капцевича генерал И.А. Вельяминов 23-го августа 1828 года предлагал войсковому начальству, в виду значительного уменьшения общественных запашек, увеличить число школ и учащихся в них, чтобы все мальчики от 10-ти до 17-ти лет имели возможность учиться. По распоряжению Вельяминова издаются: инструкции о внутреннем управлении полковых и эскадронных школ; точная программа курса обучения казачат в школе; расписание учебных занятий и наставление о порядке преподавания учебных предметов.
В курс обучения входили следующие предметы: 1) чтение и письмо по методе взаимного обучения Ланкастера; 2) краткий катехизис; 3) краткая священная история; 4) грамматика; 5) арифметика; 6) рисование; 7) воинские уставы и артикулы. Алгебра, геометрия, черчение планов и ситуаций, преподававшиеся в этих школах ранее были исключены из курса.
Курс обучения продолжался 7 лет. Ученики разделялись на два класса – первый и второй. В первом классе курс был однолетний, остальные шесть ученики проводили во втором старшем классе. Во время обработки полей, сенокошения и жатвы, дети обязательно освобождались от школьных занятий.
Эти предложения могли так и остаться только на бумаге. Через 3 года в войске оставалось всего 49 начальных школ при 68 учителях и 1041 учащихся , в 1835 г. по войску числилось в полковых и эскадронных школах 66 учителей (25 урядников и 41 казак) , а к 1 января 1848 г. в полках осталось всего 48 учителей.
О том, что положение дел с начальным образованием в Сибирском войске к 50-м годам всё-таки пытались поправить свидетельствуют официальные документы: Положение о Тобольском пешем казачьем батальоне и Тобольском конном полку (1849 г.) и Положение о Сибирском линейном казачьем войске (1847 г.). Оба документа содержат параграфы, прямо устанавливающие обязанность воинских начальников учреждать школы: в батальоне – ротные, в полках – полковые, и в каждой сотне – сотенные; в последние устанавливалось принимать казачьих детей из ближайших станиц до 20-ти человек в каждую.
Для обучения казачьих детей были установлены следующие предметы:
1) Закон Божий;
2) Русская грамматика, а в полковой школе (Тобольского конного полка, т.к. он формировался из татар) и татарский язык;
3) Чистописание;
4) Арифметика, до тройного правила, включительно;
5) Первоначальное фронтовое образование;
6) Рисование .
Закон Божий преподавался законоучителем, а для преподавания прочих предметов и фронтового образования, было положено в каждой школе по одному учителю, из урядников хорошей нравственности и знающих свое дело. Этот учитель одновременно являлся смотрителем школы. Учителям сотенных школ производилось жалование и обмундирование от войсковой казны, а от государственной казны – провиант и фураж наравне с резервными нижними чинами.
Школы состояли по хозяйственной и учебным частям под непосредственным надзором: ротная – ротных командиров, полковая – полкового и бригадного командиров, и под высшим наблюдением войскового начальства.
В ротных школах, учреждалась для воспитанников большого и среднего возрастов, по примеру батальонов военных кантонистов, особая мастерская, для обучения необходимым для казаков ремеслам.
Кроме сотенных школ в Сибирском линейном казачьем войске существовала бригадная школа, для приготовления урядников в конно-артиллерийскую батарею.
Примечательно еще и то, что Положение о Сибирском линейном казачьем войске устанавливало правила переписи малолетков и их довольствие. Переписи подлежали все дети мужеского пола: а) офицерские, рожденные в казачьем, или урядничьем звании их отцов; б) собственно урядничьи, писарские и фельдшерские; и в) казачьи. По достижении 17 лет от роду, все они, под именем малолетков, употреблялись в станичные повинности в течение двух лет, т.е. по 20 год их возраста. С переходом в 20 год, все малолетки зачислялись в казаки, приводились на верность службы к присяге и приступали к действительной службе.
Все дети от 2-х до 18-ти лет, т.е. до зачисления в действительную службу, получали от казны провиант – по 1-му четверику муки в месяц . 1 четверик (мера объема сыпучих тел) был равен 8 гарнцам или 26,24 л. Т.е. примерно 18 кг муки, что в ценах 2010 года стоит около 180 рублей и примерно равно современному пособию на ребёнка в полной семье – 220 рублей в месяц.
Как уже отмечалось, казачье образование в Сибири имело практическое назначение. В народной среде – в большей степени было посвящено вопросам взращивания казака-воина, способного выживать в сложных условиях боёв и походов, имеющего четко обозначенные морально-этические нормы и правила, верящего в непреложные истины бытия, основанные на идеалах православия. Со стороны правительства отношение к казачьему образованию постоянно менялось – от полного отрицания необходимости обучать казаков грамоте до введения всеобщего начального образования в войске. Если первое можно считать постоянным стабильным фактором, то второе всегда имеет переменный и прагматичный характер, зависящий от конкретных интересов государственной власти в конкретных исторических обстоятельствах. Причём прослеживается явная тенденция – извлекать максимальную выгоду от казачества, при минимуме вложений, опираясь на самовоспроизводство, самообеспечение и отчасти на самоуправление последнего.
Системное казачье образование, таким образом, складывалось под влиянием постоянно изменяющихся потребностей государственной власти в Сибири, но при нескольких стабилизирующий факторах: во-первых, под влиянием традиционной казачьей культуры остается почти неизменной воспитательная часть образования, во-вторых, учебная его часть так или иначе, посвящена основной профессиональной деятельности казаков – военной службе. В XIX веке казачье образование развивалось в разнообразных формах: от начального до высшего, от ремесленного до офицерского, от элитарного до всеобщего.
По сведениям за 1812 год видно, что из общего числа 5950-ти состоявших тогда на службе сибирских линейных казаков нижнего звания, грамотных было 745 человек; из 43-х офицеров, за исключением одного, все были грамотные, со знанием многими из них алгебры и геометрии и черчения планов.
Замечательно уважение, с каким относились в то время, в среде сибирского казачества к образованию, не только высшие его представители, но и все мало-мальски выделявшиеся из народной неграмотной среды люди.
Просматривая послужные списки казачьих офицеров, начала XIX столетия, Г.Е. Катанаев поражался той старательности, с которой отмечается в этих списках всякое малейшее сведение, могущее показать хотя бы самую слабую прикосновенность того или иного из офицеров к науке. Тщательность отметок по этой части доходит в некоторых из формуляров до смешного: например, про одного офицера в его формуляре значится, что он в числе прочей книжной мудрости знает «географию России до торговли», про другого пишется, что он превзошел ту же науку, «до северной полосы»; третий знает – «артиллерийские записки первую главу»; четвертый усвоил алгебру «до пропорций гармонических», «российскую грамматику до спряжений» и т.д. Против некоторых значится, что они знают «науку сельского хозяйства и гражданскую архитектуру». Чаще всего у лиц прошедших войсковое училище отмечается знакомство их с арифметикою, алгеброю, геометрией, тригонометрией и практикой (т.е. топографией и геодезией). Особенно ценилось умение чертить, рисовать и иллюминовать планы и разного рода технически чертежи. Отметки: «черчению ситуации пером, черчению и иллюминованию артиллерийских и фортификационных планов, искусствам рисования рашкулем и кистью знает», – встречаются весьма часто. Против офицеров, не проходивших школьного учения, писалось обыкновенно, что они «российской грамоте читать и писать умеют, по-киргизски говорят». Значение киргизского языка между офицерами этой категории, как и вообще между сибирскими казаками, очевидно, было очень распространено.
Впоследствии, во 2-й половине XIX века, знание киргизского языка и усвоение казаками некоторых обычаев этого народа ставились современниками в качестве признака низкого культурного развития. Сами же казаки в быту говорили по-киргизски, только потому, что этот язык, с их точки зрения, проще.
* * *
В связи с частыми сношениями с сопредельными странами на востоке, для российского правительства всегда остро стоял вопрос о подготовке в Сибири переводчиков, знающих языки местного населения и соседних народов. 11 июня 1696 г. царской грамотой предписывалось тобольскому воеводе А.Ф. Нарышкину отобрать несколько молодых казаков, «которые б писать умели», и «выучить» их «у иноземцов калмыцкой грамоте, чтоб они и калмыцкому языку научены были». В конце XVII в. в Тобольске числилось на жалованье 8 толмачей (вогульский, калмыцкий, два остяцких, четыре татарских) и 2 «переводчика писем» (с монгольского и калмыцкого).
В начале 1760-х гг. в Тобольске открыли школу татарского языка. При этом инициатор открытия губернатор Ф.И. Соймонов ссылался на пример Астрахани, где существовала «Азиатская школа» на 12 учеников.
Из детей местных служилых Соймонов отобрал 6 мальчиков (одного казачьего сына и 5 — из тобольских дворян и детей боярских), которые достаточно хорошо умели читать и писать, и отдал их в обучение переводчику калмыцкого языка Девятияровскому и бухарскому старшине М. Алимову.
Первым в 1789 г. в Омске на базе гарнизонной школы открыли «Азиатское училище» для подготовки переводчиков и толмачей. Мысль об ее учреждении принадлежала еще основателю второй Омской крепости, командиру Сибирского корпуса, генерал-поручику И.И. Шпрингеру. Укрепляя линию крепостей на Иртыше, он ставил своей задачей и обеспечение дружественных отношений с коренным населением. Но реализовать свою идею об открытии такой школы И.И. Шпрингер не сумел. Школа была открыта спустя 18 лет после его смерти, 25 апреля 1789 при генерал-майоре Штрандмане, занимавшем в то время пост командующего Сибирскими линиями.
Первоначально штат училища состоял из 25 учеников, двух учителей и офицера местного гарнизона для присмотра за учениками. Учеников набирали из детей казаков, солдат и чиновников-магометан, служивших в пограничных штатах. В 1790 г. в училище обучалось 18 русских (12 казачьих детей и 6 солдатских) и 7 татар и казахов. В училище этом, кроме русской грамоты и основ математики, преподавались языки татарский, турецкий, арабский и персидский .
На все её содержание в год отпускалось по 443 рубля 94 1/2 копеек ассигнациями . Известно, что на содержание училища с 1792 года было добавлено еще 197 рублей 40 копеек в год, и приказано ученикам выдавать провиант в натуральном виде. Либо до тех пор ученики питались полностью за свой счёт, либо начальство озаботилось тем, что полученные на пропитание деньги, дети не всегда тратили по назначению и вследствие чего, оставались голодными. На следующий год и обмундирование для воспитанников стали отшивать за казённый счёт, что потребовало дополнительных расходов еще на 110 рублей ассигнациями ежегодно. Ученики же получали жалования 6 рублей в год. В школе не было интерната, ученики жили на квартирах и собирались в ней только в часы, назначенные для учебных занятий.
В начале 19 века в школе стали обучаться и вольноприходящие ученики из сибирских магометан. В 1804 г. азиатская школа была переведена в здание бывшего военно-сиротского отделения (позднее военная прогимназия). Ее материальное положение значительно улучшилось при Генерал-губернаторе П.М. Капцевиче, увеличившем сумму расходов на содержание школы. Кроме того, ей предоставлялось право направлять для продолжения образования в Казанскую гимназию и университет лучших своих учеников. По окончании курса обучения они должны были вернуться в школу в качестве преподавателя или же поступить переводчиками восточных языков в ведомство сибирского начальства.
В 1828 при губернаторе И.А. Вельяминове школа была присоединена к училищу Сибирского линейного казачьего войска, а управление ею было поручено директору училища. Должность эту занимал полковник Н.Л. Черкасов, человек весьма образованный, служивший в 1812-14 гг. адъютантом в лейб-гвардейском полку Цесаревича Константина. Для помещения школы был нанят дом, принадлежавший Сибирскому казачьему войску. В 1829 г. был открыт класс топографов, ученики которого зачислялись в полуроту Сибирского Отдельного корпуса. Этот класс целиком набирался из казачьих детей. В это же время школу посетил уже тогда знаменитый путешественник и ученый Александр фон Гумбольт.
Preuss. Staats-Zeitung (1829 г.) написала статью по этому поводу, перевод которой осуществил популярный российский журнал "Сын Отечества" (т. VII, ч. 129), также информировавший читателей о столь значимом событии. Вот фрагмент из этой статьи. «…В Омске г. фон Гумбольдт с удовольствием осматривал Военное Училище Сибирских казаков, с которым соединена Азиатская Школа для образования переводчиков на Иртышской линии. Сие важное для просвещения тех стран заведение обязано существованием своим покойному ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ. В Военном Училище около 250 сыновей казачьих бесплатно обучаются Математике (по руководствам Лакруа), черчению и рисованию, Истории, Географии и началам Естественной истории. В Азиатской Школе 18 молодых людей обучаются языкам Монгольскому и Татарскому; вскоре начнут обучать их и Французскому. В обучении грамоте употребляется метода Ланкастерская. Не многие Военные Училища в Европе могут сравниться с сим заведением, в коем образуются обер и унтер-офицеры, под главным начальством Генерала Броневского. Чистота, порядок и нравственность необыкновенная. Путешественников приветствовали речами на Русском, Монгольском и Татарском языках…».
Сам Гумбольдт, отправивший письмо 15 августа 1829 министру финансов Российской империи графу Е.Н. Канкрину, уделил Омску всего лишь одно предложение, и то адресует его в сторону Азиатской школы: «…Омск. Здесь меня порадовала казачья школа, где нас приветствовали на русском, татарском и монгольском языках» .
В 1835 г. Генерал-губернатор Н.С. Сулима принял решение о слиянии азиатской школы с училищем, образовав в нём особый класс восточных языков. В 1836 число учеников в классе было увеличено до 30.
Распределение курсов предметов было составлено на педагогической конференции училища и утверждено Генерал-губернатором Западной Сибири князем П.Д. Горчаковым 16 ноября 1837 г. Согласно этому, в классе восточных языков имелось 3 отделения: одно готовило топографов (15 воспитанников), другое – переводчиков монгольского языка (5), третье – переводчиков татарского языка (10). Общими предметами для обучения на всех 3-х отделениях были: Закон Божий, русский, татарский, арабский, персидский языки, арифметика, история, география, и статистика. Помимо этого, ученики 1-го отделения дополнительно изучали алгебру, геометрию и тригонометрию с применением её к съемкам топографических планов и топографическое черчение, а на 2-м отделении было введено преподавание монгольского языка. Курс обучения всех 3-х отделениях был рассчитан на 8 лет, принимали сюда детей от 10 до 12 лет. Класс восточных языков существовал до 17 января 1847 (в это время училище Сибирского линейного казачьего войска было переименовано в Сибирский кадетский корпус). Ученики были переведены в особое отделение, учрежденное при Омском батальоне военных кантонистов. В 1870 в связи с реформой во внутреннем управлении киргизской степи отделение переводчиков и толмачей восточных языков было упразднено, а ее воспитанники были обращены в писари.
* * *
Для заселения казаками вновь строящихся укреплённых линий в конце XVIII века войскового населения было недостаточно. В сибирские казаки записывали запорожцев, захваченных после уманской резни, военнопленных, ссыльных. В 1797 году к линейным казакам присоединили 2 000 солдатских детей, живших в Тобольской и Томской губерниях. Одновременно были приняты меры по улучшению качества жизни казачат – с 2-х летнего возраста и до выхода на действительную службу, им полагалось по 1 четверику ? гранца муки ежемесячно.
При мужском населении войска в начале XIX века около 13 000 человек (6 000 находились на службе) такое массовое вливание извне не могло сказаться положительно на качестве сибирских казаков, особенно новых. Уже на следующий год после принятие в казаки солдатских детей Генерал-губернатор Западной Сибири Г.Г. Штрандман признал, что для того, чтобы усилить линейное казачье войско, необходимо не только увеличить жалование казакам, но и устроить школы для обучения казачат «грамоте, арифметике и геометрии».
К 1800 г. войсковое начальство озаботилось, наконец, развитием грамотности среди казачьего населения и сделало распоряжение об открытии во всех крепостях школ для обучения чтению и письму казачьих детей. В каждой школе положено было иметь не менее 10 учеников.
Вероятно, эти меры не были достаточными, потому что заступивший на должности Начальника пограничной линии и впоследствии ставший Командиром Отдельного Сибирского корпуса (1816 г.) генерал-лейтенант Г.И. Глазенап, приехавший в Сибирь в 1807 году, был поражен невежеством и полным отсутствием образования среди казачьего населения.
Из донесения генерал-лейтенанта Глазенапа Сенату (1808 г.): «Люди в войске и в физическом и в нравственном отношении превосходны: честность, доброта, верность своему долгу вместе с казачьей удалью и расторопностью, сохранились неприкосновенно от первобытных времён. Семейная жизнь со стороны нравственной стояла на высокой степени. Линейные казаки, за некоторым исключением, не были собственно земледельцы, а скотоводы и торговцы. Домостроительство было довольно удовлетворительно, не смотря на то, что их всякий, кто хотел, без разбора и отчёта кому-либо, гонял во все стороны. Офицеры были большею частью престарелые, мало или вовсе безграмотные. Между урядниками и казаками много стариков, служивших свыше 40 лет, между тем как в отставных и малолетках считались люди молодые и совершенно годные к службе…». Рискнём предположить, что последние и есть те самые уже возмужавшие солдатские дети.
Таким образом, один из образованнейших людей того времени в Сибири признавал одновременно успехи народной педагогики, воспитавшей в казаках положительные качества их характера и недостаток формального школьного образования, или точнее сказать – недостаток чисто научных знаний в казачьей среде.
В своём стремлении устроить правильное образование казаков Г.И. Глазенап нашел верного помощника в лице штабс-капитана гвардии С.Б. Броневского, которого поставил во главе войска. По распоряжению Глазенапа во всех 10-ти отделениях войска были учреждены школы для начального обучения казаков грамоте. Учителями в этих школах были урядники и казаки по выбору войскового начальства.
В 1815 г. Броневский осмотрел войско и заметил, что казачьи дети очень мало обучаются грамоте и «по бездействию своему остаются праздными, обращаются в шалостях и воспитываются в невежестве, лености, толико гибельных общественному благосостоянию». Во всех полках он приказал завести училища на 40 мальчиков в каждом. Школьные помещения устроить за счёт полковых экономических сумм или отвести под школы хорошие квартиры. Детей казаков обязывали посещать школы в обязательном порядке с 7 лет. Занятия проходили ежедневно по 4 часа утром и 3 часа после обеда. В полковых школах преподавались чтение и письмо, катехизис, священная история и арифметика. Указывалось также завести в каждом поселении станичные школы. К 1818 г. число учеников в школах достигло 2 000 , в 1820 только в полковых и эскадронных школах войска обучалось 2107 казачат , а в 1825 г. насчитывалось уже 117 станичных школ, в которых обучалось 2638 учеников .
С именем Глазенапа связано еще одно нововведение в войске: Незадолго до своей смерти (1819 г.) Григорий Иванович ходатайствовал о приготовлении 10 казачьих воспитанников при Омском военном госпитале. Это не первая попытка профессионального образования казачьих детей, но, возможно, первый случай обучения профессионалов для нужд войска на стороне. По мере развития казачьего образования в Сибири, такой порядок стал общепринятым.
26 декабря того же года Броневский предписывал полковым командирам, чтобы учебное время в полковых и сотенных школах сократить с 8-ми до 4-х часов в сутки, в летнее время вообще увольнять детей от занятий в школе в распоряжение родителей. Мотивы специально не объясняются, но вполне ясно, что новое предписание является следствием охватившего всю Сибирь того времени духа рационализма и необходимости самообеспечения казачьих полков за счёт производства казаками товаров сельского хозяйства. Однако это же предписание обязывало командиров принять меры к лучшей подготовке казачьих малолетков к военной службе. Предписывалось перед занятиями в классах и после обучать их строю и владению оружием, учить рубить саблями (деревянными), а для формирования этих навыков использовать в качестве наставников строевых урядников или «искусных в сём деле воспитанников полковых училищ».
Уже на следующий год приемник Г.И. Глазенапа новый корпусной командир генерал Капцевич прямо указывает завести во всех 10-ти казачьих полках казённое хлебопашество с целью улучшить материальное состояние казачьего войска и, в продолжение своей идеи, в 1822 году распоряжается командировать для обучения в земледельческой школе при Императорском Московском обществе сельского хозяйства 2-х казачьих малолетков стипендиатами с платою из войскового капитала по 500 рублей в год за каждого. Все эти нововведения повлияли, так или иначе, не только на обучение казачьих детей, но и на боевую учёбу в казачьих полках.
Если сравнивать положение дел того времени военного и гражданского ведомств в области образования, то сравнение будет не в пользу последнего. В 1806 году в Сибири было всего 2-е гимназии – в Тобольске и Иркутске, причём до 1823 года число учеников в Тобольской гимназии не превышало 27. О народном образовании в Сибири в то время еще только начинали говорить, но не более того.
Назначенный в 1819 г. сибирским Генерал-губернатором М.М. Сперанский пришел к самым неутешительным выводам по поводу современного ему положения дел, в том числе касаемо образования в крае. «Сибирь есть просто Сибирь», – писал он своим друзьям: «…прекрасное место для ссыльных, выгодное для некоторых частей торговли, любопытное и богатое для минералогии, но не место для устроения собственности твёрдой, основанной на хлебопашестве, фабриках и внутренней торговле».
Тем не менее, сразу по приезду Сперанский взялся правильно устраивать учебную часть. Он стал также новатором в деле методического обеспечения учебного процесса. Именно он привёз в Сибирь книжку о ланкастерской методе, которая в то время в России только начала вводиться и пытался распространить её в Сибири, что в какой-то степени удалось, например, позже ей пользовались в Войсковом казачьем училище. Не останавливаясь на перечислении всех его административных нововведений, заметим, что в разработанном при Сперанском Уставе о сибирских городовых казакам (1822 г.) были главы о детях полковых казаков и об обучении детей станичных казаков.
Вменялось при попечении Гражданских Губернаторов учреждать в полках и станицах школы, а в сотнях и других местах, где квартируют городовые казаки – их отделения. В этих школах преподавали Закон Божий, чтение, письмо и арифметику. Полковые школы должны были содержаться за счёт казны, а станичные за счёт самих казаков. Станичникам можно было отправлять своих детей в полковые школы, но при условии содержания их за собственный счёт (за обучение ничего не платили), а детям, демонстрирующим особенные успехи, разрешалось поступать в уездные училища и губернские гимназии. При школах призревались сироты казаков, не имеющие родственников.
О наличии или отсутствии у городовых казаков собственных школ до публикации Устава ничего не известно. Вероятнее всего, до 1822 года они довольствовались лишь гарнизонными школами.
Вследствие реформ Сперанского управление Сибири было разделено на Восточное и Западное. Рекомендуя П.М. Капцевича на должность Генерал-губернатора Западной Сибири, М.М. Сперанский стремился завершить конфликт между гражданской и военной властями, назначив Генерал-губернатором командующего войсками, расквартированными в крае. Относительно административных способностей П.М. Капцевича и методов его управления Сперанский не питал особых иллюзий. В свою очередь П.М. Капцевич, познакомившись с местными условиями, пришел к выводу о нереальности и даже отяготительности для сибирского населения некоторых преобразований Сперанского.
П.М. Капцевич в продолжение своей политики в отношении сибирского казачества значительно сократил число начальных школ по всем 10-ти полкам войска. Тем он желал дать возможность казачьим детям помогать своим отцам расширить обработку земли под общественную пашню с конечной целью якобы поднять благосостояние казаков, старался научить казака в одно и то же время «и шашкой владеть и пашню пахать».
В 1825 г. войсковое командование отменило обязательное обучение и станичные школы стали закрываться.
Народное образование с момента отъезда Сперанского и до 50-х годов вообще шло довольно медленно, многие сельские школы закрылись, и только после ревизии Западной Сибири генерал-адъютанта Анненкова снова настоятельно возник вопрос о народном образовании.
Правда, сменивший на посту Генерал-губернатора Капцевича генерал И.А. Вельяминов 23-го августа 1828 года предлагал войсковому начальству, в виду значительного уменьшения общественных запашек, увеличить число школ и учащихся в них, чтобы все мальчики от 10-ти до 17-ти лет имели возможность учиться. По распоряжению Вельяминова издаются: инструкции о внутреннем управлении полковых и эскадронных школ; точная программа курса обучения казачат в школе; расписание учебных занятий и наставление о порядке преподавания учебных предметов.
В курс обучения входили следующие предметы: 1) чтение и письмо по методе взаимного обучения Ланкастера; 2) краткий катехизис; 3) краткая священная история; 4) грамматика; 5) арифметика; 6) рисование; 7) воинские уставы и артикулы. Алгебра, геометрия, черчение планов и ситуаций, преподававшиеся в этих школах ранее были исключены из курса.
Курс обучения продолжался 7 лет. Ученики разделялись на два класса – первый и второй. В первом классе курс был однолетний, остальные шесть ученики проводили во втором старшем классе. Во время обработки полей, сенокошения и жатвы, дети обязательно освобождались от школьных занятий.
Эти предложения могли так и остаться только на бумаге. Через 3 года в войске оставалось всего 49 начальных школ при 68 учителях и 1041 учащихся , в 1835 г. по войску числилось в полковых и эскадронных школах 66 учителей (25 урядников и 41 казак) , а к 1 января 1848 г. в полках осталось всего 48 учителей.
О том, что положение дел с начальным образованием в Сибирском войске к 50-м годам всё-таки пытались поправить свидетельствуют официальные документы: Положение о Тобольском пешем казачьем батальоне и Тобольском конном полку (1849 г.) и Положение о Сибирском линейном казачьем войске (1847 г.). Оба документа содержат параграфы, прямо устанавливающие обязанность воинских начальников учреждать школы: в батальоне – ротные, в полках – полковые, и в каждой сотне – сотенные; в последние устанавливалось принимать казачьих детей из ближайших станиц до 20-ти человек в каждую.
Для обучения казачьих детей были установлены следующие предметы:
1) Закон Божий;
2) Русская грамматика, а в полковой школе (Тобольского конного полка, т.к. он формировался из татар) и татарский язык;
3) Чистописание;
4) Арифметика, до тройного правила, включительно;
5) Первоначальное фронтовое образование;
6) Рисование .
Закон Божий преподавался законоучителем, а для преподавания прочих предметов и фронтового образования, было положено в каждой школе по одному учителю, из урядников хорошей нравственности и знающих свое дело. Этот учитель одновременно являлся смотрителем школы. Учителям сотенных школ производилось жалование и обмундирование от войсковой казны, а от государственной казны – провиант и фураж наравне с резервными нижними чинами.
Школы состояли по хозяйственной и учебным частям под непосредственным надзором: ротная – ротных командиров, полковая – полкового и бригадного командиров, и под высшим наблюдением войскового начальства.
В ротных школах, учреждалась для воспитанников большого и среднего возрастов, по примеру батальонов военных кантонистов, особая мастерская, для обучения необходимым для казаков ремеслам.
Кроме сотенных школ в Сибирском линейном казачьем войске существовала бригадная школа, для приготовления урядников в конно-артиллерийскую батарею.
Примечательно еще и то, что Положение о Сибирском линейном казачьем войске устанавливало правила переписи малолетков и их довольствие. Переписи подлежали все дети мужеского пола: а) офицерские, рожденные в казачьем, или урядничьем звании их отцов; б) собственно урядничьи, писарские и фельдшерские; и в) казачьи. По достижении 17 лет от роду, все они, под именем малолетков, употреблялись в станичные повинности в течение двух лет, т.е. по 20 год их возраста. С переходом в 20 год, все малолетки зачислялись в казаки, приводились на верность службы к присяге и приступали к действительной службе.
Все дети от 2-х до 18-ти лет, т.е. до зачисления в действительную службу, получали от казны провиант – по 1-му четверику муки в месяц . 1 четверик (мера объема сыпучих тел) был равен 8 гарнцам или 26,24 л. Т.е. примерно 18 кг муки, что в ценах 2010 года стоит около 180 рублей и примерно равно современному пособию на ребёнка в полной семье – 220 рублей в месяц.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Последнее редактирование: 20 мая 2011 09:26 от akutnik70.
- akutnik70
- Не в сети
20 мая 2011 10:37 - 20 мая 2011 10:43 #578
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Казачье образование в Сибирском линейном казачьем войске. Часть 2
Без преувеличения можно назвать самым важным деянием генерал-лейтенанта Г.И. Глазенапа открытие в 1813 году Войскового училища. Открытое 1-го мая 1813 года первое в Сибири среднее военно-учебное заведение Сибирское линейное казачье войско благословило иконой своего небесного патрона святителя Николая Чудотворца. (Икона хранилась как святыня и реликвия в стенах Сибирского кадетского корпуса в г. Омске более 100 лет и исчезла, как и другие святыни сибирского казачества в годы Гражданской войны. Восстановлена святыня через 190 лет – в день Войскового праздника сибирских казаков, на плацу Сибирского кадетского корпуса, в присутствии Советника Президента по делам казачества Героя России генерал-полковника Г.Н. Трошева, от имени Сибирского войскового казачьего общества, Войсковым Атаманом казачьим генералом В.Я. Плетнёвым первому казачьему классу была пожалована икона Николая Чудотворца. После расформирования этого казачьего класса икона была передана, также в день войскового праздника в 2008 г., бывшим офицером-воспитателем СКК есаулом А.К. Кутником директору Бердского казачьего кадетского корпуса им. Героя России Олега Куянова казачьему полковнику В.С. Кирдячкину, где находится и поныне.)
Первоначально комплект учеников определялся в 30 человек: 20 на содержании за войсковой счёт (по 2 человека от каждого полка) и 10 на пропитании за собственный счёт (по 1 человеку от полка). Приём в училище производился без всяких формальностей. Достаточно лишь было представить мальчика смотрителю, и он его зачислял в штат без всяких предварительных экзаменов, даже не требуя документов. Иногда в училище самостоятельно обращались сироты, которых также зачисляли только на одном основании – заявление о желании учиться. К концу первого года количество учеников возросло до 55 человек, что превышало положенный штат почти в 2 раза. Требовалось расширение штата и соответственно увеличение расходов, которые планировалось компенсировать взиманием денежных пособий от сибирских казачьих полков. 17-го декабря 1813 генерал Глазенап установил взимать с казачьих полков всего 3 500 рублей и одновременно предложил увеличить штат до 100 учеников, а на сбор недостающих средств открыть в войске и среди частных лиц подписку.
С открытием новых вакансий и новых источников дохода прием в училище продолжился и к концу 2-го года число воспитанников снова превысило положенное, и опять почти в 2 раза – до 186 человек. Тогда Г.И. Глазенап, идя навстречу стремлению казачьего населения к учёбе, приказал считать всех воспитанников старше 14 лет считать на действительной службе и производить им полное довольствие, которое шло в доход училища. Теперь сумма на содержание воспитанников росла сообразно их количеству и достигла 18 000 рублей.
В дальнейшем количество учеников продолжало расти и достигло к 1819 году 322-х человек. Такова была потребность сибирских казаков в образовании.
В связи с расширением штата училища увеличивался и его преподавательский состав, который первоначально состоял лишь из смотрителя классов из отставных казачьих офицеров и 3-х учителей. С 1817 года училище было разделено на две сотни. Сотенными командирами были назначены выпускники училища – прапорщики Шрамов и Пахомов, в обязанности которых входила забота о физическом, нравственном и умственном воспитании учеников. В помощь им назначались во все классные отделения «старшие» – воспитанники, которые наблюдали за внешним и внутренним порядков в отсутствие учителей, проводили некоторые занятия и служили репетиторами младшим или слабейшим ученикам.
В 1815 году для преподавания Закона Божия был приглашен протоиерей Омского военного собора о. Илья Любомудров, а потом и дьякон той же церкви Паникаровский. Религиозное воспитание стояло на должной высоте и на него обращалось особенное внимание. Беседы законоучителя и ежедневные общие молитвы в установленное время перед иконой святителя Николая, посещение церковных богослужений в воскресные и праздничные дни, пение в хоре певчих, чтение книг религиозно-нравственного содержания были средствами религиозного воспитания. Строгий режим заведения также способствовал религиозным настроениям. Соблюдались посты, даже в мясоед воспитанникам по средам и пятницам не давали ничего скоромного. Поздравление хором певчих начальствующих лиц по семейным и церковным праздникам считалось обязательным для воспитанников училища.
Внутренняя жизнь воспитанников и их отношения друг к другу носили характер патриархальный, внесённый детьми в училище из своих семей. Отмечалось, что семейное воспитание казачат было таким, что они имели особую восприимчивость к беседам и добрым примерам старших. Воспитанники первого периода отличались трудолюбием, дисциплинированностью и любознательностью.
В училище было 3 класса.
Система преподавания зависела от самих преподавателей. Объем предметов определялся по различным обстоятельствам, в зависимости от состава учеников и их предварительной подготовки. Строго определённой программы не существовало. Учебников не было. Сведения записывались под диктовку учителей или самих учеников в тетради. Объяснений не давалось, а урок выучивался наизусть.
Занятия по фронтовой части проводились в два этапа: сначала прохождение рекрутской школы и правила обращения с оружием (деревянным), а затем, по сформированию сотен, изучались ротные и эскадронные уставы для обучения правильному строю. Воспитанников высшего класса учили фехтованию и верховой езде, которой занимались поочерёдно на строевых, полковых и артиллерийских лошадях, под наблюдением специально назначенных урядников. Занятия завершали смотры и общие парады в торжественные дни.
В училище подготавливали не только офицеров для войска, но и учителей поселковых школ, чертёжников, топографов, переводчиков, писарей для всех присутственных мест, ремесленников по специальностям: слесарь, шорник, столяр, коновал, переплётчик и пр. Таким образом, училище имело огромное значение для всего края, а с 1818 г. еще и сосредоточило в себе инспектирование всех местных казачьих школ. При осмотре училища в 1819 г. М.М. Сперанским это военно-учебное заведение было найдено в блестящем состоянии.
С именем генерала Капцевича связано два важных нововведения в жизни училища. Во-первых, он ходатайствовал, чтобы воспитанники сразу выпускались из училища в офицеры, выдержав предварительный экзамен, что и было установлено с 1822 года (до этого времени училище выпускало, начиная с 1817 г. только урядников). Во-вторых, были введены командировки для выпускников в различные учебные и специальные заведения. По окончании ими курса этих заведений они должны были возвращаться в училище на преподавательские должности. Также Капцевич приказал составить проект нового Положения об училище и его штата с предложением взять его на содержание государственной казны, что и было сделано, начиная с 1 января 1826 года.
Такое значительное преобразование привело не только к переименованию учебного заведения в Училище Сибирского линейного казачьего войска, но и к подчинению его командиру Отдельного Сибирского корпуса и другие изменения.
По новому штату начальником училища Высочайше назначался достойный штаб-офицер, по выбору Начальника Генерального Штаба и по представлению корпусного командира. В строевом составе полагалось 4 обер-офицера из казачьего войска, известных доброй нравственностью и познаниями. Они могли также заниматься преподаванием наук, за что получали еще и учительское жалование.
Для преподавания определены были учителя:
1. Закон Божий – 1;
2. Русский язык – 2;
3. Французский язык – 1;
4. Арифметика – 2;
5. Алгебра – 1;
6. Геометрия – 1;
7. История и география – 2;
8. Артиллерия и фортификация – 1;
9. Гражданская архитектура – 1;
10. Съёмки и черчение ситуационных планов – 1;
11. Рисование – 1.
Всего 15 человек, получающих жалование от казны. Кроме того, начальника училища обязывали нанимать преподавателей высшей математики и литературы, берейтора и фехтмейстера за счёт училищной экономической суммы.
Семилетний учебный курс разделялся на 7 классов: 1-й, 2-й, 3-й нижние; 1-й и 2-й средние; 1-й и 2-й верхние.
В отношении нравственного воспитания, училище руководствовалось главным образом традициями первого времени своего существования. Поэтому, много, что имело место быть в Войсковом училище почти неизменно сохранилось и в Училище Сибирского линейного казачьего войска. Главными средствами нравственного воспитания в тот период времени в училище служили, как и прежде, субординация и дисциплина. Применением этих средств в школьной практике поддерживались и внешний порядок, и внутреннее сознание долга. «Начатки христианского учения» и «Пространный катехизис» служили основой религиозных понятий и чувств, которые поддерживались в воспитанниках общей молитвой, постом и посещением церковных служб.
Предполагалось иметь 250 казённокоштных воспитанников, набранных исключительно из семей казаков всех званий, с тем, чтобы при приёме им было не менее 7 лет, а при выпуске – не менее 17 лет. Но уже совсем скоро жизнь внесла свои коррективы.
Дальнейшие преобразования в училище связанны с новым (1827 г.) командиром Отдельного Сибирского корпуса и генерал-губернатором Западной Сибири Иваном Александровичем Вельяминовым. Он в 1828 г. открыл в войсковом училище сельскохозяйственный класс. О. Обухов и П. Щербаков, ранее учившиеся на стипендию от войска в Земледельческой школе Московского общества сельского хозяйства преподавали агрономию и ветеринарию в этом сельскохозяйственном классе.
Будучи человеком просвещенным, но администратором малодеятельным и безынициативным, Вельяминов быстро оказался под влиянием местных чиновников. Это обстоятельство и еще то, что училище, курс которого равнялся тогдашнему гимназическому, а в точных науках даже считался более превосходным, было единственным местом для получения достойного образования в крае, привели к тому, что в частных случаях в закрытое учебное заведение стали принимать детей чиновников и местных дворян. Эта и целый ряд других причин привели впоследствии к преобразованию училища в кадетский корпус.
В 1830 г. И.А. Вельяминов писал: «Офицеры сего войска, будучи большей частью из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно оренбургскими и уральскими, насчет образования большое различие…». Тем не менее, получить эполеты казачьи дети могли только при наличии вакансий в войске, которых открывалось весьма не много (за 16 выпусков всего 111 офицеров). К казачьим офицерам же в то время вообще было отношение как к людям «второго сорта», многие из них вообще имели чины за-уряд (т.е. только на время исполнения офицерских обязанностей).
В результате анализа эффективности учебного заведения было установлено, что соотношение воспитанников из казаков к числу выпущенных офицеров 1 : 7,5, а за 9 выпусков из дворянских детей то же соотношение составило 1 : 4 . Назывались и другие «уважительные причины»: и избыточное для казаков образование, и наличие школ для казачьих детей разрядом ниже, и стеснённость в училище дворянских детей, и даже то, что наличие специально класса переводчиков с татарского языка не соответствует текущему уровню военно-учебного заведения.
Назначенный в 1836 г. генерал-губернатором Западной Сибири и командиром Отдельного Сибирского корпуса князь генерал-лейтенант П.Д. Горчаков, вскоре после посещения училища, писал в военное министерство: «Ныне училище действительно найдено мною в отличном порядке… Но… никак не могу, однако же, уверить себя не только в пользе учреждения, но даже в возможности, чтоб без вреда могло оно далее существовать в настоящем виде. Излишнее образование лиц, долженствующих силою обстоятельств оставаться в нижних чинах воинского состояния, едва ли не пагубнее самого невежества. … В войске обер-офицерских вакансий никогда не может быть в соразмерности приготовляемых … кандидатов, от чего возродится … класс людей неминуемо недовольных, а … со временем, может быть, и опасных. Собственно для казаков, кажется мне, будет достаточным устройство полковых школ со степенью обучения по примеру военно-сиротских отделений, из которых малому числу отличнейших учеников можно будет давать высшее образование... Прекрасное это заведение может с малыми изменениями быть обращено в кадетский корпус постепенным прекращением дальнейшего приема в школу казачьих детей».
Тем не менее, по преобразованию училища в кадетский корпус (1845 г.) приём детей туда из казачьих семей не прекратился. Правда, поступить могли теперь только дети казачьих офицеров, имеющие действительные чины, а не за-уряд. Статью закона для этого случая немного видоизменили: «Сибирский кадетский корпус имеет целью приготовлять своих воспитанников для службы офицерами в линейных батальонах и в казачьих войсках сибирского корпуса».
Для разделения детей дворян и казаков корпус подразделялся на роту и эскадрон, где планировалось по 120 воспитанников в каждом, но на деле эта пропорция не соблюдалась, в 1846 году в роте было 200 человек, в эскадроне только 50. Учившийся в эти годы в Сибирском кадетском корпусе Г.Н. Потанин называл это разделение на «бельэтаж – Европа и нижний этаж – Азия» . Когда в роте занимались танцами, в эскадроне в те же часы занимались верховой ездой; дворяне учили немецкий язык, казаки – татарский. Если в корпус поступали мальчики из киргизской знати, их определяли в эскадрон. Правительство само, таким образом, самим разделением на роту и эскадрон, посеяло зёрна будущего сибирского сепаратизма, давшего всходы в среде сибирского казачьего офицерства.
Казачьи дети в условиях Сибирского кадетского корпуса сплотились и обособились на основе собственного культурного и сословного единства и постоянно конкурировали, чаще успешно, с представителями дворянства. Следы этой конкуренции будут проявляться и много позже, по прошествии нескольких десятков лет даже в условиях, когда разницы в условиях получения образования и прохождения дальнейшей службы от происхождения офицеров русской армии официально уже не существовало.
Программа курса значительно усложнилась. Преподавали:
1. Закон Божий для православных, для мусульман – учение Магомета;
2. Языки: русский, французский, немецкий, татарский (только для казаков);
3. Чистая математика и геодезия с применением к съёмке военной и гражданской;
4. Строительное искусство с главными началами архитектуры;
5. Общие понятия о естественной истории;
6. Основания физики и химии;
7. История русская и всеобщая;
8. География русская и всеобщая;
9. Основания артиллерии с практическими занятиями;
10. Полевая фортификация;
11. Начальная тактика;
12. Военное судопроизводство и правила деловой переписки;
13. Чистописание, рисование и черчение.
Кроме этих предметов кадеты обучались гимнастике, плаванию, танцам, пению, фехтованию и верховой езде. В свободное время между занятиями занимались фронтовым учением, а в лагерях (введены с 1841 года) еще и рассыпному строю, форпостной службе, топографической съёмке, саперным и военно-лабораторным работам, стрельбе в цель из артиллерийских орудий и ружей.
В отношении нравственного и физического воспитания Сибирский кадетский корпус руководствовался правилами, предписанными для всех военно-учебных заведений, соответствующего разряда.
Программа и внутренний распорядок корпуса до преобразования его в военную гимназию в 1866 году продолжали усложняться и совершенствоваться. По преобразованию Сибирского кадетского корпуса (старого типа) в военную гимназию единственное, что отличало гимназистов из казаков от других учащихся, это обязанность казачат изучать татарский язык. По ликвидации отделения переводчиков и толмачей восточных языков в 1870 году и это последнее официальное отличие исчезло.
По преобразованию Сибирского кадетского корпуса в военную гимназию, в нём была ликвидирована льготная квота для сибирских казаков и установлен конкурсный экзамен. Для детей большинства казачьих офицеров, проживающих в основном в станицах, имевших лишь минимальное школьное образование, доступ в военную гимназию стал затруднён. Только в 1882 г. было восстановлено прежнее название – Сибирский кадетский корпус – и вновь введена квота для поступления детей офицеров сибирского казачества.
В 1812 году, вследствие Наполеоновских и Отечественной войн казаки остались единственной кавалерией в Западной Сибири и основным орудием правительства в деле проникновения русских в глубь Киргизской степи и обороны укреплённых линий.
Вольно или невольно пришлось озаботиться качеством боевой подготовки казачьих полков. Генерал-лейтенант Глазенап издаёт инструкцию для полковых и сотенных командиров, в которой указывает порядок обучения казаков военному делу, излагает служебные обязанности всех чинов и правила внутреннего распорядка в частях. На основании этой инструкции казаки, должны были жить по домам, но каждое утро являться на уборку строевых лошадей. После уборки и в другое свободное время казаки учились в сборных домах «к регулярному действию», т.е. маршировке, ружейным приёмам, стрельбе, действию саблей и пикой, различным эволюциям в конном и пешем строю. Воскресные и праздничные дни казаки должны были собираться для слушания военного артикула и ходить в часовни и церкви к обедне. Два раза в год казаки собирались в сотенные квартиры для сотенных учений на две недели и раз в год на 4 недели для полковых учений. Раз установленный порядок продержался практически неизменным на протяжении более чем ста лет.
В 1821 году, заступавший после смерти Глазенапа на должность командира Отдельного сибирского корпуса П.М. Капцевич издаёт новые инструкции и наставления полковым и эскадронным командирам о распределении времени для строевых занятий и для, заведённых им же самим, хозяйственных работ на общественной пашне и сенокосах.
Устанавливалось, что с 1-го апреля до появления подножного корма производить одиночные, шереножные и взводные учения, примерно с 25-го апреля, когда лошади выгонялись на подножный корм, казаки приступали к пашне и другим работам до 1-го июня. С начала июня эскадроны собирались к полковым штабам в лагерь, где начинались учения: взводные и эскадронные, стрельба, после полковые учения и смотры. 15-го июля лагеря заканчивалась и казаки выходили на покос. До 15-го октября продолжались сельскохозяйственные работы, а после казаки по очереди увольнялись для домашних работ, но уже к 1 феврали эскадроны снова собирали для производства строевых занятий.
Согласно Положения о Сибирском линейном казачьем войске с 1847 года все полки по фронтовому образованию стали руководствоваться общими правилами построения казачьих полков.
Без преувеличения можно назвать самым важным деянием генерал-лейтенанта Г.И. Глазенапа открытие в 1813 году Войскового училища. Открытое 1-го мая 1813 года первое в Сибири среднее военно-учебное заведение Сибирское линейное казачье войско благословило иконой своего небесного патрона святителя Николая Чудотворца. (Икона хранилась как святыня и реликвия в стенах Сибирского кадетского корпуса в г. Омске более 100 лет и исчезла, как и другие святыни сибирского казачества в годы Гражданской войны. Восстановлена святыня через 190 лет – в день Войскового праздника сибирских казаков, на плацу Сибирского кадетского корпуса, в присутствии Советника Президента по делам казачества Героя России генерал-полковника Г.Н. Трошева, от имени Сибирского войскового казачьего общества, Войсковым Атаманом казачьим генералом В.Я. Плетнёвым первому казачьему классу была пожалована икона Николая Чудотворца. После расформирования этого казачьего класса икона была передана, также в день войскового праздника в 2008 г., бывшим офицером-воспитателем СКК есаулом А.К. Кутником директору Бердского казачьего кадетского корпуса им. Героя России Олега Куянова казачьему полковнику В.С. Кирдячкину, где находится и поныне.)
Первоначально комплект учеников определялся в 30 человек: 20 на содержании за войсковой счёт (по 2 человека от каждого полка) и 10 на пропитании за собственный счёт (по 1 человеку от полка). Приём в училище производился без всяких формальностей. Достаточно лишь было представить мальчика смотрителю, и он его зачислял в штат без всяких предварительных экзаменов, даже не требуя документов. Иногда в училище самостоятельно обращались сироты, которых также зачисляли только на одном основании – заявление о желании учиться. К концу первого года количество учеников возросло до 55 человек, что превышало положенный штат почти в 2 раза. Требовалось расширение штата и соответственно увеличение расходов, которые планировалось компенсировать взиманием денежных пособий от сибирских казачьих полков. 17-го декабря 1813 генерал Глазенап установил взимать с казачьих полков всего 3 500 рублей и одновременно предложил увеличить штат до 100 учеников, а на сбор недостающих средств открыть в войске и среди частных лиц подписку.
С открытием новых вакансий и новых источников дохода прием в училище продолжился и к концу 2-го года число воспитанников снова превысило положенное, и опять почти в 2 раза – до 186 человек. Тогда Г.И. Глазенап, идя навстречу стремлению казачьего населения к учёбе, приказал считать всех воспитанников старше 14 лет считать на действительной службе и производить им полное довольствие, которое шло в доход училища. Теперь сумма на содержание воспитанников росла сообразно их количеству и достигла 18 000 рублей.
В дальнейшем количество учеников продолжало расти и достигло к 1819 году 322-х человек. Такова была потребность сибирских казаков в образовании.
В связи с расширением штата училища увеличивался и его преподавательский состав, который первоначально состоял лишь из смотрителя классов из отставных казачьих офицеров и 3-х учителей. С 1817 года училище было разделено на две сотни. Сотенными командирами были назначены выпускники училища – прапорщики Шрамов и Пахомов, в обязанности которых входила забота о физическом, нравственном и умственном воспитании учеников. В помощь им назначались во все классные отделения «старшие» – воспитанники, которые наблюдали за внешним и внутренним порядков в отсутствие учителей, проводили некоторые занятия и служили репетиторами младшим или слабейшим ученикам.
В 1815 году для преподавания Закона Божия был приглашен протоиерей Омского военного собора о. Илья Любомудров, а потом и дьякон той же церкви Паникаровский. Религиозное воспитание стояло на должной высоте и на него обращалось особенное внимание. Беседы законоучителя и ежедневные общие молитвы в установленное время перед иконой святителя Николая, посещение церковных богослужений в воскресные и праздничные дни, пение в хоре певчих, чтение книг религиозно-нравственного содержания были средствами религиозного воспитания. Строгий режим заведения также способствовал религиозным настроениям. Соблюдались посты, даже в мясоед воспитанникам по средам и пятницам не давали ничего скоромного. Поздравление хором певчих начальствующих лиц по семейным и церковным праздникам считалось обязательным для воспитанников училища.
Внутренняя жизнь воспитанников и их отношения друг к другу носили характер патриархальный, внесённый детьми в училище из своих семей. Отмечалось, что семейное воспитание казачат было таким, что они имели особую восприимчивость к беседам и добрым примерам старших. Воспитанники первого периода отличались трудолюбием, дисциплинированностью и любознательностью.
В училище было 3 класса.
Система преподавания зависела от самих преподавателей. Объем предметов определялся по различным обстоятельствам, в зависимости от состава учеников и их предварительной подготовки. Строго определённой программы не существовало. Учебников не было. Сведения записывались под диктовку учителей или самих учеников в тетради. Объяснений не давалось, а урок выучивался наизусть.
Занятия по фронтовой части проводились в два этапа: сначала прохождение рекрутской школы и правила обращения с оружием (деревянным), а затем, по сформированию сотен, изучались ротные и эскадронные уставы для обучения правильному строю. Воспитанников высшего класса учили фехтованию и верховой езде, которой занимались поочерёдно на строевых, полковых и артиллерийских лошадях, под наблюдением специально назначенных урядников. Занятия завершали смотры и общие парады в торжественные дни.
В училище подготавливали не только офицеров для войска, но и учителей поселковых школ, чертёжников, топографов, переводчиков, писарей для всех присутственных мест, ремесленников по специальностям: слесарь, шорник, столяр, коновал, переплётчик и пр. Таким образом, училище имело огромное значение для всего края, а с 1818 г. еще и сосредоточило в себе инспектирование всех местных казачьих школ. При осмотре училища в 1819 г. М.М. Сперанским это военно-учебное заведение было найдено в блестящем состоянии.
С именем генерала Капцевича связано два важных нововведения в жизни училища. Во-первых, он ходатайствовал, чтобы воспитанники сразу выпускались из училища в офицеры, выдержав предварительный экзамен, что и было установлено с 1822 года (до этого времени училище выпускало, начиная с 1817 г. только урядников). Во-вторых, были введены командировки для выпускников в различные учебные и специальные заведения. По окончании ими курса этих заведений они должны были возвращаться в училище на преподавательские должности. Также Капцевич приказал составить проект нового Положения об училище и его штата с предложением взять его на содержание государственной казны, что и было сделано, начиная с 1 января 1826 года.
Такое значительное преобразование привело не только к переименованию учебного заведения в Училище Сибирского линейного казачьего войска, но и к подчинению его командиру Отдельного Сибирского корпуса и другие изменения.
По новому штату начальником училища Высочайше назначался достойный штаб-офицер, по выбору Начальника Генерального Штаба и по представлению корпусного командира. В строевом составе полагалось 4 обер-офицера из казачьего войска, известных доброй нравственностью и познаниями. Они могли также заниматься преподаванием наук, за что получали еще и учительское жалование.
Для преподавания определены были учителя:
1. Закон Божий – 1;
2. Русский язык – 2;
3. Французский язык – 1;
4. Арифметика – 2;
5. Алгебра – 1;
6. Геометрия – 1;
7. История и география – 2;
8. Артиллерия и фортификация – 1;
9. Гражданская архитектура – 1;
10. Съёмки и черчение ситуационных планов – 1;
11. Рисование – 1.
Всего 15 человек, получающих жалование от казны. Кроме того, начальника училища обязывали нанимать преподавателей высшей математики и литературы, берейтора и фехтмейстера за счёт училищной экономической суммы.
Семилетний учебный курс разделялся на 7 классов: 1-й, 2-й, 3-й нижние; 1-й и 2-й средние; 1-й и 2-й верхние.
В отношении нравственного воспитания, училище руководствовалось главным образом традициями первого времени своего существования. Поэтому, много, что имело место быть в Войсковом училище почти неизменно сохранилось и в Училище Сибирского линейного казачьего войска. Главными средствами нравственного воспитания в тот период времени в училище служили, как и прежде, субординация и дисциплина. Применением этих средств в школьной практике поддерживались и внешний порядок, и внутреннее сознание долга. «Начатки христианского учения» и «Пространный катехизис» служили основой религиозных понятий и чувств, которые поддерживались в воспитанниках общей молитвой, постом и посещением церковных служб.
Предполагалось иметь 250 казённокоштных воспитанников, набранных исключительно из семей казаков всех званий, с тем, чтобы при приёме им было не менее 7 лет, а при выпуске – не менее 17 лет. Но уже совсем скоро жизнь внесла свои коррективы.
Дальнейшие преобразования в училище связанны с новым (1827 г.) командиром Отдельного Сибирского корпуса и генерал-губернатором Западной Сибири Иваном Александровичем Вельяминовым. Он в 1828 г. открыл в войсковом училище сельскохозяйственный класс. О. Обухов и П. Щербаков, ранее учившиеся на стипендию от войска в Земледельческой школе Московского общества сельского хозяйства преподавали агрономию и ветеринарию в этом сельскохозяйственном классе.
Будучи человеком просвещенным, но администратором малодеятельным и безынициативным, Вельяминов быстро оказался под влиянием местных чиновников. Это обстоятельство и еще то, что училище, курс которого равнялся тогдашнему гимназическому, а в точных науках даже считался более превосходным, было единственным местом для получения достойного образования в крае, привели к тому, что в частных случаях в закрытое учебное заведение стали принимать детей чиновников и местных дворян. Эта и целый ряд других причин привели впоследствии к преобразованию училища в кадетский корпус.
В 1830 г. И.А. Вельяминов писал: «Офицеры сего войска, будучи большей частью из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно оренбургскими и уральскими, насчет образования большое различие…». Тем не менее, получить эполеты казачьи дети могли только при наличии вакансий в войске, которых открывалось весьма не много (за 16 выпусков всего 111 офицеров). К казачьим офицерам же в то время вообще было отношение как к людям «второго сорта», многие из них вообще имели чины за-уряд (т.е. только на время исполнения офицерских обязанностей).
В результате анализа эффективности учебного заведения было установлено, что соотношение воспитанников из казаков к числу выпущенных офицеров 1 : 7,5, а за 9 выпусков из дворянских детей то же соотношение составило 1 : 4 . Назывались и другие «уважительные причины»: и избыточное для казаков образование, и наличие школ для казачьих детей разрядом ниже, и стеснённость в училище дворянских детей, и даже то, что наличие специально класса переводчиков с татарского языка не соответствует текущему уровню военно-учебного заведения.
Назначенный в 1836 г. генерал-губернатором Западной Сибири и командиром Отдельного Сибирского корпуса князь генерал-лейтенант П.Д. Горчаков, вскоре после посещения училища, писал в военное министерство: «Ныне училище действительно найдено мною в отличном порядке… Но… никак не могу, однако же, уверить себя не только в пользе учреждения, но даже в возможности, чтоб без вреда могло оно далее существовать в настоящем виде. Излишнее образование лиц, долженствующих силою обстоятельств оставаться в нижних чинах воинского состояния, едва ли не пагубнее самого невежества. … В войске обер-офицерских вакансий никогда не может быть в соразмерности приготовляемых … кандидатов, от чего возродится … класс людей неминуемо недовольных, а … со временем, может быть, и опасных. Собственно для казаков, кажется мне, будет достаточным устройство полковых школ со степенью обучения по примеру военно-сиротских отделений, из которых малому числу отличнейших учеников можно будет давать высшее образование... Прекрасное это заведение может с малыми изменениями быть обращено в кадетский корпус постепенным прекращением дальнейшего приема в школу казачьих детей».
Тем не менее, по преобразованию училища в кадетский корпус (1845 г.) приём детей туда из казачьих семей не прекратился. Правда, поступить могли теперь только дети казачьих офицеров, имеющие действительные чины, а не за-уряд. Статью закона для этого случая немного видоизменили: «Сибирский кадетский корпус имеет целью приготовлять своих воспитанников для службы офицерами в линейных батальонах и в казачьих войсках сибирского корпуса».
Для разделения детей дворян и казаков корпус подразделялся на роту и эскадрон, где планировалось по 120 воспитанников в каждом, но на деле эта пропорция не соблюдалась, в 1846 году в роте было 200 человек, в эскадроне только 50. Учившийся в эти годы в Сибирском кадетском корпусе Г.Н. Потанин называл это разделение на «бельэтаж – Европа и нижний этаж – Азия» . Когда в роте занимались танцами, в эскадроне в те же часы занимались верховой ездой; дворяне учили немецкий язык, казаки – татарский. Если в корпус поступали мальчики из киргизской знати, их определяли в эскадрон. Правительство само, таким образом, самим разделением на роту и эскадрон, посеяло зёрна будущего сибирского сепаратизма, давшего всходы в среде сибирского казачьего офицерства.
Казачьи дети в условиях Сибирского кадетского корпуса сплотились и обособились на основе собственного культурного и сословного единства и постоянно конкурировали, чаще успешно, с представителями дворянства. Следы этой конкуренции будут проявляться и много позже, по прошествии нескольких десятков лет даже в условиях, когда разницы в условиях получения образования и прохождения дальнейшей службы от происхождения офицеров русской армии официально уже не существовало.
Программа курса значительно усложнилась. Преподавали:
1. Закон Божий для православных, для мусульман – учение Магомета;
2. Языки: русский, французский, немецкий, татарский (только для казаков);
3. Чистая математика и геодезия с применением к съёмке военной и гражданской;
4. Строительное искусство с главными началами архитектуры;
5. Общие понятия о естественной истории;
6. Основания физики и химии;
7. История русская и всеобщая;
8. География русская и всеобщая;
9. Основания артиллерии с практическими занятиями;
10. Полевая фортификация;
11. Начальная тактика;
12. Военное судопроизводство и правила деловой переписки;
13. Чистописание, рисование и черчение.
Кроме этих предметов кадеты обучались гимнастике, плаванию, танцам, пению, фехтованию и верховой езде. В свободное время между занятиями занимались фронтовым учением, а в лагерях (введены с 1841 года) еще и рассыпному строю, форпостной службе, топографической съёмке, саперным и военно-лабораторным работам, стрельбе в цель из артиллерийских орудий и ружей.
В отношении нравственного и физического воспитания Сибирский кадетский корпус руководствовался правилами, предписанными для всех военно-учебных заведений, соответствующего разряда.
Программа и внутренний распорядок корпуса до преобразования его в военную гимназию в 1866 году продолжали усложняться и совершенствоваться. По преобразованию Сибирского кадетского корпуса (старого типа) в военную гимназию единственное, что отличало гимназистов из казаков от других учащихся, это обязанность казачат изучать татарский язык. По ликвидации отделения переводчиков и толмачей восточных языков в 1870 году и это последнее официальное отличие исчезло.
По преобразованию Сибирского кадетского корпуса в военную гимназию, в нём была ликвидирована льготная квота для сибирских казаков и установлен конкурсный экзамен. Для детей большинства казачьих офицеров, проживающих в основном в станицах, имевших лишь минимальное школьное образование, доступ в военную гимназию стал затруднён. Только в 1882 г. было восстановлено прежнее название – Сибирский кадетский корпус – и вновь введена квота для поступления детей офицеров сибирского казачества.
* * *
В 1812 году, вследствие Наполеоновских и Отечественной войн казаки остались единственной кавалерией в Западной Сибири и основным орудием правительства в деле проникновения русских в глубь Киргизской степи и обороны укреплённых линий.
Вольно или невольно пришлось озаботиться качеством боевой подготовки казачьих полков. Генерал-лейтенант Глазенап издаёт инструкцию для полковых и сотенных командиров, в которой указывает порядок обучения казаков военному делу, излагает служебные обязанности всех чинов и правила внутреннего распорядка в частях. На основании этой инструкции казаки, должны были жить по домам, но каждое утро являться на уборку строевых лошадей. После уборки и в другое свободное время казаки учились в сборных домах «к регулярному действию», т.е. маршировке, ружейным приёмам, стрельбе, действию саблей и пикой, различным эволюциям в конном и пешем строю. Воскресные и праздничные дни казаки должны были собираться для слушания военного артикула и ходить в часовни и церкви к обедне. Два раза в год казаки собирались в сотенные квартиры для сотенных учений на две недели и раз в год на 4 недели для полковых учений. Раз установленный порядок продержался практически неизменным на протяжении более чем ста лет.
В 1821 году, заступавший после смерти Глазенапа на должность командира Отдельного сибирского корпуса П.М. Капцевич издаёт новые инструкции и наставления полковым и эскадронным командирам о распределении времени для строевых занятий и для, заведённых им же самим, хозяйственных работ на общественной пашне и сенокосах.
Устанавливалось, что с 1-го апреля до появления подножного корма производить одиночные, шереножные и взводные учения, примерно с 25-го апреля, когда лошади выгонялись на подножный корм, казаки приступали к пашне и другим работам до 1-го июня. С начала июня эскадроны собирались к полковым штабам в лагерь, где начинались учения: взводные и эскадронные, стрельба, после полковые учения и смотры. 15-го июля лагеря заканчивалась и казаки выходили на покос. До 15-го октября продолжались сельскохозяйственные работы, а после казаки по очереди увольнялись для домашних работ, но уже к 1 феврали эскадроны снова собирали для производства строевых занятий.
Согласно Положения о Сибирском линейном казачьем войске с 1847 года все полки по фронтовому образованию стали руководствоваться общими правилами построения казачьих полков.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Последнее редактирование: 20 мая 2011 10:43 от akutnik70.
- akutnik70
- Не в сети
21 мая 2011 02:39 #598
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Казачье образование в Сибирском казачьем войске. Часть 1
1861 г. в истории сибирских казаков ознаменовался введением нового положения в Сибирском казачьем войске, приравнявшего его служебные повинности к таковым же в других казачьих войсках. Изменилось и название войска: вместо «линейного» оно стало называться просто «Сибирским», т.к. городовые казаки были слиты с линейными и степными казаками в одно войско с общим для всех наказным атаманом. Такое развитие войск в начале 60-х гг. объясняется тем значением, какое в то время имели казачьи полки, находящиеся в приграничье.
Процесс образования в казачьих школах во второй половине XIX в. начал беспокоить и военное ведомство Российской Империи. Связано это было с постепенным усложнением военного дела, требующего грамотных бойцов, а также с постоянными военными походами сибирских казаков в Среднюю Азию. Еще в 1852 г. Военный совет штаба принял к сведению и исполнению постановление Департамента военных поселений. В нём говорилось: «Для приготовления учителей в сотенных школах Сибирского линейного казачьего войска… прикомандировать к верхнему классу Омского класса военных кантонистов из числа обучающихся в упомянутых школах казачьих малолетков, по два от каждого полка, всего из 10 полков – 20 малолеток, самых благонадёжных к продолжению наук, с тем, чтобы они имели не мене 15 и не более 17 лет… Все издержки на содержание означенных малолетков… отнести на войсковые суммы Сибирского линейного казачьего войска». Этот документ указывает на то, что уже с середины XIX в. в Сибирском казачьем войске вновь целенаправленно стали готовить педагогические кадры для казачьих школ. Отметим, что военные чиновники позаботились и о содержании программы обучения для станичных школ сибирского казачества. В неё входили следующие предметы: чистописание, чтение, катехизис, священная история (история святых христианской церкви), грамматика, арифметика. Отдельной строкой в школьную программу входили такие предметы, как нравственное поведение и форпостная служба. Под последней понималась боевая подготовка будущего казака.
К 1860 г. количество школ и обучающихся в них учеников в станицах сибирского казачества возросло. Об этом свидетельствовали первые общевойсковые статистические подсчёты. Согласно заключённой в них информации в 1860 г. «…для обучения детей урядников и казаков в каждом полку имелось по 6 школ, где преподавали 60 учителей. В школах числилось 1200 учащихся. Преподают в школах: чтение и письмо, Закон Божий, священную историю, русскую грамматику, арифметику, воинский устав и строевую службу».
В 1861 г. было издано новое Положение о Сибирском казачьем войске. Помимо вопросов управления и обеспечения воинской службы в нём имелись и положения, касавшиеся народного образования в поселениях сибирского казачества. Было определено, что для образования сыновей всех чинов войска учреждалось 12 окружных училищ с численностью 30 воспитанников каждое. Окружные училища имели по три класса: приготовительный, средний и верхний. Курс обучения в каждом из трёх классов полагался двухлетний. Кроме окружных училищ, Положение предусматривало учреждение начальной школы в каждой станице Сибирского казачьего войска.
Эти решения вводили промежуточную ступень между средним казачьим образованием – военной гимназией или кадетским корпусом и начальным – станичной школой. Впоследствии такой же уровень образования давал курс Омской военной прогимназии. В положениях об открытии окружных училищ впервые говорилось, что они создаются для выходцев из всех социальных групп казачества, т.е. этим подчёркивалось начало определённой демократизации системы образования для детей сибирских казаков, независимо от воинского чина родителей.
Однако здесь следует отметить, что благие намерения высших управленческих инстанций России, как это часто бывает в отечественной практике, оказались весьма затруднительны в исполнении. Связано это было с тем, что планируемые окружные училища должны были содержаться за счёт самого Сибирского казачьего войска, что было для последнего весьма затруднительно. Тем не мене система народного образования на землях сибирского казачества снова получила определённую тенденцию к развитию.
В 1876 году приходилось одно мужское училище на 414 мужчин и одно женское – на 1666 женщин. По числу мужских школ СКВ занимает первое место между всеми казачьими войсками, а по числу женских – второе, уступая только Оренбургскому. Станичные и поселковые общества на улучшение мужских и дальнейшее распространение женских школ выделяли 28% общей суммы станичных годовых доходов. Казачьи воспитанники получали образование и в военно-учебных заведениях (1876 г.): в военных училищах – 12; Сибирской военной гимназии – 39; Омской военной прогимназии – 40; Оренбургском юнкерском училище – 35. Всего – 126 .
Всё это говорит о несомненных успехах системы образования в станицах сибирских казаков и специальных военно-учебных заведениях. Общее число учащейся казачьей молодёжи, по отношению ко всему населению войскового сословия, составляло 1 : 29. В крестьянских поселениях в Западной Сибири аналогичная пропорция насчитывала цифру 1 : 80. Цифры развития системы образования в казачьей среде показывают его несомненный качественный рост. Но вместе с тем имелись и определённые проблемы. Из всего числа казачьих поселений в Сибирском казачьем войске (168) школы были в 108. Из этого числа 27 казачьих поселений имели по две школы – одну мужскую и одну женскую. В 79 поселениях были только мужские школы. В 62 казачьих поселениях школы отсутствовали. Таким образом, почти 37% поселений сибирского казачества не имели своих учебных заведений. Связано это было с их удаленностью от основных проезжих и торговых путей, расположением далеко в степи или в предгорьях.
Кроме того, обучалось казачьих детей в посторонних учебных заведениях 531. Общее число учащихся было 3745 человек. Население Сибирского казачьего войска, расположенное в 169 станицах и посёлках, состояло к 1-му января 1884 года из 113482 душ обоего пола. Из них войскового сословия: мужчин – 49934, а женщин – 49270. На содержание учебных заведений войско потратило в том году 31 983 рубля и 11? копеек.
Таким образом, из приведённых цифр, можно сделать вывод, что почти во всех станицах, уже были станичные школы, но при примерно равном мужском и женском казачьем населении, число мужских школ и следовательно охват начальным школьным образованием мальчиков-казачат был примерно в 5 раз больше, чем девочек.
Расходы на образование были составной частью сметы всех войсковых капиталов. В 1876 г. на образование Сибирское казачье войско потратило 8% всех сумм общих войсковых расходов. Однако значительная часть этих средств из войсковой казны пошла на содержание войсковых стипендиатов, на средние учебные заведения и специализированные военизированные училища. Значительная часть расходов на школьное образование в станицах сибирского казачества ложилась на станичные капиталы.
Большая часть денежных средств, отпускаемых на содержание школ, шла на выплату жалованья учителям – 86%. На приобретение учебных пособий – 14%. Это в мужских школах. В женских школах ситуация выглядела следующим образом. На жалование учителям – 83% средств, на учебные пособия – 17%. На женские школы денег отпускалось в среднем больше. Жалование учителя в мужских школах варьировалась в размере от 5 до 300 руб. в год, в женских – от 60 до 240 руб. в год. Под прожиточным минимумом в те времена подразумевалась сумма в 100 руб. в год. По платёжным ведомостям такое жалование получали 12 учителей мужских школ и 19 учителей женских школ. Учитывая достаточно непростую ситуацию с расходами на школьное образование в станицах сибирского казачества, войсковое хозяйственное правление Сибирского казачьего войска приняло в конце 1870 г. решение предоставлять ежегодно из войсковых сумм 12 тыс. руб. на развитие народного образования в казачьей среде.
Для поощрения одного лучшего учителя или учительницы в 1887 г. чинами войска был собран капитал, проценты с которого под названием «премии генерал-адъютанта Казнакова» выплачивались достойнейшему.
Вопрос о функционировании общеобразовательных учреждений в поселениях сибирского казачества с последней четверти XIX в. стал постоянной заботой войскового хозяйственного правления Сибирского казачьего войска. В его канцелярию постоянно поступали отчёты станичных атаманов о состоянии народных училищ. По поступлению всех отчётов в войсковое правление делался их анализ. В середине 1880-х гг. обычная школа в казачьей станице представляла собой следующую картину. В ней учились вместе мальчики, могли учиться и девочки, но классы и процесс обучения был раздельный. Учёба продолжалась 6 часов в день, продолжительность урока административно не была определена, но не более часа. В день проходило не более 4-х уроков. Между уроками были три перемены – одна 30 минут, и две по 5 минут. Какие-либо игры, гимнастика и пение во время перемен не поощрялись.
Школы в станицах, как мужские, так и женские, основывались по приговору станичного общества на станичном сходе. Мужские классы состояли из 30–40 человек. При этом учились не все дети. Как правило, старшие сыновья были менее грамотны, чем их младшие братья, потому что родители своих старших детей часто отвлекали на хозяйственные работы, как-то: уход за скотом, косьба, присмотр за младшим поколением.
Девочки в казачьих смешанных школах составляли 3–5% учащихся. Связано это было с тем, что девочек не отдавали в школу из-за необходимости оказывать помощь матери по домашнему хозяйству или по уходу за младшими детьми, а также из-за укоренившегося среди казачьего населения мнения, что девочкам особой грамотности не нужно.
В женских школах в казачьих станицах возраст учащихся колебался в диапазоне 8–12 лет. Учебная нагрузка была та же, что и в мужских школах – 6 уроков. Продолжительность уроков была 40 или 50 минут, с двумя переменами по 10 минут и одной большой переменой в 20 минут. Девочек обучали чтению, чистописанию, Закону Божьему, арифметике и рукоделию. В библиотеках школы преобладали учебники по вышеуказанным дисциплинам, а также священная история, руководство по гимнастике и пособия по рукоделию.
Инструкция войскового хозяйственного правления, касавшаяся процесса сбора сведений об начальных училищах в станицах сибирского казачества, указывала, что при описании мест расположения казачьих школ сообщать, не расположены ли поблизости от них питейные заведения.
Войсковой наказный Атаман, генерал Колпаковский в 1884 г., озаботившись развитием грамотности среди казачьего населения и улучшением состояния станичных и поселковых школ, подчинил их все ведению атаманов военных отделов, при этом были установлены правила по устройству училищной части в Сибирском казачьем войске.
В 1885–1886 гг. в ряде поселений сибирского казачества, в которых отсутствовали начальные школьные училища или не было подвижных школ, существовали так называемые школы грамотности. В этих школах казачьи мальчики обучались грамоте под руководством наёмных учителей на квартирах самих учителей. Так, в рапортах представителей казачьей администрации 2-го отдела говорилось, что там, где нет школ, «…казаки обучают своих детей посредством найма вольных учителей».
В 1886 г. в посёлке Семипадном имелась частная школа, в которой обучалось 7 мальчиков. Учителю этой школы выдавалась заработная плата за каждого ученика по 40 копеек в месяц.
Описывая систему школьного образования у сибирских казаков, нельзя не остановиться на функционировании института школьных попечителей. Таковых постоянно избирали на станичных сходах из числа наиболее уважаемых казаков, либо прошедших службу в войсках, либо послуживших по гражданским ведомствам. Таков приговор казаков станицы Долянской, хутора Глуховского от 1887 г. Казаки избрали на сходе попечителем школы отставного урядника Алексея Смородникова сроком на три года. Приговор станичного схода станичный атаман перепроводил в войсковое хозяйственное правление. В 1893 г. казаки посёлка Антоньевского избрали школьного попечителя со следующей аргументацией: «Мы, нижеподписавшиеся 30 человек, бывшие в присутствии Станичного атамана, все единогласно определили: для пользы нашего Антоньевского начального училища избрать (и избрали) на должность Попечителя вольноопределяющего 3-его разряда, казака Тихона Никитича Осипова». Все общественные приговоры станичных сходов по избранию школьных попечителей фиксировались войсковым хозяйственным правлением. Впрочем, станичные сходы имели право выбирать на общем собрании и школьного учителя, если не было кого-либо со специальным образованием. Так, казаки хутора Буковского, станицы Кокпетинской в 1887 г. на хуторском сборе при открытии в хуторе начальной школы избрали школьным учителем отставного чиновника Павла Петровича Яшутина за его моральные качества.
В середине 1890-х гг. общее состояние системы образования в поселениях сибирского казачества характеризовали ежегодные общестатистические отчёты. В 1893 г. положение с народным образованием в поселениях сибирских казаков было следующим. На землях сибирского казачества функционировало 152 разного рода учебных заведения. Из них одно среднее специализированное училище (приготовительный пансион) для детей офицеров и чиновников Сибирского казачьего войска, поступающих в кадетский корпус; 2 низших специализированных школы (ветеринарно-фельдшерская школа и оружейная мастерская, с посменными при ней отделениями).
К разряду низших учебных заведений относится 149 станичных и поселковых школ – 25 мужских, 20 женских, 104 смешанных. Сверх того, в 12-ти городских и станичных поселениях имелись школы, находившиеся в административном подчинении Министерства народного просвещения: 2 церковно-приходские, 2 начальные и 8 городских школ, в которых учениками в основном были дети казаков.
В 1890-х гг. проходил медленный (5–6%) в год, но постоянный рост количества учебных заведений на землях сибирского казачества. Это были в основном начальные школы. Рост общего числа учащихся в 1895–1896 гг. составил 6,4%, из них числа обучающихся девочек рост в означенный период составлял почти 9,5%. Всё это говорит об устойчивой тенденции количественного роста как самой системы образования в поселениях сибирского казачества, так и количества самих учащихся в конце XIX в.
1861 г. в истории сибирских казаков ознаменовался введением нового положения в Сибирском казачьем войске, приравнявшего его служебные повинности к таковым же в других казачьих войсках. Изменилось и название войска: вместо «линейного» оно стало называться просто «Сибирским», т.к. городовые казаки были слиты с линейными и степными казаками в одно войско с общим для всех наказным атаманом. Такое развитие войск в начале 60-х гг. объясняется тем значением, какое в то время имели казачьи полки, находящиеся в приграничье.
Процесс образования в казачьих школах во второй половине XIX в. начал беспокоить и военное ведомство Российской Империи. Связано это было с постепенным усложнением военного дела, требующего грамотных бойцов, а также с постоянными военными походами сибирских казаков в Среднюю Азию. Еще в 1852 г. Военный совет штаба принял к сведению и исполнению постановление Департамента военных поселений. В нём говорилось: «Для приготовления учителей в сотенных школах Сибирского линейного казачьего войска… прикомандировать к верхнему классу Омского класса военных кантонистов из числа обучающихся в упомянутых школах казачьих малолетков, по два от каждого полка, всего из 10 полков – 20 малолеток, самых благонадёжных к продолжению наук, с тем, чтобы они имели не мене 15 и не более 17 лет… Все издержки на содержание означенных малолетков… отнести на войсковые суммы Сибирского линейного казачьего войска». Этот документ указывает на то, что уже с середины XIX в. в Сибирском казачьем войске вновь целенаправленно стали готовить педагогические кадры для казачьих школ. Отметим, что военные чиновники позаботились и о содержании программы обучения для станичных школ сибирского казачества. В неё входили следующие предметы: чистописание, чтение, катехизис, священная история (история святых христианской церкви), грамматика, арифметика. Отдельной строкой в школьную программу входили такие предметы, как нравственное поведение и форпостная служба. Под последней понималась боевая подготовка будущего казака.
К 1860 г. количество школ и обучающихся в них учеников в станицах сибирского казачества возросло. Об этом свидетельствовали первые общевойсковые статистические подсчёты. Согласно заключённой в них информации в 1860 г. «…для обучения детей урядников и казаков в каждом полку имелось по 6 школ, где преподавали 60 учителей. В школах числилось 1200 учащихся. Преподают в школах: чтение и письмо, Закон Божий, священную историю, русскую грамматику, арифметику, воинский устав и строевую службу».
В 1861 г. было издано новое Положение о Сибирском казачьем войске. Помимо вопросов управления и обеспечения воинской службы в нём имелись и положения, касавшиеся народного образования в поселениях сибирского казачества. Было определено, что для образования сыновей всех чинов войска учреждалось 12 окружных училищ с численностью 30 воспитанников каждое. Окружные училища имели по три класса: приготовительный, средний и верхний. Курс обучения в каждом из трёх классов полагался двухлетний. Кроме окружных училищ, Положение предусматривало учреждение начальной школы в каждой станице Сибирского казачьего войска.
Эти решения вводили промежуточную ступень между средним казачьим образованием – военной гимназией или кадетским корпусом и начальным – станичной школой. Впоследствии такой же уровень образования давал курс Омской военной прогимназии. В положениях об открытии окружных училищ впервые говорилось, что они создаются для выходцев из всех социальных групп казачества, т.е. этим подчёркивалось начало определённой демократизации системы образования для детей сибирских казаков, независимо от воинского чина родителей.
Однако здесь следует отметить, что благие намерения высших управленческих инстанций России, как это часто бывает в отечественной практике, оказались весьма затруднительны в исполнении. Связано это было с тем, что планируемые окружные училища должны были содержаться за счёт самого Сибирского казачьего войска, что было для последнего весьма затруднительно. Тем не мене система народного образования на землях сибирского казачества снова получила определённую тенденцию к развитию.
В 1876 году приходилось одно мужское училище на 414 мужчин и одно женское – на 1666 женщин. По числу мужских школ СКВ занимает первое место между всеми казачьими войсками, а по числу женских – второе, уступая только Оренбургскому. Станичные и поселковые общества на улучшение мужских и дальнейшее распространение женских школ выделяли 28% общей суммы станичных годовых доходов. Казачьи воспитанники получали образование и в военно-учебных заведениях (1876 г.): в военных училищах – 12; Сибирской военной гимназии – 39; Омской военной прогимназии – 40; Оренбургском юнкерском училище – 35. Всего – 126 .
Всё это говорит о несомненных успехах системы образования в станицах сибирских казаков и специальных военно-учебных заведениях. Общее число учащейся казачьей молодёжи, по отношению ко всему населению войскового сословия, составляло 1 : 29. В крестьянских поселениях в Западной Сибири аналогичная пропорция насчитывала цифру 1 : 80. Цифры развития системы образования в казачьей среде показывают его несомненный качественный рост. Но вместе с тем имелись и определённые проблемы. Из всего числа казачьих поселений в Сибирском казачьем войске (168) школы были в 108. Из этого числа 27 казачьих поселений имели по две школы – одну мужскую и одну женскую. В 79 поселениях были только мужские школы. В 62 казачьих поселениях школы отсутствовали. Таким образом, почти 37% поселений сибирского казачества не имели своих учебных заведений. Связано это было с их удаленностью от основных проезжих и торговых путей, расположением далеко в степи или в предгорьях.
Кроме того, обучалось казачьих детей в посторонних учебных заведениях 531. Общее число учащихся было 3745 человек. Население Сибирского казачьего войска, расположенное в 169 станицах и посёлках, состояло к 1-му января 1884 года из 113482 душ обоего пола. Из них войскового сословия: мужчин – 49934, а женщин – 49270. На содержание учебных заведений войско потратило в том году 31 983 рубля и 11? копеек.
Таким образом, из приведённых цифр, можно сделать вывод, что почти во всех станицах, уже были станичные школы, но при примерно равном мужском и женском казачьем населении, число мужских школ и следовательно охват начальным школьным образованием мальчиков-казачат был примерно в 5 раз больше, чем девочек.
Расходы на образование были составной частью сметы всех войсковых капиталов. В 1876 г. на образование Сибирское казачье войско потратило 8% всех сумм общих войсковых расходов. Однако значительная часть этих средств из войсковой казны пошла на содержание войсковых стипендиатов, на средние учебные заведения и специализированные военизированные училища. Значительная часть расходов на школьное образование в станицах сибирского казачества ложилась на станичные капиталы.
Большая часть денежных средств, отпускаемых на содержание школ, шла на выплату жалованья учителям – 86%. На приобретение учебных пособий – 14%. Это в мужских школах. В женских школах ситуация выглядела следующим образом. На жалование учителям – 83% средств, на учебные пособия – 17%. На женские школы денег отпускалось в среднем больше. Жалование учителя в мужских школах варьировалась в размере от 5 до 300 руб. в год, в женских – от 60 до 240 руб. в год. Под прожиточным минимумом в те времена подразумевалась сумма в 100 руб. в год. По платёжным ведомостям такое жалование получали 12 учителей мужских школ и 19 учителей женских школ. Учитывая достаточно непростую ситуацию с расходами на школьное образование в станицах сибирского казачества, войсковое хозяйственное правление Сибирского казачьего войска приняло в конце 1870 г. решение предоставлять ежегодно из войсковых сумм 12 тыс. руб. на развитие народного образования в казачьей среде.
Для поощрения одного лучшего учителя или учительницы в 1887 г. чинами войска был собран капитал, проценты с которого под названием «премии генерал-адъютанта Казнакова» выплачивались достойнейшему.
Вопрос о функционировании общеобразовательных учреждений в поселениях сибирского казачества с последней четверти XIX в. стал постоянной заботой войскового хозяйственного правления Сибирского казачьего войска. В его канцелярию постоянно поступали отчёты станичных атаманов о состоянии народных училищ. По поступлению всех отчётов в войсковое правление делался их анализ. В середине 1880-х гг. обычная школа в казачьей станице представляла собой следующую картину. В ней учились вместе мальчики, могли учиться и девочки, но классы и процесс обучения был раздельный. Учёба продолжалась 6 часов в день, продолжительность урока административно не была определена, но не более часа. В день проходило не более 4-х уроков. Между уроками были три перемены – одна 30 минут, и две по 5 минут. Какие-либо игры, гимнастика и пение во время перемен не поощрялись.
Школы в станицах, как мужские, так и женские, основывались по приговору станичного общества на станичном сходе. Мужские классы состояли из 30–40 человек. При этом учились не все дети. Как правило, старшие сыновья были менее грамотны, чем их младшие братья, потому что родители своих старших детей часто отвлекали на хозяйственные работы, как-то: уход за скотом, косьба, присмотр за младшим поколением.
Девочки в казачьих смешанных школах составляли 3–5% учащихся. Связано это было с тем, что девочек не отдавали в школу из-за необходимости оказывать помощь матери по домашнему хозяйству или по уходу за младшими детьми, а также из-за укоренившегося среди казачьего населения мнения, что девочкам особой грамотности не нужно.
В женских школах в казачьих станицах возраст учащихся колебался в диапазоне 8–12 лет. Учебная нагрузка была та же, что и в мужских школах – 6 уроков. Продолжительность уроков была 40 или 50 минут, с двумя переменами по 10 минут и одной большой переменой в 20 минут. Девочек обучали чтению, чистописанию, Закону Божьему, арифметике и рукоделию. В библиотеках школы преобладали учебники по вышеуказанным дисциплинам, а также священная история, руководство по гимнастике и пособия по рукоделию.
Инструкция войскового хозяйственного правления, касавшаяся процесса сбора сведений об начальных училищах в станицах сибирского казачества, указывала, что при описании мест расположения казачьих школ сообщать, не расположены ли поблизости от них питейные заведения.
Войсковой наказный Атаман, генерал Колпаковский в 1884 г., озаботившись развитием грамотности среди казачьего населения и улучшением состояния станичных и поселковых школ, подчинил их все ведению атаманов военных отделов, при этом были установлены правила по устройству училищной части в Сибирском казачьем войске.
В 1885–1886 гг. в ряде поселений сибирского казачества, в которых отсутствовали начальные школьные училища или не было подвижных школ, существовали так называемые школы грамотности. В этих школах казачьи мальчики обучались грамоте под руководством наёмных учителей на квартирах самих учителей. Так, в рапортах представителей казачьей администрации 2-го отдела говорилось, что там, где нет школ, «…казаки обучают своих детей посредством найма вольных учителей».
В 1886 г. в посёлке Семипадном имелась частная школа, в которой обучалось 7 мальчиков. Учителю этой школы выдавалась заработная плата за каждого ученика по 40 копеек в месяц.
Описывая систему школьного образования у сибирских казаков, нельзя не остановиться на функционировании института школьных попечителей. Таковых постоянно избирали на станичных сходах из числа наиболее уважаемых казаков, либо прошедших службу в войсках, либо послуживших по гражданским ведомствам. Таков приговор казаков станицы Долянской, хутора Глуховского от 1887 г. Казаки избрали на сходе попечителем школы отставного урядника Алексея Смородникова сроком на три года. Приговор станичного схода станичный атаман перепроводил в войсковое хозяйственное правление. В 1893 г. казаки посёлка Антоньевского избрали школьного попечителя со следующей аргументацией: «Мы, нижеподписавшиеся 30 человек, бывшие в присутствии Станичного атамана, все единогласно определили: для пользы нашего Антоньевского начального училища избрать (и избрали) на должность Попечителя вольноопределяющего 3-его разряда, казака Тихона Никитича Осипова». Все общественные приговоры станичных сходов по избранию школьных попечителей фиксировались войсковым хозяйственным правлением. Впрочем, станичные сходы имели право выбирать на общем собрании и школьного учителя, если не было кого-либо со специальным образованием. Так, казаки хутора Буковского, станицы Кокпетинской в 1887 г. на хуторском сборе при открытии в хуторе начальной школы избрали школьным учителем отставного чиновника Павла Петровича Яшутина за его моральные качества.
В середине 1890-х гг. общее состояние системы образования в поселениях сибирского казачества характеризовали ежегодные общестатистические отчёты. В 1893 г. положение с народным образованием в поселениях сибирских казаков было следующим. На землях сибирского казачества функционировало 152 разного рода учебных заведения. Из них одно среднее специализированное училище (приготовительный пансион) для детей офицеров и чиновников Сибирского казачьего войска, поступающих в кадетский корпус; 2 низших специализированных школы (ветеринарно-фельдшерская школа и оружейная мастерская, с посменными при ней отделениями).
К разряду низших учебных заведений относится 149 станичных и поселковых школ – 25 мужских, 20 женских, 104 смешанных. Сверх того, в 12-ти городских и станичных поселениях имелись школы, находившиеся в административном подчинении Министерства народного просвещения: 2 церковно-приходские, 2 начальные и 8 городских школ, в которых учениками в основном были дети казаков.
В 1890-х гг. проходил медленный (5–6%) в год, но постоянный рост количества учебных заведений на землях сибирского казачества. Это были в основном начальные школы. Рост общего числа учащихся в 1895–1896 гг. составил 6,4%, из них числа обучающихся девочек рост в означенный период составлял почти 9,5%. Всё это говорит об устойчивой тенденции количественного роста как самой системы образования в поселениях сибирского казачества, так и количества самих учащихся в конце XIX в.
* * *
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- akutnik70
- Не в сети
21 мая 2011 02:57 #601
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Казачье образование в Сибирском казачьем войске. Часть 2
Некоторое количество казачьих детей училось в Омской военной прогимназии, которая была образована из училища военно-начальных школ (которые возникли в 1858 г. из бывших батальонов военных кантонистов). Это училище призвано было давать образование детям беднейших дворян и заслуженных нижних чинов, и готовило своих воспитанников (детей офицеров и чиновников) к поступлению в юнкерские училища либо (менее успешных) – в специальные школы военного ведомства, выпускавшие унтер-офицеров для нестроевых должностей.
В 1867 г. военно-начальная школа была преобразована в Омскую прогимназию с четырехлетним сроком обучения и штатом 200 учеников.
Преподавателей для военных прогимназий давала учительская семинария, открытая в начале 60-х гг. при Московской военно-начальной школе. Она имела трехлетний курс обучения и комплектовалась лучшими выпускниками военных прогимназий и по экзамену.
С 1874 г. программы военных прогимназий перестроены для подготовки выпускников в юнкерские училища и к приему стали допускаться лица в более старшем возрасте. Программой военных прогимназий за 4 года предусматривалось 96 учебных часов в неделю, из которых на Закон Божий приходилось 10 часов, на русский язык – 19, арифметику и алгебру – 22, геометрию – 8, историю – 7, географию – 9, естествознание – 7, чистописание – 7 и рисование – 7. Содержание каждого учащегося обходилось в среднем в 1872 г. в 218,1 руб., в 1875 г. – 242,23 руб., в 1879 г. – 261,81 pyб.
Прогимназии выпускали на службу унтер-офицерами, а с 1874 г. – с правами вольноопределяющихся 3-го разряда (таких за 1874-1880 гг. выпущено 2129), а кроме того, переводили своих выпускников в Учительскую семинарию, в военные гимназии и т.д.
В Омскую военную прогимназию принимались дети офицеров, чиновников, дворян и почетных граждан и других сословий, и сначала состав её мало отличался от состава военной гимназии (разве что потомственных дворян было там значительно меньше), но уже к началу 80-х гг. она считалась заведением, принимающим в основном лиц недворянского происхождения .
Омская военная прогимназия перестала существовать в 1882 году в связи с восстановлением Сибирского кадетского корпуса.
В 1866 г. Сибирский кадетский корпус был переименован в Сибирскую военную гимназию с упразднением специального класса, из которого кадеты выпускались офицерами, и с отменою фронтовых занятий, вследствие чего военная гимназия сделалась общеобразовательным заведением, причем в неё кроме казеннокоштных воспитанников из детей дворян и чиновников, допущен прием детей из прочих сословий своекоштных и приходящих, и, вместе с тем, комплект учащихся увеличен до 50 экстернов. Учебным планом предусматривалось изучение следующих предметов: Закон Божий, русский язык, словесность, французский и немецкий языки, математика, сведения из естествознания, физика, космография, география, история, чистописание и рисование .
В 1877 г. в Омске открыт пансион для приготовления малолетних к поступлению в Сибирскую военную гимназию.
К началу 80-х гг. выяснилось, однако, что военные гимназии, «удовлетворяя требованиям среднего реального образования и педагогическим целям воспитания, не вполне отвечают задаче профессионального военного заведения» и недостаточно хорошо подготавливают учащихся к переходу в военные училища в профессионально-психологическом плане. Кроме того, оказалась недостаточно обеспеченной одна из основных целей подготовительных военно-учебных заведений — давать детям бедных офицеров и чиновников воспитание и образование за государственный счет. Поэтому было решено, оставив эти заведения отдельными от военных училищ, вновь ввести в них строевые роты и строевые занятия в старших классах, заменить гражданских воспитателей строевыми офицерами, а также существенно увеличить число интернов. Во исполнение этого 22 июня 1882 г. военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса и назывались так до конца их существования.
В 1882 г. гимназия была вновь переименована в Сибирский кадетский корпус. Учились в нем сыновья офицеров и чиновников, служащих или служивших Сибири или Туркестанском крае. Учебный план был в основном сохранен, но усилена военно-физическая подготовка. В 1907 г. корпус из Сибирского был переименован в Омский.
В день 100-летнего юбилея корпуса ему пожаловано знамя с Александровскими лентами и присвоено наименование "1-го Сибирского Императора Александра I кадетского корпуса", даны на погоны и эполеты, вензеля и утвержден юбилейный нагрудный знак.
Важной составляющей боевой подготовки войск вновь сформированного Сибирского военного округа являлась подготовка полков Сибирского казачьего войска. Служба казаков в России являлась наиболее тяжелой: всего в стране казачьего населения было 2,1%, из них военнослужащих – 5,2% (в СКВ - 9%) или на 100 мужчин рабочего возраста – 87,7%.
В 1862 году приказом Военного Министра при войсковом штабе сформировали войсковую учебную сотню в составе 2-х офицеров, 12 урядников, 2-х трубачей и 74-х казаков. Урядников и казаков зачислять в учебную сотню положено было по очереди из каждого полку по 1-му уряднику и 6 казаков на 2 года так, чтобы сменялась половина, а другая оставалась учителями для вновь пребывающих в сотню. К учебной сотне ежегодно прикомандировывались офицеры для ознакомления с кавалерийской службой.
В 1871 году 2-го октября Высочайше утверждено новое положение о воинской повинности Сибирского казачьего войска. Вместо прежней поголовной службы вводился полевой разряд. Все казаки, по достижении 19-ти лет, призывались на службу. Тем, кому выпадал жребий служить, состояли в полевом разряде 15 лет. В течение этого времени они обязаны были выходить на службу в полевые полки, поочередно, каждый раз на 2 года, после чего числились на внутренней по войску службе еще 7 лет, и только после этого срока увольнялись в отставку. Остальные казаки, освобождённые по жребию от службы, зачислялись в неслужилый разряд. В мирное время войско, кроме 3-х конных полков, продолжало содержать учебную сотню, которую упразднили только в 1880 г.
Выполняя приказ по военному ведомству 1875 г. №203 командующий войсками округа, он же войсковой наказный атаман, обращал особое внимание казачьего отдела штаба округа на следующие требования к отделам военного обучения казачьих полков, а именно на:
1. стрельбу на все дистанции;
2. быстроту седловки и выход в строй по тревоге, быстроту перехода из конного строя в пеший и обратно;
3. продолжительность движений быстрыми аллюрами;
4. рассыпной строй и лаву;
5. быстрое управление конем, находчивость и умение всадника применяться к местности;
6. аванпостную и разведочную службу.
Что касается индивидуального обучения казаков во время расположения сотен по квартирам, то они обучались грамоте, пониманию топографических карт, упражнениям на деревянном коне и боевым приемам с холодным оружием, сборке и разборке огнестрельного оружия, теории стрельбы и стрельбе боевыми патронами, правильной седловке, одиночной езде (с обращением внимания не на красоту посадки, а на крепость и смелость езды и управления лошадью), скачке через искусственные и натуральные препятствия и езде по неровной местности, плаванию через реки, стрельбе верхом (на скаку) боевыми патронами в мишень, на скаку – рубке и уколу чучел, джигитовке, сотенным построениям, упражнениям в сторожевой и разведывательной службе, засадам и т.д. С целью усовершенствования в стрельбе, развития наездничества и поощрения к содержанию хороших строевых лошадей для казаков были установлены ежегодные состязания в стрельбе и скачке.
«Благодаря природной сметливости казаков, воинское образование их следует признать весьма хорошим. Почти все казаки имеют бодрый воинский вид, ловки в движениях и крепки на лошади. Одиночное образование вполне достаточно, на заданные вопросы отвечают быстро и толково. Знание винтовки – полное, рубка чучел и приемы шашками быстры, верны и отчетливы. Сомкнутый конный строй везде хорош, эволюция и ломка фронта быстры, лошади набеганы», – отмечал командующий войсками того времени генерал Колпаковский.
5-го июля 1880 г. было Высочайше одобрено новое Положение о военной службе казаков Сибирского казачьего войска, которое уже не менялось до момента его ликвидации в 1920 году. Согласно Положения весь служилый состав войска разделялся на 3 разряда: приготовительный – срок нахождения в котором устанавливался на 3 года; строевой – 12 лет и запасной – 5 лет, в всего 20 лет. В приготовительный разряд зачислялись все казачьи малолетки. В первый год они освобождались от всех личных повинностей и приготовляли все необходимое для службы. После в течение 2-х лет обучались в своих станицах. По достижении 21-го года казаки зачислялись в строевой разряд и командировались на службу в первоочередные полки войска на 4 года. После возвращения в станицы они зачислялись в состав полков 2-й, а еще через 4 года – 3-й очереди. Во время состояния в полках 2-й и 3-й очереди казаки собирались в лагерные сборы на 3 недели: во 2-й очереди – в последние 3 года, в 3-й – 1 раз на 3-й год. В 33 года казаки причислялись в запас на 5 лет с освобождение в мирное время от действительной службы и учебных сборов. В 38 лет казаки увольнялись в отставку, но до 48 лет, при необходимости, могли быть призваны в войсковое ополчение.
Положение 1880 года имело следствием введения новых правил, инструкций и программ подготовки к военной службе казаков приготовительного разряда. Также казаки получали отсрочки и льготы по образованию при прохождении срочной военной службы. Все казаки разделялись на три разряда, причем обязательный срок действительной службы назначался:
1. окончившим первый курс в учебных заведениях 1-го разряда, или окончившим курс шести классов гимназий или реальных училищ или 2-го класса духовных семинарий, а также выдержавших соответствующее одному из этих курсов испытание (экзамен) – 1 год;
2. выдержавшим испытание по программе, установленной для приёма вольноопределяющихся второго разряда на службу в регулярные войска –2 года;
3. окончившим курс в учебных заведениях второго разряда, или выдержавшим соответственное испытание – 3 года.
Были и другие стимулы.
Военный министр генерал-лейтенант Куропаткин в своём отчёте об осмотре войск, управлений и учреждений Сибирского военного округа в 1899 г. сделал вывод: казачьи части представлялись в лучшем виде, нежели можно было ожидать.
Такие прекрасные боевые качества лучшей в мире конницы – казачьих войск – приобретались ими из поколения в поколения, воспитывались с раннего детства и совершенствовались в течение всей службы. Служба же казаков-одностаничников в одной сотне и полку, знавших друг друга с детства, связанных родственными узами, обусловливала в казачьих войсках высокую дисциплину, храбрость, готовность пожертвовать своею жизнью друг за друга. Казачьи войска не знали трусости, измены, сдачи в плен противнику, предательства, побегов со службы, нарушений воинской дисциплины.
_______________________________________
P.S. Господа, у меня к вам почтительнейшая просьба: Если вы обладаете интересными материалами об образовании в Сибирском казачьем войске в 20 веке (включая историю казачьей эмиграции в Китае), прошу вас поделиться со мной источниками и ссылками на литературу. С вашей помощью надеюсь закончить составление данного исторического очерка.
Некоторое количество казачьих детей училось в Омской военной прогимназии, которая была образована из училища военно-начальных школ (которые возникли в 1858 г. из бывших батальонов военных кантонистов). Это училище призвано было давать образование детям беднейших дворян и заслуженных нижних чинов, и готовило своих воспитанников (детей офицеров и чиновников) к поступлению в юнкерские училища либо (менее успешных) – в специальные школы военного ведомства, выпускавшие унтер-офицеров для нестроевых должностей.
В 1867 г. военно-начальная школа была преобразована в Омскую прогимназию с четырехлетним сроком обучения и штатом 200 учеников.
Преподавателей для военных прогимназий давала учительская семинария, открытая в начале 60-х гг. при Московской военно-начальной школе. Она имела трехлетний курс обучения и комплектовалась лучшими выпускниками военных прогимназий и по экзамену.
С 1874 г. программы военных прогимназий перестроены для подготовки выпускников в юнкерские училища и к приему стали допускаться лица в более старшем возрасте. Программой военных прогимназий за 4 года предусматривалось 96 учебных часов в неделю, из которых на Закон Божий приходилось 10 часов, на русский язык – 19, арифметику и алгебру – 22, геометрию – 8, историю – 7, географию – 9, естествознание – 7, чистописание – 7 и рисование – 7. Содержание каждого учащегося обходилось в среднем в 1872 г. в 218,1 руб., в 1875 г. – 242,23 руб., в 1879 г. – 261,81 pyб.
Прогимназии выпускали на службу унтер-офицерами, а с 1874 г. – с правами вольноопределяющихся 3-го разряда (таких за 1874-1880 гг. выпущено 2129), а кроме того, переводили своих выпускников в Учительскую семинарию, в военные гимназии и т.д.
В Омскую военную прогимназию принимались дети офицеров, чиновников, дворян и почетных граждан и других сословий, и сначала состав её мало отличался от состава военной гимназии (разве что потомственных дворян было там значительно меньше), но уже к началу 80-х гг. она считалась заведением, принимающим в основном лиц недворянского происхождения .
Омская военная прогимназия перестала существовать в 1882 году в связи с восстановлением Сибирского кадетского корпуса.
* * *
В 1866 г. Сибирский кадетский корпус был переименован в Сибирскую военную гимназию с упразднением специального класса, из которого кадеты выпускались офицерами, и с отменою фронтовых занятий, вследствие чего военная гимназия сделалась общеобразовательным заведением, причем в неё кроме казеннокоштных воспитанников из детей дворян и чиновников, допущен прием детей из прочих сословий своекоштных и приходящих, и, вместе с тем, комплект учащихся увеличен до 50 экстернов. Учебным планом предусматривалось изучение следующих предметов: Закон Божий, русский язык, словесность, французский и немецкий языки, математика, сведения из естествознания, физика, космография, география, история, чистописание и рисование .
В 1877 г. в Омске открыт пансион для приготовления малолетних к поступлению в Сибирскую военную гимназию.
К началу 80-х гг. выяснилось, однако, что военные гимназии, «удовлетворяя требованиям среднего реального образования и педагогическим целям воспитания, не вполне отвечают задаче профессионального военного заведения» и недостаточно хорошо подготавливают учащихся к переходу в военные училища в профессионально-психологическом плане. Кроме того, оказалась недостаточно обеспеченной одна из основных целей подготовительных военно-учебных заведений — давать детям бедных офицеров и чиновников воспитание и образование за государственный счет. Поэтому было решено, оставив эти заведения отдельными от военных училищ, вновь ввести в них строевые роты и строевые занятия в старших классах, заменить гражданских воспитателей строевыми офицерами, а также существенно увеличить число интернов. Во исполнение этого 22 июня 1882 г. военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса и назывались так до конца их существования.
В 1882 г. гимназия была вновь переименована в Сибирский кадетский корпус. Учились в нем сыновья офицеров и чиновников, служащих или служивших Сибири или Туркестанском крае. Учебный план был в основном сохранен, но усилена военно-физическая подготовка. В 1907 г. корпус из Сибирского был переименован в Омский.
В день 100-летнего юбилея корпуса ему пожаловано знамя с Александровскими лентами и присвоено наименование "1-го Сибирского Императора Александра I кадетского корпуса", даны на погоны и эполеты, вензеля и утвержден юбилейный нагрудный знак.
* * *
Важной составляющей боевой подготовки войск вновь сформированного Сибирского военного округа являлась подготовка полков Сибирского казачьего войска. Служба казаков в России являлась наиболее тяжелой: всего в стране казачьего населения было 2,1%, из них военнослужащих – 5,2% (в СКВ - 9%) или на 100 мужчин рабочего возраста – 87,7%.
В 1862 году приказом Военного Министра при войсковом штабе сформировали войсковую учебную сотню в составе 2-х офицеров, 12 урядников, 2-х трубачей и 74-х казаков. Урядников и казаков зачислять в учебную сотню положено было по очереди из каждого полку по 1-му уряднику и 6 казаков на 2 года так, чтобы сменялась половина, а другая оставалась учителями для вновь пребывающих в сотню. К учебной сотне ежегодно прикомандировывались офицеры для ознакомления с кавалерийской службой.
В 1871 году 2-го октября Высочайше утверждено новое положение о воинской повинности Сибирского казачьего войска. Вместо прежней поголовной службы вводился полевой разряд. Все казаки, по достижении 19-ти лет, призывались на службу. Тем, кому выпадал жребий служить, состояли в полевом разряде 15 лет. В течение этого времени они обязаны были выходить на службу в полевые полки, поочередно, каждый раз на 2 года, после чего числились на внутренней по войску службе еще 7 лет, и только после этого срока увольнялись в отставку. Остальные казаки, освобождённые по жребию от службы, зачислялись в неслужилый разряд. В мирное время войско, кроме 3-х конных полков, продолжало содержать учебную сотню, которую упразднили только в 1880 г.
Выполняя приказ по военному ведомству 1875 г. №203 командующий войсками округа, он же войсковой наказный атаман, обращал особое внимание казачьего отдела штаба округа на следующие требования к отделам военного обучения казачьих полков, а именно на:
1. стрельбу на все дистанции;
2. быстроту седловки и выход в строй по тревоге, быстроту перехода из конного строя в пеший и обратно;
3. продолжительность движений быстрыми аллюрами;
4. рассыпной строй и лаву;
5. быстрое управление конем, находчивость и умение всадника применяться к местности;
6. аванпостную и разведочную службу.
Что касается индивидуального обучения казаков во время расположения сотен по квартирам, то они обучались грамоте, пониманию топографических карт, упражнениям на деревянном коне и боевым приемам с холодным оружием, сборке и разборке огнестрельного оружия, теории стрельбы и стрельбе боевыми патронами, правильной седловке, одиночной езде (с обращением внимания не на красоту посадки, а на крепость и смелость езды и управления лошадью), скачке через искусственные и натуральные препятствия и езде по неровной местности, плаванию через реки, стрельбе верхом (на скаку) боевыми патронами в мишень, на скаку – рубке и уколу чучел, джигитовке, сотенным построениям, упражнениям в сторожевой и разведывательной службе, засадам и т.д. С целью усовершенствования в стрельбе, развития наездничества и поощрения к содержанию хороших строевых лошадей для казаков были установлены ежегодные состязания в стрельбе и скачке.
«Благодаря природной сметливости казаков, воинское образование их следует признать весьма хорошим. Почти все казаки имеют бодрый воинский вид, ловки в движениях и крепки на лошади. Одиночное образование вполне достаточно, на заданные вопросы отвечают быстро и толково. Знание винтовки – полное, рубка чучел и приемы шашками быстры, верны и отчетливы. Сомкнутый конный строй везде хорош, эволюция и ломка фронта быстры, лошади набеганы», – отмечал командующий войсками того времени генерал Колпаковский.
5-го июля 1880 г. было Высочайше одобрено новое Положение о военной службе казаков Сибирского казачьего войска, которое уже не менялось до момента его ликвидации в 1920 году. Согласно Положения весь служилый состав войска разделялся на 3 разряда: приготовительный – срок нахождения в котором устанавливался на 3 года; строевой – 12 лет и запасной – 5 лет, в всего 20 лет. В приготовительный разряд зачислялись все казачьи малолетки. В первый год они освобождались от всех личных повинностей и приготовляли все необходимое для службы. После в течение 2-х лет обучались в своих станицах. По достижении 21-го года казаки зачислялись в строевой разряд и командировались на службу в первоочередные полки войска на 4 года. После возвращения в станицы они зачислялись в состав полков 2-й, а еще через 4 года – 3-й очереди. Во время состояния в полках 2-й и 3-й очереди казаки собирались в лагерные сборы на 3 недели: во 2-й очереди – в последние 3 года, в 3-й – 1 раз на 3-й год. В 33 года казаки причислялись в запас на 5 лет с освобождение в мирное время от действительной службы и учебных сборов. В 38 лет казаки увольнялись в отставку, но до 48 лет, при необходимости, могли быть призваны в войсковое ополчение.
Положение 1880 года имело следствием введения новых правил, инструкций и программ подготовки к военной службе казаков приготовительного разряда. Также казаки получали отсрочки и льготы по образованию при прохождении срочной военной службы. Все казаки разделялись на три разряда, причем обязательный срок действительной службы назначался:
1. окончившим первый курс в учебных заведениях 1-го разряда, или окончившим курс шести классов гимназий или реальных училищ или 2-го класса духовных семинарий, а также выдержавших соответствующее одному из этих курсов испытание (экзамен) – 1 год;
2. выдержавшим испытание по программе, установленной для приёма вольноопределяющихся второго разряда на службу в регулярные войска –2 года;
3. окончившим курс в учебных заведениях второго разряда, или выдержавшим соответственное испытание – 3 года.
Были и другие стимулы.
Военный министр генерал-лейтенант Куропаткин в своём отчёте об осмотре войск, управлений и учреждений Сибирского военного округа в 1899 г. сделал вывод: казачьи части представлялись в лучшем виде, нежели можно было ожидать.
Такие прекрасные боевые качества лучшей в мире конницы – казачьих войск – приобретались ими из поколения в поколения, воспитывались с раннего детства и совершенствовались в течение всей службы. Служба же казаков-одностаничников в одной сотне и полку, знавших друг друга с детства, связанных родственными узами, обусловливала в казачьих войсках высокую дисциплину, храбрость, готовность пожертвовать своею жизнью друг за друга. Казачьи войска не знали трусости, измены, сдачи в плен противнику, предательства, побегов со службы, нарушений воинской дисциплины.
_______________________________________
P.S. Господа, у меня к вам почтительнейшая просьба: Если вы обладаете интересными материалами об образовании в Сибирском казачьем войске в 20 веке (включая историю казачьей эмиграции в Китае), прошу вас поделиться со мной источниками и ссылками на литературу. С вашей помощью надеюсь закончить составление данного исторического очерка.
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- akutnik70
- Не в сети
07 июнь 2011 00:12 #997
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Программа "Патриот". Система воспитания казачат
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- akutnik70
- Не в сети
27 июнь 2011 15:11 #1324
от akutnik70
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
Казаки прославили себя не суетным писанием о себе /Кунгурская летопись/
- bgleo
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2124
- Репутация: 106
- Спасибо получено: 5439
21 мая 2013 09:36 #14277
от bgleo
С уважением, Борис Леонтьев
Казаком родиться нужно,
Нужно стать и нужно быть,
А не только лишь наружно
В казака себя рядить.
Ты в казачии «богатства»
Наряжаться не спеши:
Казаков святое братство -
Состояние души.
В казака впиталась воля
С материнским молоком,
Он еще мальцом в подоле
Становился казаком.
Чтобы жить законом Круга,
Стариков и женщин чтить,
Чтобы голову за друга,
Если надо, положить….
Без папахи и без чуба,
И без шашки на боку
Соблюдать себя сугубо
Подобает казаку:
Быть достойным, а не гордым,
Милосердным, а не злым.
Стать грозою вражьим ордам
И опорою - родным….
Казаком будь в полной мере,
Этим званьем дорожи,
Православной нашей вере
И Отечеству служи!
Казачий полковник А.П.Крючков
Взято с ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТАЛ АКМОЛИНСКОГО ОТДЕЛА СКСК
Нужно стать и нужно быть,
А не только лишь наружно
В казака себя рядить.
Ты в казачии «богатства»
Наряжаться не спеши:
Казаков святое братство -
Состояние души.
В казака впиталась воля
С материнским молоком,
Он еще мальцом в подоле
Становился казаком.
Чтобы жить законом Круга,
Стариков и женщин чтить,
Чтобы голову за друга,
Если надо, положить….
Без папахи и без чуба,
И без шашки на боку
Соблюдать себя сугубо
Подобает казаку:
Быть достойным, а не гордым,
Милосердным, а не злым.
Стать грозою вражьим ордам
И опорою - родным….
Казаком будь в полной мере,
Этим званьем дорожи,
Православной нашей вере
И Отечеству служи!
Казачий полковник А.П.Крючков
Взято с ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТАЛ АКМОЛИНСКОГО ОТДЕЛА СКСК
С уважением, Борис Леонтьев
Спасибо сказали: Patriot, Светлана, Нечай, Андрей Машинский, Полуденная
- Нечай
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 5941
- Репутация: 146
- Спасибо получено: 14968
04 нояб 2013 10:06 #17095
от Нечай
Материал взят с интернета, не столько о сибиряках, но интересно. Надеюсь, понравится.
Воспитание казака
У каждого новорожденного казака или казачки, помимо кровных отца да матери, были крёстный отец и крёстная мать. О выборе крёстных кровные родители заботились заранее. Это не должны были быть родственники (как принято сейчас). Крёстного подбирал отец – это должен быть человек надёжный (кунак, односум, побратим и т.п.), у которого было чему поучиться. Это он в первую очередь формировал дух казака. И немаловажный фактор и крёстный отец и крёстная мать должны быть способны участвовать в воспитании ребёнка – жить недалеко от крестника (крестницы).
Крёстную подыскивала кровная мать из числа своих подруг (желательно хотя бы немного старше её возраста).
Если в семье родился казак, то основная нагрузка ложилась на крёстного – он делал из казака воина. Главная же задача крёстной матери в этом случае состояла в том, чтобы сформировать в казаке отношение к девушке-казачке, как к жене, матери и хозяйке.
Если же родилась казачка, то основную роль выполняла крёстная. Она формировала из девочки женщину-казачку, как умеющую ждать жену, терпеливую мать и добрую хозяйку. Крёстный в данном случае формировал в казачке отношение к казаку, как к воину-защитнику, как к мужу, отцу и главе семьи.
После рождения. Ребёнка особо не торопились распеленовывать. Побыстрее научить его двигать ручками и ножками – была не самоцель. Ребёнок должен сначала увидеть и осознать неизвестный ему предмет, а уж потом потрогать, «взять на зубок».
В дальнейшем процесс «увидел-осознал-сделал» ускорялся. Именно так поступает казак в критической ситуации. И нет паники и ненужных движений, потому что сначала оценил, а потом сделал.
После крестин казачонку клали шашку (кинжал) либо пулю (раньше стрелу), что называется «на зубок». И наблюдали за его реакцией: если начнёт с ней играть – добрый будет казак, если же расплачется – есть над чем задуматься.
Далее, мальца всегда старались окружать именно теми вещами, которые являлись непременными атрибутами жизни казаков.
Вообще, подобные «гадания» проводились на протяжении всего времени обучения-воспитания казака. Сейчас это назвали бы «тестами». Поэтому у казаков было принято так: сначала казачонка ставили в определённые условия, далее, смотрели на его реакцию, выявляли недостатки и достоинства, и уже потом начинали его корректировать и вырабатывать необходимые навыки и качества.
При подобном подходе нарабатывалась и скорость мышления, и адекватная реакция на внезапно изменившуюся обстановку и появление чего-то нового. Всё это постоянно ускорялось во времени.
А таких «тестов-гаданий» было очень много. Были общепринятые, и были родовые. В каждом роду свои.
Когда казачонку исполнялся год, его вели к первому причастию. В год у казачонка многое было впервые. Впервые его одного сажали на коня, надевали на него отцовскую шашку, отец брал коня по уздцы и проводил его по двору.
И ещё один обряд совершался в год от рождения. Собирались все мужчины рода и вели мальца на священное место своей станицы (или хутора). У донцов оно называлось «урочищем», у черноморцев «кругликом».
Первые шаги в обучении и воспитании делались в семье. Вся система, если её можно так назвать, строилась именно на родовых и товарищеских принципах существования.
Весь процесс развития казака строился по спирали. Каждый виток в ней – это замкнутый цикл, и занимал он определённый возрастной период.
Следующий круг начинался с того же, но на новом качественном уровне.
Каждый из этих уровней включал в себя физическое, интеллектуальное и нравственное (духовное) развитие. В зависимости от возраста одна из этих категорий была главенствующей, а остальные, как бы сопутствующие.
Знаю, что физическое развитие было основным в возрасте от 8 лет (в некоторых семьях от 7 лет) и до 12 лет.
(Современным детям наверное стоит пару-тройку лет накинуть. Сравните: 200 лет назад казак начинал боевые походы с 16 лет, а сейчас юноши-мужчины и к 20 годам не все готовы к испытаниям).
До 7-8 лет казачонок жил на женской половине куреня.
В этот момент воспитание шло и от женской части семьи и от мужской. В основном в его основе лежала наглядность. И главное здесь – личный пример старших и погружение мальца в соответствующую среду.
А что в себя включала именно казачья среда обитания для казачонка? На стене в курене шашка отцовская (или дедовская). Нагайки у двери и в руках казаков. Лампасы, папахи, фуражки на близких мальцу людях. Кресты и медали на груди деда, отца, дядьки или крёстного. Кони. Кони везде, у себя на базу, на улице, у соседей, в степи за станицей…
И, естественно, вопросы: что это и зачем это (ведь малец изучает мир сразу с казачьего окружения, а не как сейчас с «диснеевского»).
И ответы старших на них: лампас – это символ казака, шашка это наше казачье оружие и символ казачьей воли, конь – это друг и товарищ казака, кресты и медали – это отличие за участие и подвиги в военных компаниях.
А ещё сказки на ночь, о том, как казаки побеждают ведьм и чудищ несусветных, и как с честью выходят из той или иной ситуации.
А ещё песни, которые казаки и казачки постоянно поют. О славе казачьей, былых походах, битвах и героях.
А ещё пословицы и поговорки из уст старших. Станичные праздники, где казаки и казачки поют, пляшут – кто лучше. Состязания в кулачках, в стрельбе, в скачках и джигитовке, в фехтовании.
Всё это перед глазами мальца-казачонка. Всё это формирует в нём причастность именно к этой группе людей. К СВОИМ.
В этот период мужчины следили за тем, как формируется казачонок. Женщинам всё меньше позволяли сюсюкаться с ним: «Не портьте, бабы, казака!» Если где-то ушибся и заплакал, то поучали: «Не плач, ты же казак, а казак не плачет!»
И тогда в казачонке постепенно складывалось убеждение, что то, о чём поют и что говорят старшие, то они и делают, такие же поступки и совершают. И это всё настоящее. И так же будет поступать он сам.
Видимо существует определённый образ Казака, идеального Казака, на основе которого сложилась вся казачья культура бытия, ну и конечно воспитания.
У запорожских-черноморских казаков это похоже Казак Мамай. У донских казаков имени либо вовсе не было, либо оно не сохранилось. Но образ существует.
Небольшое философское отступление:
Если попробовать интуитивно сравнить образы Первого Запорожца и Первого Донца, то большой разницы мы не увидим. Отличия прослеживаются лишь в том, что у Запорожца большая тяга к Воли (свободе) и больше в нём печали. (Печаль понятна – разгон Сечи, многие переселения с родной земли…). Да, ещё одно отличие есть. У Запорожца большая тяга к товарищескому способу проживания. У Донца – к семейно-родовому.
Ну и, ко всему прочему, игру на улице со сверстниками. Игры были устоявшиеся веками, и естественно направленные на развитие казачат. Практически все они проходили под присмотром станичных (хуторских) стариков, которые строго следили за поведением каждого из казачат. И в том случае, если кто-то вёл себя недостойно, старики вдохновенно наставляли и поправляли нерадивого.
С 8 лет казачонка переселяли в мужскую половину куреня. В это время снова проводился обряд в урочище. С этого же времени казачонок учился владеть нагайкой.
Вообще, нагайка предмет очень символичный для казаков и очень древний. С ней связана и легенда о Егории Храбром, и ещё более древние легенды о змееборцах. Кстати, казаки раньше никогда не выясняли отношения между собой кулаками. Говорят, боялись поубивать друг друга. А вот нагайками частенько охаживали друг друга в пылу спора.
С этого же времени казачонка начинали приглашать на «беседы».
Основным моментом в воспитании казака в данный период являлось следующее: научить его справляться с собственным страхом в любых его проявлениях. И, наблюдая реакцию казачонка, старшие говорили: «Не бойся, казак ничего не боится!», «Терпи, казак, атаманом будешь!»
Существовало множество игр-упражнений для развития казачат. Упражнения естественно не в том виде, в каком мы их понимаем. Это скорее упражнения-тесты. Они выявляли наличие того или иного качества либо навыка у казачат. И казачата делали эти тесты-игры, соревнуясь между собой (играя). И в эти игры казаки играли чуть ли не всю свою жизнь.
В 12 лет процесс физического обучения в основном завершался. Именно обучения, но не развития. С 12 лет казачонка приучали к боевому оружию – шашке (кинжалу).
Про Спас (казачью систему выживания) скажу словами одного из казаков.
Казаки народ родовой с твёрдыми правилами поведения, как в семье, так и в обществе.
Начало вхождения ребёнка-казака в Спас начиналось с его крещения. В этот момент у него появлялись его духовные родители – крестный и крестная!
По мере возрастания задачи Спаса усложнялись, но основным направлением воспитания молодого казака или казачки было не физическим, а духовным. Только через понятие духовности молодые казаки снова и снова возвращались к физическому развитию. Без молитвы и понятий Бога жизнь казаков как раньше, так и сейчас не ставилась.
В самом Спасе приёмов как таковых нет, нет и весовых категорий.
Пословица – «Казак не тот, кто победил, а тот, кто вывернулся – спасся!»
— Именно Спасся!..
То есть «Спас».
В Спасе, когда человек уже готов к первому уровню есть только два принципиальных действия соединяющиеся в одно:
1) очень быстрое мышление на принятие единственно-правильного решения;
2) очень быстрое действие на выполнение единственно-правильного решения, для противника порой даже не заметного.
При достижении второго и третьего уровней Спаса у молодого казака развивают интуицию. Это шестое чувство воина есть практически самое главное. Оно помогает казаку-человеку как в мирской битве, так и в духовной. Он всегда отличает подлеца от честного человека. Настоящая схватка всегда скоротечна, но подготовка к ней долгая. Подготовленный человек выигрывает её ещё до схватки!..
Первое, что необходимо в воспитании неказачьего молодого поколения, это воспитание умения управления собственным страхом. Человек изжить страх не может, так как он необходим для сохранения его жизни. Но управлять страхом можно.
При этом отсутствует какая-либо психомобилизация.
Основной критерий человека, занимающегося Спасом, это нравственность. Вначале это не ощущается, но с увеличением скорости мышления данный критерий непросто ощущается. Он начинает присутствовать сначала на каждой тренировке, а затем и в самой жизни человека. Человек начинает понимать, что он ведомое существо в данной системе мироздания. Что без диалога с Богом в другие уровни Спаса он не сможет войти, если его моральный образ низок. Тот, кто пытается применить тут хитрость быстро убеждается в этих предупреждениях. Эти люди начинают приобретать сначала небольшие, а затем всё серьёзнее травмы. Вплоть до разрыва мышц.
Одни, поняв происходящее, начинают другую жизнь, где Спас становится одним из показателей правильности поведения. Другие же просто прекращают заниматься Спасом. Им становится понятно – на чьей они стороне.
О роли отца и роли крёстного в воспитании.
С 8 лет главная роль принадлежала крёстному. Именно он по большому счёту обучал мальца казачьей науке. Но кровный отец был как бы руководителем этого процесса. Крёстный и кровный отцы как бы дополняли друг друга. Родной отец мог быть излишне мягок в отношении своего сына. Крёстный же мог быть излишне суров. Поэтому родной отец останавливал крёстного, когда дело могло принять опасный оборот, а крёстный не давал отцу жалеть сына.
Пример процесса обучения видения летящей пули:
— проводится на изгибе реки, стрелок (крёстный) находится в 80-100 шагах от казака с сыном,
— в 10-15 шагах от наблюдающих за выстрелом находится мишень,
— по сигналу отца крёстный производит выстрел в мишень, казачонок должен заметить пролетающую пулю.
С 12 до 16 лет – ещё один цикл в воспитании казака. И опять же он начинался и заканчивался обрядами в урочище.
С 12 лет казачонка начинали водить на круг (сход) и другие общественно значимые мероприятия. Его основная задача – смотреть и запоминать.
И в 16 лет по готовности казака его ждало более серьёзное испытание – в основном это была охота на хищника (волка, кабана и пр.).
И вот после такого воспитания и обучения получался «матёрый казачина». Правда есть одно уточнение: «матёрый» казак появлялся в третьем поколении. Естественно, если первое и второе поколения были тщательно подготовлены и выжили в битвах и сражениях.
А что мог из себя представлять такой казак, лучше описать художественно:
…Из леса вышли в рассыпную австрийцы. Человек тридцать. Винтовки на перевес. Офицер с обнажённым палашом верхом на коне. На поляне по колено трава, начинающая желтеть от знойного августовского солнца. Австрийцы отошли от опушки леса шагов на пятьдесят.
Вдруг произошло непонятное. Из под коня вылетело что-то необычное чёрно-зелёного оттенка, вышибло офицера из седла, провернулось волчком над упавшим, поблёскивая то ли клыками, то ли зубами, и врезалось в гущу оцепеневших солдат. Разобрать что это было невозможно, потому что это нечто всё время двигалось и вертелось вьюном в невообразимых плоскостях.
Находящиеся с краю австрийцы начали приходить в себя и изготавливаться для стрельбы, забыв, что это не спасёт их товарищей, так как вертящаяся масса была в самом центре подразделения, оставляя за собой переломленные и окровавленные тела австрийских солдат.
Но вдруг с левого фланга метнулся ещё один неясный силуэт. Он пронёсся перед изготовившимися к стрельбе настолько быстро, что никто не смог уловить его очертания. Да и вообще не смог больше ничего увидеть в этой жизни, потому что силуэт двигался грохоча и огрызаясь огнём.
Больше всех повезло четверым солдатам. Они, толкаемые своим страхом вовремя уронили свои винтовки, и теперь наблюдали страшную картину: в центре лежали вповалку, как после смерча полтора десятка человек со страшными колото-резанными ранами; ещё человек семь бездыханно лежали со стороны леса с огнестрельными ранами; а по бокам уцелевшей четвёрки застыли двое – причина всего произошедшего. Одеты оба были в низкие чёрные бараньи шапки с защитным верхом, в гимнастёрки и шаровары того же цвета и невиданные солдатами ранее сапоги с шерстяной ступнёй и голенищем из тонкой кожи. В руках у одного было два длинных кинжала, у другого – два револьвера.
А лица этих неизвестных… Глаза – у обоих на выкате – не выражали ни злости, ни ненависти. Солдаты прочитали в них только одно – это пришла смерть, ведомая самим Всевышним.
После всего этого послушнее военнопленных, чем эти четверо не смог бы, наверное, никто найти на всём русско-германском фронте…
Конечно, такое воспитание было не во всех казачьих семьях, и я так подозреваю к 1914 году оставались очень немногие семьи где всё это жило. Но, чем древнее был род, тем тщательнее и обширнее было воспитание. И сами казаки не всегда вдавались в суть этого процесса – как их самих учили, так и они учат. Предки завещали!
Вот примерно всё, что могу сказать по этому вопросу. Я попробовал описать общую канву воспитания казака. Остальное, как говорится, нюансы. У кого есть что добавить – будет очень хорошо. Потому что пришло время по крупицам восстанавливать нашу казачью культуру. И первым делом необходимо восстановить культуру воспитания казачат. Потому как они – будущее казачества. И что мы в них заложим, то и получится потом.
Как говорил один старик-казак: «Казаков много не бывает, но мало не покажется!»
Воспитание казака
У каждого новорожденного казака или казачки, помимо кровных отца да матери, были крёстный отец и крёстная мать. О выборе крёстных кровные родители заботились заранее. Это не должны были быть родственники (как принято сейчас). Крёстного подбирал отец – это должен быть человек надёжный (кунак, односум, побратим и т.п.), у которого было чему поучиться. Это он в первую очередь формировал дух казака. И немаловажный фактор и крёстный отец и крёстная мать должны быть способны участвовать в воспитании ребёнка – жить недалеко от крестника (крестницы).
Крёстную подыскивала кровная мать из числа своих подруг (желательно хотя бы немного старше её возраста).
Если в семье родился казак, то основная нагрузка ложилась на крёстного – он делал из казака воина. Главная же задача крёстной матери в этом случае состояла в том, чтобы сформировать в казаке отношение к девушке-казачке, как к жене, матери и хозяйке.
Если же родилась казачка, то основную роль выполняла крёстная. Она формировала из девочки женщину-казачку, как умеющую ждать жену, терпеливую мать и добрую хозяйку. Крёстный в данном случае формировал в казачке отношение к казаку, как к воину-защитнику, как к мужу, отцу и главе семьи.
После рождения. Ребёнка особо не торопились распеленовывать. Побыстрее научить его двигать ручками и ножками – была не самоцель. Ребёнок должен сначала увидеть и осознать неизвестный ему предмет, а уж потом потрогать, «взять на зубок».
В дальнейшем процесс «увидел-осознал-сделал» ускорялся. Именно так поступает казак в критической ситуации. И нет паники и ненужных движений, потому что сначала оценил, а потом сделал.
После крестин казачонку клали шашку (кинжал) либо пулю (раньше стрелу), что называется «на зубок». И наблюдали за его реакцией: если начнёт с ней играть – добрый будет казак, если же расплачется – есть над чем задуматься.
Далее, мальца всегда старались окружать именно теми вещами, которые являлись непременными атрибутами жизни казаков.
Вообще, подобные «гадания» проводились на протяжении всего времени обучения-воспитания казака. Сейчас это назвали бы «тестами». Поэтому у казаков было принято так: сначала казачонка ставили в определённые условия, далее, смотрели на его реакцию, выявляли недостатки и достоинства, и уже потом начинали его корректировать и вырабатывать необходимые навыки и качества.
При подобном подходе нарабатывалась и скорость мышления, и адекватная реакция на внезапно изменившуюся обстановку и появление чего-то нового. Всё это постоянно ускорялось во времени.
А таких «тестов-гаданий» было очень много. Были общепринятые, и были родовые. В каждом роду свои.
Когда казачонку исполнялся год, его вели к первому причастию. В год у казачонка многое было впервые. Впервые его одного сажали на коня, надевали на него отцовскую шашку, отец брал коня по уздцы и проводил его по двору.
И ещё один обряд совершался в год от рождения. Собирались все мужчины рода и вели мальца на священное место своей станицы (или хутора). У донцов оно называлось «урочищем», у черноморцев «кругликом».
Первые шаги в обучении и воспитании делались в семье. Вся система, если её можно так назвать, строилась именно на родовых и товарищеских принципах существования.
Весь процесс развития казака строился по спирали. Каждый виток в ней – это замкнутый цикл, и занимал он определённый возрастной период.
Следующий круг начинался с того же, но на новом качественном уровне.
Каждый из этих уровней включал в себя физическое, интеллектуальное и нравственное (духовное) развитие. В зависимости от возраста одна из этих категорий была главенствующей, а остальные, как бы сопутствующие.
Знаю, что физическое развитие было основным в возрасте от 8 лет (в некоторых семьях от 7 лет) и до 12 лет.
(Современным детям наверное стоит пару-тройку лет накинуть. Сравните: 200 лет назад казак начинал боевые походы с 16 лет, а сейчас юноши-мужчины и к 20 годам не все готовы к испытаниям).
До 7-8 лет казачонок жил на женской половине куреня.
В этот момент воспитание шло и от женской части семьи и от мужской. В основном в его основе лежала наглядность. И главное здесь – личный пример старших и погружение мальца в соответствующую среду.
А что в себя включала именно казачья среда обитания для казачонка? На стене в курене шашка отцовская (или дедовская). Нагайки у двери и в руках казаков. Лампасы, папахи, фуражки на близких мальцу людях. Кресты и медали на груди деда, отца, дядьки или крёстного. Кони. Кони везде, у себя на базу, на улице, у соседей, в степи за станицей…
И, естественно, вопросы: что это и зачем это (ведь малец изучает мир сразу с казачьего окружения, а не как сейчас с «диснеевского»).
И ответы старших на них: лампас – это символ казака, шашка это наше казачье оружие и символ казачьей воли, конь – это друг и товарищ казака, кресты и медали – это отличие за участие и подвиги в военных компаниях.
А ещё сказки на ночь, о том, как казаки побеждают ведьм и чудищ несусветных, и как с честью выходят из той или иной ситуации.
А ещё песни, которые казаки и казачки постоянно поют. О славе казачьей, былых походах, битвах и героях.
А ещё пословицы и поговорки из уст старших. Станичные праздники, где казаки и казачки поют, пляшут – кто лучше. Состязания в кулачках, в стрельбе, в скачках и джигитовке, в фехтовании.
Всё это перед глазами мальца-казачонка. Всё это формирует в нём причастность именно к этой группе людей. К СВОИМ.
В этот период мужчины следили за тем, как формируется казачонок. Женщинам всё меньше позволяли сюсюкаться с ним: «Не портьте, бабы, казака!» Если где-то ушибся и заплакал, то поучали: «Не плач, ты же казак, а казак не плачет!»
И тогда в казачонке постепенно складывалось убеждение, что то, о чём поют и что говорят старшие, то они и делают, такие же поступки и совершают. И это всё настоящее. И так же будет поступать он сам.
Видимо существует определённый образ Казака, идеального Казака, на основе которого сложилась вся казачья культура бытия, ну и конечно воспитания.
У запорожских-черноморских казаков это похоже Казак Мамай. У донских казаков имени либо вовсе не было, либо оно не сохранилось. Но образ существует.
Небольшое философское отступление:
Если попробовать интуитивно сравнить образы Первого Запорожца и Первого Донца, то большой разницы мы не увидим. Отличия прослеживаются лишь в том, что у Запорожца большая тяга к Воли (свободе) и больше в нём печали. (Печаль понятна – разгон Сечи, многие переселения с родной земли…). Да, ещё одно отличие есть. У Запорожца большая тяга к товарищескому способу проживания. У Донца – к семейно-родовому.
Ну и, ко всему прочему, игру на улице со сверстниками. Игры были устоявшиеся веками, и естественно направленные на развитие казачат. Практически все они проходили под присмотром станичных (хуторских) стариков, которые строго следили за поведением каждого из казачат. И в том случае, если кто-то вёл себя недостойно, старики вдохновенно наставляли и поправляли нерадивого.
С 8 лет казачонка переселяли в мужскую половину куреня. В это время снова проводился обряд в урочище. С этого же времени казачонок учился владеть нагайкой.
Вообще, нагайка предмет очень символичный для казаков и очень древний. С ней связана и легенда о Егории Храбром, и ещё более древние легенды о змееборцах. Кстати, казаки раньше никогда не выясняли отношения между собой кулаками. Говорят, боялись поубивать друг друга. А вот нагайками частенько охаживали друг друга в пылу спора.
С этого же времени казачонка начинали приглашать на «беседы».
Основным моментом в воспитании казака в данный период являлось следующее: научить его справляться с собственным страхом в любых его проявлениях. И, наблюдая реакцию казачонка, старшие говорили: «Не бойся, казак ничего не боится!», «Терпи, казак, атаманом будешь!»
Существовало множество игр-упражнений для развития казачат. Упражнения естественно не в том виде, в каком мы их понимаем. Это скорее упражнения-тесты. Они выявляли наличие того или иного качества либо навыка у казачат. И казачата делали эти тесты-игры, соревнуясь между собой (играя). И в эти игры казаки играли чуть ли не всю свою жизнь.
В 12 лет процесс физического обучения в основном завершался. Именно обучения, но не развития. С 12 лет казачонка приучали к боевому оружию – шашке (кинжалу).
Про Спас (казачью систему выживания) скажу словами одного из казаков.
Казаки народ родовой с твёрдыми правилами поведения, как в семье, так и в обществе.
Начало вхождения ребёнка-казака в Спас начиналось с его крещения. В этот момент у него появлялись его духовные родители – крестный и крестная!
По мере возрастания задачи Спаса усложнялись, но основным направлением воспитания молодого казака или казачки было не физическим, а духовным. Только через понятие духовности молодые казаки снова и снова возвращались к физическому развитию. Без молитвы и понятий Бога жизнь казаков как раньше, так и сейчас не ставилась.
В самом Спасе приёмов как таковых нет, нет и весовых категорий.
Пословица – «Казак не тот, кто победил, а тот, кто вывернулся – спасся!»
— Именно Спасся!..
То есть «Спас».
В Спасе, когда человек уже готов к первому уровню есть только два принципиальных действия соединяющиеся в одно:
1) очень быстрое мышление на принятие единственно-правильного решения;
2) очень быстрое действие на выполнение единственно-правильного решения, для противника порой даже не заметного.
При достижении второго и третьего уровней Спаса у молодого казака развивают интуицию. Это шестое чувство воина есть практически самое главное. Оно помогает казаку-человеку как в мирской битве, так и в духовной. Он всегда отличает подлеца от честного человека. Настоящая схватка всегда скоротечна, но подготовка к ней долгая. Подготовленный человек выигрывает её ещё до схватки!..
Первое, что необходимо в воспитании неказачьего молодого поколения, это воспитание умения управления собственным страхом. Человек изжить страх не может, так как он необходим для сохранения его жизни. Но управлять страхом можно.
При этом отсутствует какая-либо психомобилизация.
Основной критерий человека, занимающегося Спасом, это нравственность. Вначале это не ощущается, но с увеличением скорости мышления данный критерий непросто ощущается. Он начинает присутствовать сначала на каждой тренировке, а затем и в самой жизни человека. Человек начинает понимать, что он ведомое существо в данной системе мироздания. Что без диалога с Богом в другие уровни Спаса он не сможет войти, если его моральный образ низок. Тот, кто пытается применить тут хитрость быстро убеждается в этих предупреждениях. Эти люди начинают приобретать сначала небольшие, а затем всё серьёзнее травмы. Вплоть до разрыва мышц.
Одни, поняв происходящее, начинают другую жизнь, где Спас становится одним из показателей правильности поведения. Другие же просто прекращают заниматься Спасом. Им становится понятно – на чьей они стороне.
О роли отца и роли крёстного в воспитании.
С 8 лет главная роль принадлежала крёстному. Именно он по большому счёту обучал мальца казачьей науке. Но кровный отец был как бы руководителем этого процесса. Крёстный и кровный отцы как бы дополняли друг друга. Родной отец мог быть излишне мягок в отношении своего сына. Крёстный же мог быть излишне суров. Поэтому родной отец останавливал крёстного, когда дело могло принять опасный оборот, а крёстный не давал отцу жалеть сына.
Пример процесса обучения видения летящей пули:
— проводится на изгибе реки, стрелок (крёстный) находится в 80-100 шагах от казака с сыном,
— в 10-15 шагах от наблюдающих за выстрелом находится мишень,
— по сигналу отца крёстный производит выстрел в мишень, казачонок должен заметить пролетающую пулю.
С 12 до 16 лет – ещё один цикл в воспитании казака. И опять же он начинался и заканчивался обрядами в урочище.
С 12 лет казачонка начинали водить на круг (сход) и другие общественно значимые мероприятия. Его основная задача – смотреть и запоминать.
И в 16 лет по готовности казака его ждало более серьёзное испытание – в основном это была охота на хищника (волка, кабана и пр.).
И вот после такого воспитания и обучения получался «матёрый казачина». Правда есть одно уточнение: «матёрый» казак появлялся в третьем поколении. Естественно, если первое и второе поколения были тщательно подготовлены и выжили в битвах и сражениях.
А что мог из себя представлять такой казак, лучше описать художественно:
…Из леса вышли в рассыпную австрийцы. Человек тридцать. Винтовки на перевес. Офицер с обнажённым палашом верхом на коне. На поляне по колено трава, начинающая желтеть от знойного августовского солнца. Австрийцы отошли от опушки леса шагов на пятьдесят.
Вдруг произошло непонятное. Из под коня вылетело что-то необычное чёрно-зелёного оттенка, вышибло офицера из седла, провернулось волчком над упавшим, поблёскивая то ли клыками, то ли зубами, и врезалось в гущу оцепеневших солдат. Разобрать что это было невозможно, потому что это нечто всё время двигалось и вертелось вьюном в невообразимых плоскостях.
Находящиеся с краю австрийцы начали приходить в себя и изготавливаться для стрельбы, забыв, что это не спасёт их товарищей, так как вертящаяся масса была в самом центре подразделения, оставляя за собой переломленные и окровавленные тела австрийских солдат.
Но вдруг с левого фланга метнулся ещё один неясный силуэт. Он пронёсся перед изготовившимися к стрельбе настолько быстро, что никто не смог уловить его очертания. Да и вообще не смог больше ничего увидеть в этой жизни, потому что силуэт двигался грохоча и огрызаясь огнём.
Больше всех повезло четверым солдатам. Они, толкаемые своим страхом вовремя уронили свои винтовки, и теперь наблюдали страшную картину: в центре лежали вповалку, как после смерча полтора десятка человек со страшными колото-резанными ранами; ещё человек семь бездыханно лежали со стороны леса с огнестрельными ранами; а по бокам уцелевшей четвёрки застыли двое – причина всего произошедшего. Одеты оба были в низкие чёрные бараньи шапки с защитным верхом, в гимнастёрки и шаровары того же цвета и невиданные солдатами ранее сапоги с шерстяной ступнёй и голенищем из тонкой кожи. В руках у одного было два длинных кинжала, у другого – два револьвера.
А лица этих неизвестных… Глаза – у обоих на выкате – не выражали ни злости, ни ненависти. Солдаты прочитали в них только одно – это пришла смерть, ведомая самим Всевышним.
После всего этого послушнее военнопленных, чем эти четверо не смог бы, наверное, никто найти на всём русско-германском фронте…
Конечно, такое воспитание было не во всех казачьих семьях, и я так подозреваю к 1914 году оставались очень немногие семьи где всё это жило. Но, чем древнее был род, тем тщательнее и обширнее было воспитание. И сами казаки не всегда вдавались в суть этого процесса – как их самих учили, так и они учат. Предки завещали!
Вот примерно всё, что могу сказать по этому вопросу. Я попробовал описать общую канву воспитания казака. Остальное, как говорится, нюансы. У кого есть что добавить – будет очень хорошо. Потому что пришло время по крупицам восстанавливать нашу казачью культуру. И первым делом необходимо восстановить культуру воспитания казачат. Потому как они – будущее казачества. И что мы в них заложим, то и получится потом.
Как говорил один старик-казак: «Казаков много не бывает, но мало не покажется!»
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Светлана, evstik
- денис
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 1183
- Репутация: 36
- Спасибо получено: 2694
05 нояб 2013 04:16 #17105
от денис
не хочу никого обидеть, но бред полнейший)) любят у нас легенды придумывать.
- Нечай
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 5941
- Репутация: 146
- Спасибо получено: 14968
05 нояб 2013 04:34 #17106
от Нечай
Все может быть...кое что преувеличено, но в чем-то,думаю, есть и смысл...
денис пишет: не хочу никого обидеть, но бред полнейший)) любят у нас легенды придумывать.
Все может быть...кое что преувеличено, но в чем-то,думаю, есть и смысл...
Спасибо сказали: Андрей Машинский
- Шиловъ
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 210
- Репутация: 35
- Спасибо получено: 852
05 нояб 2013 04:38 #17107
от Шиловъ
КАЗАКЪ СИБИРСКАГО КАЗАЧЬЯГО ВОЙСКА, ШИЛОВЪ
До "спаса" еще куда ни шло,но после соглашусь с мнением Дениса...
КАЗАКЪ СИБИРСКАГО КАЗАЧЬЯГО ВОЙСКА, ШИЛОВЪ